Geum.ru

Владимир Рубцов

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   29
  • Посмотри-ка, девочка, какого кита может в два счёта поймать заправский рыбак, — крикнул ей на бегу обрадованный своей добычей Глебо.
  • Смотри не лопни от гордости, хвастунишка, а то другие рыбы обидятся и не будут больше попадаться на твой крючок, какую бы хитрую наживку ты им не предлагал, — умерила Фела пыл разгорячённого своей победой юноши.
  • То ли ещё будет, старушка, вот увидишь! — не унимался Глебо, — Так и быть, разожгу костёр и испеку пирожок, а ты можешь тем временем погреть свои прозябшие старые косточки.


Ответом ему была очаровательная улыбка, вслед за которой раздался заразительно-звонкий девичий смех. Довольный собой, Глебо выпотрошил рыбу, промыл её и, завернув в кусок ткани от вездесущих мух, положил подальше от берега. Затем он отправился к дороге, накопал мечом красноватой глины, пласты которой виднелись у обочины, и вернулся обратно. Быстро соорудив костёр, он замесил на берегу глину и сделал из неё нечто похожее на две большие толстые лепёшки, в которые затем завернул посоленную рыбу, как в пирог и плотно залепил края. Как только костёр прогорел, оставив после себя жаркую россыпь переливающихся красноватых углей, Глебо закопал в них глиняный «пирог» с форелью. Примерно через полчаса они с Фелой отлично пообедали свежеиспечённой рыбой, розовое мясо которой оказалось нежным и необычайно вкусным. Это означало, что пока они будут двигаться вдоль реки, ни жажда, ни голод им не страшны.

Покончив с обедом, наши герои в очередной раз взвалили на плечи свои мешки и двинулись дальше. Солнце уже клонилось к закату, и они стали подумывать об удобном месте для ночлега. Пройдя около четырёх сатаров, они увидели, что дорога, следуя естественному изгибу ущелья, резко поворачивала направо. В этом месте справа от дороги была небольшая поляна, покрытая зелёной сочной травой вперемежку с мелкими полевыми цветами. Посередине полянки возвышался здоровый серый камень, напоминающий маленькую, чуть выше человеческого роста гору. На поверхности камня, обращённой к замурованному теперь входу в ущелье, виднелся истёртый временем рисунок, высеченный, по-видимому, ещё рукой древнего человека. На рисунке была изображена цепочка из трёх примитивных человеческих фигурок, размещённых вдоль извилистой линии. Первая фигурка изображала человечка с опущенными вдоль туловища руками, одна из его ног была занесена над линией, как будто он делал шаг. Извилистая линия, по которой шагал человечек, означала, скорее всего, дорогу. Следующая фигурка человечка была уже с крыльями, поднимающими его высоко над линией-дорогой. Последняя третья фигурка была точной копией первой.

Решив, что утро вечера мудренее, Глебо и Фела устроились на ночлег недалеко от загадочного камня. И действительно, ближайшее утро приготовило им поистине сказочный сюрприз.


12


Проснувшись утром, Глебо и Фела почувствовали, что хорошо отдохнули, не то, что в прошлый раз на берегу захудалой мутной речушки. День снова был солнечный и в то же время не жаркий. Есть почему-то совсем не хотелось. Они лишь сделали по несколько глотков из своих фляг и собрались двигаться дальше, решив по пути поискать на обед грибов и ягод. Постояв напоследок ещё немного перед древним рисунком на камне и поразмышляв над его смыслом, они вышли с полянки на дорогу и, не задумываясь ни о чём, уверенно зашагали по ней.

За поворотом, казалось, не было ничего необычного. Впереди всё также убегала вдаль жёлтая лента дороги, на склонах безмолвно возвышались исполинские кедры и ели, на ярко-голубом небе не было ни облачка. Птицы, как и вчера, мелодично перекликались между собой в лесу и стремительно носились в воздухе в погоне за насекомыми. Песчаная дорога мягко приглушала шаги и делала их шуршащими. Под тонким слоем песка твёрдая глина, так что идти было не трудно.

Вдруг на расстоянии примерно десяти-пятнадцати локтей перед путниками возникло нечто подобное призрачно колышущемуся мареву. Эта полупрозрачная дымка по форме напоминала арку и привлекала к себе внимание чем-то особенным. Позабыв о всякой опасности, возбуждённые своим открытием Глебо и Фела, разом рванулись вперёд. Их заплечные мешки глухо ударялись в спины в такт бегу, когда они буквально врезались в таинственное марево. Каково же было их удивление, когда какая-то неведомая сила вдруг подхватила их, словно пёрышки, и в мгновение ока швырнула сначала высоко вверх, а затем куда-то в сторону, после чего они оба упали на землю неизвестно где. Падая, они слегка ободрались о колючие ветви хвои. Когда ошарашенные Глебо и Фела немного пришли в себя от неожиданного полёта, до них сразу же дошёл смысл рисунка, который всего несколько минут назад они рассматривали на камне среди поляны. Сидя на земле, они сначала тупо смотрели друг на друга, а затем дружно расхохотались, обрадованные тем, что ещё легко отделались за свою неосторожность. Разве можно быть такими беспечными в Зоне Запрета, где одному лишь Уно известно о том, что с ними может приключиться в следующую минуту? Да, одному лишь Уно, потому что эта Зона закрыта для всех, кроме избранных. Вспомнив последние слова умирающего гура, они несколько успокоились, потому что оказались здесь не по своей прихоти, а исполняя закон Уно, обязательный для всех послушников. Если сам Уно устами их мудрого учителя повелел им искать здесь Оа Зиис, то бояться действительно нечего. С другой стороны, только что полученные царапины и шишки напомнили им о неминуемых испытаниях, которые, по-видимому, только что начались. Мало быть избранным, надо оказаться ещё и достойным, пройдя с честью все испытания, ниспосланные Богом.

Потерев ушибленные места и проверив всё ли с ними в порядке, ребята встали с земли, усыпанной толстым слоем сброшенной хвои вперемежку с шишками, и поблагодарили могучие сосны и ели за мягкую подстилку. Отряхнувшись и поправив заплечные мешки, они подумали, что в дальнейшем им следует быть более осмотрительными.

  • Полагаю, — начал первым Глебо, — теперь нам ясен смысл рисунка на камне, разгадка которого заняла не слишком много времени.
  • Да, куда меньше, чем мы с тобой ожидали, — ответила ему Фела, прикладывая кусочек целебного листа к небольшой, но очень назойливой своим пощипыванием ссадине на лбу.
  • Да, старушка, теперь-то всё ясно, как белый день, — продолжил Глебо. — Надо во что бы то ни стало постараться сберечь наши косточки, а то шагнёшь в предательское марево, и неведомая сила вмиг перенесёт тебя неизвестно куда. Например, почти на самую вершину этого склона, где мы сейчас находимся. Гляди, отсюда ещё видно нашу поляну с камнем, где мы ночевали. До неё теперь около трёх сатаров, лихо!
  • Я думаю, брат, не всё так плохо, как нам кажется, — задумчиво протянула девочка. — Смысл рисунка на камне теперь абсолютно ясен: шагнёшь в арку-марево и перенесёшься куда-либо. Мы с тобой уже попробовали, но, кажется, слишком поторопились. Надо попытаться найти ещё один проход и ступить в него медленно, шаг за шагом. Тогда, быть может, всё произойдёт не так резко, как в этот раз.
  • В твоих словах, сестра, есть доля истины, — ответил ей Глебо протяжным поучительным голосом, сделав серьёзное лицо и торжественно воздев к небу указующий перст.


Получилось очень смешно, и ребята пару минут смеялись над своим неожиданным приключением, вспоминая о том, как совершали стремительный перелёт. Но, как говорится, делу время, а потехе час, поэтому они стали спускаться со склона на дорогу. По пути им встретилось довольно много грибов, среди которых преобладали крепенькие боровички, хотя изредка попадались также лисички, маслята, чёрные и белые грузди. Помимо грибов они нашли густые заросли черники и голубики, прячущиеся в тени густых хвойных зарослей. Так что, спустившись со склона на дорогу, они уже не сомневались, что обед их, благодаря лесным дарам, будет необычайно вкусным. Но для обеда было ещё рановато, так что, пригубив воды из фляг, они двинулись по дороге дальше.

Следующее подрагивающее марево они заметили у обочины, пройдя всего четверть сатара. Умудрённые недавним опытом, они неспешно подошли к проходу и, взявшись за руки, сделали вперёд осторожный шаг. Всё получилось так, как думала Фела. Чьи то могучие невидимые десницы бережно подняла их в воздух и довольно быстро, но плавно перенесли на вершину противоположного склона на расстояние примерно трёх-четырёх сатаров от мерцающего прохода. Целые и невредимые они, не обращая на этот раз никакого внимания на ягоды и грибы, примерно за полчаса спустились со склона к реке, за которой виднелась всё та же песчаная дорога. Пройдя вдоль непоседливой речки около половины сатара, Глебо и Фела, к своему удивлению, увидели сразу три мерцающих арочных прохода. Два из них были на левом берегу реки, а один — на правом. Остановившись в нерешительности перед двумя едва различимыми проходами, они долго решали, в какой из них шагнуть на этот раз. Глебо рассудил, что надо идти в левый проход, так как они находятся на левом берегу реки. Фела просто не знала, какой из проходов выбрать, поэтому решила согласиться с Глебо. Взявшись как в прошлый раз за руки, они осторожно шагнули в левый из двух проходов и…, плавно отброшенные назад, очутились на том самом месте, где вошли в проход в прошлый раз. Уяснив, что совершили ошибку, наши герои решили, что настало самое время пообедать на речном берегу и немного собраться с мыслями.

Между тем солнце незаметно перевалило за полдень. Глебо, прихватив свою снасть, отправился ловить рыбу. Фела же пошла на склон ущелья за валежником. Натаскав достаточно сухих сучьев, она развела костёр и, коротая досуг, достала из своего мешка небольшой кусок пергамента и грифельный стержень. Устроив пергамент у себя на коленях, она умело и быстро набросала на нём план пройденного по дну ущелья пути, изобразив напоследок два арочных прохода, левый из которых перечеркнула крест-накрест. Теперь по этому плану любому стало бы ясно, что в левый проход соваться не следует. Быть может, этот план пригодится когда-нибудь другим путникам, а сейчас он нужен был им самим, чтобы не повторять ошибок в дальнейшем.

Вскоре вернулся Глебо с ещё живой форелью, и они быстро сварили в небольшом походном котелке аппетитную уху с грибами. Не хватало хлеба и лука, но они об этом даже не вспомнили, так как сильно проголодались, не позавтракав утром. После того, как уха была съедена, они растянулись на траве и принялись лакомиться лесными ягодами. За прошедшие часы они мало устали, так как благодаря таинственным полётам ходить им пришлось немного. Свежий прохладный воздух, вкусная грибная уха, ароматные сладкие ягоды, уединение на лоне благодатной природы незаметно сделали своё дело, и наши путешественники постепенно заснули прямо на земле, подложив под головы свои дорожные мешки. В этом не было ничего удивительного, хотя диковинными порой могут стать самые обыкновенные вещи, например камни. Но об этом речь пойдет впереди. А пока над задремавшими путниками высоко в небе безмолвно кружил одинокий горный орёл.


13


Таллий торжествовал. Ещё бы, сама судьба была на его стороне. Да что там, он и есть судьба, великая судьба империи. Казалось, совершив два непростительных промаха, он поставил под угрозу исполнение своих тайных замыслов. И что же? Ничего, всё прекрасно устроилось само собой. Тархан благополучно отдал концы, не проронив ни слова. Он со своими дружками-сектантами осмелился опутывать будущего властелина мира паутиной смехотворных суеверий. Хорош был советничек, ничего не скажешь. Туда ему и дорога вместе с его полоумными жрецами, тайными культами и ритуалами. Молодцы братья-каюмы, жрецы даже пикнуть не успели, как пирамида из их голов уже была выстроена на алтаре их эфемерного божества. Так что с Тарханом и его дружками, будь они не ладны, покончено раз и навсегда.

Другое дело Веро. Этот старый дурак вздумал сунуться к нему со своей вздорной страшилкой в тот самый момент, когда он величаво парил на исполинских крыльях мечты в самом эпицентре своей неистовой фантазии. Да, с Веро он допустил тогда досадную оплошность. Император Таллий умеет признавать свои ошибки, правда, лишь наедине с собой. Действительно, глупо было обнажать перед стариком свои истинные замыслы, в будущем ничего подобного больше не повторится. Уже в близком будущем. Но, как ни странно, судьба хранила его и на этот раз. Их встреча оказалась для старого святоши роковой, он отправился к праотцам в тот же самый день, позабыв, к тому же, рассказать кому-либо о том, что произошло между ними. Тем лучше, теперь правду об этом уже никто никогда не узнает.

Всё, больше он не совершит ни одной ошибки. Он проявит видимое смирение перед духовенством и отправится на защиту отечества, заручившись его благословением. Он сделает это всенародно, чтобы ни у кого из его подданных не осталось ни малейшего сомнения в праведности его поступков. Своё истинное мнение о мозгокрутах-священниках он до поры до времени оставит при себе. Сейчас, когда враг вплотную подступил к границе империи, совсем не время для внутренних разборок. Но придёт срок, и он ещё доберётся до этих пройдох-монахов с их Уно. Властелин мира не намерен делить свою власть ни с кем, даже с богом, которого нет.

Теперь, когда всё уже шло как по маслу, Таллий больше не сомневался в своём великом предназначении. Его гениальный план начал, наконец, исполняться с той беспощадной методичностью, с которой каюмы часами тренируют крепость своих рук и ног ударами по твёрдому дереву. Удар — и вся заевшаяся, развращённая бездельем дворцовая стража теперь трудится на лесоповале и строительстве его новых боевых галер. Ещё удар — и все избалованные безнаказанностью дорожные патрульные, посмевшие совершать поборы с торговцев от его имени и творить всякое другое беззаконие, теперь вкалывают, не покладая рук, бок о бок с его бывшими стражниками. Третий удар — и половина общего состояния его изнеженных знатных подданных уже в императорской казне. Никто и пикнуть не посмел. Четвёртый удар — и вся страна на военном положении, натянутая как болезненный нерв. Нигде, ни в одном уголке империи никто больше не распускает грязных слухов, будто бы император изверг, попиратель законов и идолопоклонник. Всё это разом позабыто перед лицом всеобщей опасности.

Да, застоялась империя. Она как заросшая река, где одна муть, нет течения и совсем не видно чистой воды, где некогда живительные струи незаметно превратились в затхлое болото. Ничего, Таллий из династии Таллов сумеет очистить русло империи от вековых зарослей закоснелого существования. Пора вдохнуть в империю новую жизнь, чтобы она заструилась полноводными могучими реками и устремилась во все стороны мира навстречу новым просторам.

Теперь, когда по его тайному приказу каюмы повсеместно «восстановили справедливость», ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в том, что император воздал должное всем обидчикам и обиженным. К тому же, всем оскорбленным лавочникам, торговцам, трактирщикам и даже некоторым простолюдинам было щедро заплачено из карманов тех, кто творил произвол. Проведённая каюмами «чистка» как нельзя лучше доказала всем подданным, что император Таллий воистину милостив и справедлив, что он ни в чём никогда не был виноват. В этом была большая доля истины, так как молодой император, проводивший с каюмами много времени, редко интересовался скучными для него будничными государственными делами. Этим не замедлили воспользоваться знатные чиновники, от которых опасная зараза безнаказанной вседозволенности быстро распространилась во все уголки весьма небольшой империи. Во всём виноваты лишь нерадивые советники и прочие царедворцы, державшие его в неведении о беззакониях, творящихся в последние годы в империи. Император, да здравствует он во веки веков, только и думает, что о благе всех своих подданных. Вот и сейчас, он мыслит, как спасти свой народ от непрошеных гостей. Один лишь император способен мобилизовать страну для борьбы с надвигающейся со стороны моря опасностью.

Таллий так далеко зашёл в своих мыслях, что уже и сам верил всему тому, что они придумали вместе с Фархадом. Одноглазый предводитель клана чёрных телохранителей с детства опекал Таллия, особенно после покушения на его отца — тогдашнего императора. Своей матери Таллий даже не помнил, та умерла, когда ему не было и года. Покойный император мало занимался своим единственным сыном, отдавая предпочтение частым пирам, охоте и разгульным корабельным прогулкам вдоль побережья. До Таллия ему почти никогда не было дела, он предоставил принцу полную свободу, его воспитанием до поры до времени занимались сначала няньки, а затем придворные учителя. Их редкие встречи с отцом не отличались теплотой и взаимопониманием. Юный Таллий, чувствуя себя свободным, довольно быстро отделался от назойливого внимания придворных воспитателей, заручившись покровительством Фархада, который своим единственным, но опытным глазом сразу же разглядел в принце воина. Затаив дыхание, юный Таллий в сопровождении Фархада наблюдал за суровыми буднями клана во время поначалу коротких, а затем всё более продолжительных прогулок по закрытой для посторонних глаз территории чёрных телохранителей. Он присутствовал на поединках бесстрашных каюмов между собой и на скорбных похоронах героев, павших от мечей своих братьев во имя усиления боевой мощи клана. Он воистину бредил каюмами и мечтал когда-нибудь стать полноправным членом боевого братства. Надо отдать должное Таллию, он своего добился. Много потов сошло с него, немало кровавых ручьёв из полученных ран пробежали по его телу, множество раз мучительная боль пронзала его, прежде чем Фархад во время торжественной церемонии вручил ему воронёную кольчугу, посвятив, наконец, в каюмы. Никто из всей массы пышнотелых придворных даже не подозревал о том, сколько рубцов носит на себе молодой император. Этого не ведал и покойный император — его отец. То не были следы от розог занудных учителей или случайно полученных царапин во время детских забав. Это были отметины от боевых схваток с братьями-каюмами, которыми Таллий действительно гордился, но не мог ни с кем, кроме Фархада, разделить свою гордость. Таллий всей своей душой был каюмом и лишь внешне оставался императором, исполняя обязанности государя по праву наследия трона. Нынешний император никогда не плакал над величественной могилой своего отца, но не мог сдержать потока горячих слёз, склонившись над одним из скромных каменных надгробий на тайном кладбище каюмов, под которым в земле лежало тело его мужественного брата по оружию, который храбро сражался, но пал в поединке с ним. Из всех понесённых в жизни потерь сердце императора жгла лишь эта единственная. Братство каюмов — священное братство.

Первейшей задачей Таллия было создание мощного военного флота и вывод его в открытое море. Задача была нелёгкой, но, как оказалось, вполне выполнимой. Многое пришлось открывать самому и при этом удивляться, почему ничего подобного никому из его царственных предшественников не приходило в голову раньше.

В полуистлевших пергаментных свитках, хранившихся на дальних пыльных полках императорской библиотеки, говорилось, что давным-давно, ещё в древние времена, было несколько попыток проникновения в империю чужаков со стороны моря. Но все эти попытки были неудачными для горе-завоевателей и вот почему.

Империя была крупным островом посреди бескрайнего океана. Остров был велик, но явно не дотягивал до того, чтобы назваться материком. Он имел округлую форму. Вдоль его наружной окружности, граничащей лишь с морем, возвышалась сплошная цепь неприступных гор. Горная цепь имела лишь одну единственную брешь в виде перешейка длиной около трёх с половиной сатаров, с которого начиналась каплевидной формы бухта, далеко вдающаяся вглубь острова. Бухта так и называлась — Капля. Через перешеек можно было выйти в открытое море и вернуться обратно в бухту, но не на боевых или торговых судах, а лишь на утлых рыбацких челноках, так как предусмотрительная природа поместила здесь широкую рифовую гряду — естественный щит империи со стороны океана.

Так что редкие попытки уже канувших в лету морских воителей овладеть империей неизменно заканчивались провалом. Их воинственные корабли натыкались на зубцы подводных скал и быстро тонули, увлекая с собой на дно горе-завоевателей, или подвергались обстрелу из дальнобойных баллист и катапульт, установленных на корабельных заслонах, принадлежащих небольшому военному флоту империи. Были также попытки вражеского ночного десанта на шлюпках, но все они, слава древним героям, были успешно подавлены. С тех самых пор на протяжении вот уже шести веков ни один вражеский корабль не подходил близко к рифовой гряде. Очевидно, предки нынешних морских разбойников поделились с потомками своим печальным опытом и строго-настрого наказали им не соваться сюда больше и не терять понапрасну ни кораблей, ни воинов. Океан велик и хранит в себе немало другой, более лёгкой добычи.

Обнародованная Таллием тревожная новость о вновь замеченных вражеских кораблях-разведчиках не была чистым вымыслом. Морской дозор, размещённый на кораблях заслона, по давней традиции из года в год продолжал зорко наблюдать за входом в бухту Капля. Дозорные действительно несколько раз замечали быстроходные чёрные корабли, борта которых были сплошь увешаны щитами. Они время от времени подходили вплотную к рифовой гряде, а затем уплывали обратно в открытое море. Впервые незнакомые корабли заметили примерно месяц назад и сразу же доложили об этом императору. С тех пор корабли появлялись раз в неделю и, убрав паруса, по несколько часов, медленно плавали вдоль подводной гряды на вёслах, явно исследуя, нет ли в ней какой-либо бреши.

Да, корабли эти действительно существовали и были главным козырем императора в затеянной им грандиозной по своему размаху игре. Это были его корабли. Но то, как они оказались за рифовой грядой — тайна его и каюмов.


14


Клео был каюмом, но не только им. Он был также талантливым исследователем минералов и первооткрывателем многих замысловатых тайн, которые хранят в себе земные недра. Дело в том, что в боевом братстве чёрных телохранителей в свободное от тяжких ратных трудов время каждый член клана мог заниматься тем, к чему лежала его душа. Сейчас такое увлечение называют хобби. Так вот, у каждого каюма было своё особое увлечение или, если хотите, хобби. Фархад и все его предшественники на посту начальника каюмов неизменно придерживались традиции гармоничного развития духа каждого бойца. Каюм — не тупой убийца или цепной пёс. Он воин высочайшего мастерства, блестяще исполняющий свой долг, и, вместе с тем, художник или скульптор, писатель или поэт, оружейник или золотых дел мастер. По тайному дозволению императора в распоряжении каюмов всегда было всё необходимое для занятий любыми увлечениями: книги, краски, музыкальные инструменты, кузнечные принадлежности, минералы и так далее и тому подобное. Численность телохранителей за все семь веков существования клана редко переваливала за триста. Поэтому ни один из императоров Уни ни разу не поскупился, оплачивая увлечения своих вернейших бойцов. К тому же, жалование каюмы не получали, они служили своему императору преданно и бескорыстно.

Нередко пристрастия каюмов получали вдохновенное развитие, принося поистине прекрасные и ценные результаты. Плоды их непринуждённого творчества хранились в особом зале с небольшими окнами и прочными, плотно закрывающимися дверями. Это хранилище напоминало одновременно склад и библиотеку. Здесь на многочисленных стеллажах лежали вперемежку украшения, приборы, образцы оружия, небольшие скульптуры, а также бесчисленные сундуки, ящики, ящички, шкатулки, свитки и книги. Стены хранилища были увешаны разнообразными картинами и гобеленами, на которых каюмы-художники запечатлели как важные исторические события, так и эпизоды из жизни боевого братства. В дальнем конце зала, в самом центре стены, висела громадная картина под названием «Павший герой». На ней кисть художника, познавшего всю трагедию и беззаветность жертвы, с непревзойдённым мастерством запечатлела последний миг жизни каюма, павшего в бою совершенства от руки своего собрата. Умирающий лежал на коленях склонившегося над ним победителя. Чёрная кольчуга сражённого воина была разрублена на груди и окровавлена, на его побледневшем лице застыло удивление, как будто он вдруг увидел что-то очень важное на самом пороге смерти. Победитель, поддерживающий голову смертельно раненого бойца, смотрит на него с восхищением и в то же время с неподдельной скорбью. На его щеках румянец победы размывают блестящие ручейки горьких слёз, стекающих на грудь побеждённого. Разрубленные острым мёчом узы братской любви — проклятие и гордость каюмов. Ничто не заставляет их так крепить своё братство, как добровольная жертва любого из них во имя упрочения неуязвимости всех. Эту картину называли ещё «Сердце каюма», потому что её суть вызывала трепет в душе даже у самых закалённых и опытных воинов. Да, каюмы отнюдь не были бессердечными.

Совсем недавно Клео в одной из дальних пещер отыскал большой кусок какого-то неизвестного минерала беловатого цвета. Принеся его в свою небольшую лабораторию, он подверг его пристальному изучению. Минерал хорошо крошился в порошок и Клео, проделав многочисленные опыты, сделал настоящее открытие. Порошок, состоящий из смеси минерала, серы и древесного угля имел удивительную особенность при соприкосновении с огнём. Щепотка порошка, брошенная на пламя свечи или в очаг, ярко вспыхивала, разбрасывая вокруг искры. Всё это сопровождалось слабым хлопком и обильными клубами сероватого дыма. Благодаря этому Клео назвал свою новую смесь «драконов песок». Он пока скрыл свой секрет от других членов клана, потому что чувствовал какую-то странную неудовлетворённость этим неожиданным открытием. Подумаешь, какой-то искристо-дымящийся пшик. Ну и что из того?!

Однажды вечером он сидел перед очагом в своей лаборатории и время от времени бросал в него щепотку «драконова песка». Тихий вечер, таинственный полумрак лаборатории, яркие искры, хлопки и густые клубы дыма — всё это постепенно ввело Клео в то необычайное состояние отрешённой, глубокой задумчивости, которое свойственно только учёным, полностью поглощённым предметом своего исследования. Внезапно откуда-то из глубины души до сознания Клео робко дотянулась одна единственная ниточка-мысль. Ухватившись за эту призрачную нить размышления и стараясь не порвать её, Клео встал с массивного дубового табурета и принялся, подчиняясь какой-то неведомой силе, насыпать приготовленный им накануне «драконов песок» в кожаный мешочек. В результате он получился довольно увесистый и Клео тщательно завязал его, чтобы порошок не просыпался. Следующую минуту он стоял перед очагом, рассеянно взвешивая мешочек на руке. Наконец, в голове его что-то замкнуло и он, как бы очнувшись от наваждения, швырнул свой мешочек прямо в очаг. Секунды две-три после этого ничего не происходило, затем одновременно с яркой вспышкой огня раздался оглушительный грохот, после чего в глазах у оглушённого Клео всё потемнело. В последний миг перед тем, как впасть в забытье, Клео почувствовал, что летит. Отброшенный взрывом он и вправду вылетел из распахнутой двери лаборатории, откуда после громового раската повалил густой серый дым. Встревоженные каюмы со всех ног бросились отовсюду на звук взрыва и буквально через пару минут плотным кольцом окружили перепачканного копотью Клео, лежащего без сознания неподалёку от двери в разорванной одежде. Начавшийся в лаборатории пожар был быстро потушен, но для всех произошедшее оставалось загадкой. Придя в себя, Клео тупо уставился на окруживших его друзей, не понимая где он, и что с ним произошло. Через несколько минут туман в его сознании несколько рассеялся, и он с глупой улыбкой на измазанном сажей лице произнёс: «Драконов песок».

Таллию незамедлительно доложили об этом происшествии, и он тут же отправился на место происшествия. Оценив степень разрушения каменного очага и прилегающей стены лаборатории, император многозначительно и вместе с тем загадочно улыбнулся, одобрительно похлопав Клео по плечу. В его голове внезапно созрела важная мысль, во многом облегчающая исполнение его хитроумного плана. Тепло попрощавшись с незадачливым исследователем, он велел Клео продолжать его опыты с «драконовым песком» и впредь не повергать себя случайной опасности.

Тем временем, горожане, находившиеся неподалёку от дворца и слышавшие неожиданный раскат грома, с удивлением всматривались в потемневшее закатное небо, на котором не было видно ни одной тучки.


15


Город Власти — столица империи, расположенная на средоточии границ Южной, Северной, Восточной и Западной провинций. В самом центре столицы, обнесённые полукруглыми каменными стенами возвышались два дворца — императорский и Верховное Святилище. Между прямыми сторонами дворцовой и храмовой стен, тянущихся на добрую треть сатара, пролегала широкая, мощёная гранитом улица, которая с незапамятных времён называлась Аллеей Героев. Давным-давно на этой улице и вправду хоронили древних героев, прославивших себя бессмертными подвигами в те далёкие времена, когда некогда свободолюбивые провинции проходили через чудовищное горнило междоусобной борьбы, чтобы, в конце концов, объединиться в единую империю. Тогда ещё не было императорского дворца, но внешняя храмовая стена уже была возведена и всех героев хоронили рядом с ней, независимо от того были они при жизни врагами или нет. Тем самым всегда единая духовная власть призывала все враждующие стороны к примирению и спасительному для всех объединению под единым началом императора, который сперва избирался всенародно. Различные династии возникали и исчезали уже гораздо позднее, когда в моду вошли вездесущие дворцовые интриги. После выбора императора и образования империи напротив Верховного Святилища построили новый дворец, который представлял собой почти копию храма, за исключением неминуемых дополнений и атрибутов светской жизни. Императорский дворец был обнесён прочной каменной стеной, а образовавшаяся между обращёнными друг к другу дворцовой и храмовой стенами широкая улица вымощена гранитом, чтобы никто отныне не смог побеспокоить прах героев, отдавших свои жизни в борьбе за лучшее будущее. Так и возникла Аллея Героев.

Посередине каждой стены, обращённой к аллее, располагались высокие входные ворота, откуда в дни великих праздников в сопровождении своих приближённых выходили навстречу друг другу император и первосвященник и совершали торжественное шествие рука об руку под радостные крики горожан, демонстрируя единство духовной и светской власти.

Так было всегда из года в год на протяжении многих веков. За это время множество раз ремонтировались дворцовые и храмовые стены, перекладывалась уличная брусчатка, навешивались новые дубовые ворота, окованные медью, взамен обветшавших старых. Но неизменно было одно — император и первосвященник всегда были вместе и перед лицом народа показывали полное согласие между собой.

Лето уже перевалило за половину и скоро настанет пора убирать урожай с полей, в садах и виноградниках. После уборки в империи будут отмечать один из самых знаменательных праздников — Урожая. Всё, что земля смогла подарить её пахарям и садоводам с милостивого позволения Уно — величайший дар, благодаря которому собственно и живут жители империи. Поэтому праздник Урожая олицетворяет саму радость жизни, которой не грозит угасание, которой природа всегда предоставляет своё щедрое лоно, чтобы благодаря благословенному труду возродиться вновь и вновь из поколения в поколение.

Вот уже более тридцати лет первосвященник Веро выходил в этот праздник из разукрашенных храмовых ворот, чтобы совершить торжественное шествие по Аллее Героев. За то время, что Веро возглавлял духовную власть, сменилось три императора и, казалось, что годы не властны над ним. Но, увы, неумолимое время имеет власть над всеми смертными, даже над первосвященниками. В ближайший праздник из наружных ворот Верховного Святилища навстречу императору и возбуждённым ароматом торжества горожанам выйдет уже не Веро, а его преемник Фенхей. Несмотря на то, что кандидатуру первосвященника формально надо было утверждать на Совете Святилища, никто из служителей Верховного храма империи не сомневался, что на пост первосвященника выберут именно Фенхея. И дело не только в духовном завещании Веро, в котором самым достойным назывался Фенхей. Просто так было на самом деле.

Бывший воспитанник гура, Фенхей полностью посвятил свою жизнь служению Богу. Ещё будучи учеником, он больше всего любил вдохновенные беседы со своим наставником на религиозные темы, после которых уединялся и в тишине проникновенно постигал смысл поведанных ему высоких истин. Его уединённые размышления почти всегда переходили в праведную молитву, в которой он просил Бога лишь об одном — указать ему истинный путь, по которому стоит идти, чтобы в конце его встретиться с Ним и познать Его. Духовная карьера никогда не была самоцелью для Фенхея, поэтому его возвышение можно было объяснить лишь одним — он был угоден Богу Уно.

Внезапная кончина Веро сильно расстроила и озадачила Фенхея. Будучи весьма наблюдательным от природы, он один из приближённых Веро заметил, что на дне стакана, стоявшего на столе вблизи графина с водой, осталось несколько капель слегка желтоватой жидкости. Пользуясь возникшей в день смерти Веро паникой, он украдкой унёс стакан в свою келью, где тщательно изучил исходящий из него запах и даже не побрезговал попробовать на вкус скудные остатки содержимого. После этого у него не осталось ни малейшего сомнения в том, что незадолго перед смертью Веро принял настойку спириозы. Зачем?! Все служители Верховного святилища знали о том, что в свой последний день жизни Веро ходил на аудиенцию к императору, чтобы поведать тому об Оа Зиисе. На такую крайнюю меру покойного первосвященника заставили пойти нескончаемые случаи произвола со стороны имперских чиновников и стражи. За последние годы множество горожан и жителей провинций приходило в Верховное Святилище пожаловаться на медленно, но верно становящуюся невыносимой жизнь из-за чрезмерных поборов, оскорблений и всевозможных новых податей. Неоднократно сам первосвященник и его ближайшие соратники доводили до сведения императора и его сановитых придворных обо всех этих беспорядках. Но время шло, а ничего не менялось к лучшему. Напротив, жизнь становилась ещё хуже, народ продолжал бедствовать. Тогда-то на Совете Святилища и решились пойти на последнюю со стороны служителей Уно меру — предупредить императора о карающей справедливости Оа Зииса.

По глубокому убеждению Фенхея, Веро исполнил свой долг, хотя и не успел рассказать о подробностях встречи с императором. Принятые императором самые крутые меры по наведению порядка в империи, казалось, говорили в пользу того, что он прислушался к мнению возмущённого духовенства и не захотел испытать на себе гнев Уно. К тому же, как говорили, произвол творился не самим императором, а его жадными придворными и распоясавшейся стражей, включая дорожные патрули. Но разве император не должен быть в курсе всего в своём государстве? Чем же он был занят в последние годы, если, пренебрегая своими государственными обязанностями, довёл страну до всеобщего обнищания? Зачем Веро практически сразу после встречи с императором принял сильнодействующую настойку, рискуя своим уже пошатнувшимся здоровьем? Чего он хотел узнать? Какой совет хотел услышать от Бога? Во всём этом была какая-то загадка. Видимые события лишь глупцу могли показаться истинной правдой. Подводная часть скалы почти всегда больше её возвышающейся над водой верхушки, поэтому…

Все эти вопросы не давали покоя Фенхею. Ответы на них он пока не знал. Но это пока, потому что вы ещё не знаете Фенхея. А когда узнаете его поближе, то поймёте, что для человека угодного Богу ни один вопрос никогда не останется без ответа, ибо в надлежащий момент Он дарует ему истинное прозрение, которое уже не нуждается ни в каких доказательствах. Но момент божественного откровения ещё не настал. Поэтому оставим Фенхея в покое, который так ему нужен, чтобы привести в порядок свои беспокойные мысли.


16


Вот уже третью неделю Глебо и Фела блуждали по лабиринту таинственных проходов то уносясь в неведомую даль, то неожиданно возвращаясь обратно. Каждый из современных и ценящих себя молодых людей сказал бы с хитрой усмешкой, что Глебо и Фела перемещались благодаря телепортации. Но наши герои не были знакомы ни с самим этим явлением, ни со словом его обозначающим. Они были убеждены, что какие-то невидимые великаны переносят их с места на место своими громадными руками. Они даже давали им разные имена и просили помочь поскорее выбраться из этих незримых пут. Пергамент Фелы был уже практически весь испещрён значками проходов, запретительными крестиками и стрелками, показывающими в каком направлении совершаются загадочные перемещения. Нет ничего удивительного в том, что наши путники заметно приуныли. Однообразная пища, бесконечные и безуспешные блуждания по невидимым переходам до того наскучили, что превратились в тоскливые серые будни, способные ввергнуть в бесплодное уныние кого угодно, тем более пылкие юношеские натуры, жаждущие захватывающих приключений и головокружительной череды событий. Но испытания есть испытания, для того они и выпадают на долю каждого, чтобы, претерпев их, достигнуть чего-либо нового в жизни — окрепнуть телом или возвыситься духом. Поэтому юноша и девочка не теряли надежды на то, что этот своеобразный экзамен, в конце концов, закончится, и они приобретут свой первый самостоятельный опыт. Действительно, после преодоления хитро сплетённой паутины телепортов их ждал заслуженный приз — терпение, которое каждый из нас приобретает лишь после выполнения самой нудной, длительной и изматывающей своей монотонностью работы.

Количество проходов, в которые за минувшие недели шагнули наши герои, уже перевалило за сотню, и никто из них в настоящий момент не знал, что очередная, мерцающая перед ними дымка окажется последней. Когда же это произошло, Глебо и Фела не сразу поняли, что все их мытарства с бесчисленными телепортами, наконец, позади. Незримая сила вдруг мягко опустила их на полянку очень похожую на ту, где они впервые увидели большой серый камень со смешными рисунками, изображающими человечков. Вначале они подумали, что прибыли в самую начальную точку своего путешествия по порталам, но, подойдя к камню, разглядели на нём совсем другой рисунок! Их радости не было конца. Глебо сначала принялся прыгать на месте, а потом ходить колесом, выкрикивая что-то непонятное на языке необузданной радости. Фела сперва весело хохотала, а потом запела свою любимую песенку, которую ей нравилось петь при хорошем настроении. Ещё не веря своему избавлению от нудной паутины порталов, они быстро прошли по дороге вперёд чуть меньше сатара и только после того, как не обнаружили ни одного мерцающего марева потрала, возвратились на полянку. Скинув свои мешки на землю, ребята подошли вплотную к камню и стали пристально разглядывать высеченный на нём рисунок. На серой шероховатой поверхности опять были изображены человечки: один из них как бы лежал на дороге и был заключён в ровный треугольник, другой человечек стоял рядом, схватившись за голову руками, как если бы напряжённо думал или был в отчаянии. От такого рисунка настроение у наших героев несколько поубавилось, хотя они были ещё очень далеки от того, чтобы заранее впасть в отчаяние от предстоящего и пока ещё непонятного испытания. Хорошо отдохнув лёжа на мягкой траве вблизи камня и подкрепившись кусками копчёной форели и ягодами, Глебо и Фела двинулись по дороге дальше, решив поискать удобное место для ночлега где-нибудь ближе к вечеру. После многодневного и однообразного скитания по сети порталов им нетерпелось поскорее узнать, что же их ожидает дальше, где-нибудь там, за очередным поворотом извилистой дороги. Солнце было ещё высоко, поэтому можно было смело идти ещё три-четыре часа, прежде чем устраиваться на ночлег. Река по-прежнему поблёскивала слева от дороги, воздух пах ароматной хвоей, а дорога, то и дело петляя, заманчиво убегала вдаль. Жизнь вновь наполнилась смыслом, а тоскливое ожидание сменилось неутолимой жаждой приключений. Две пары молодых резвых ног отстукивали по припорошённой песком дороге быструю дробь шагов, а тем временем две пары зорких глаз пристально всматривались в синеющую даль в надежде поскорее увидеть хоть что-нибудь загадочное или, по крайней мере, удивительное. Как говорится, удивительное рядом и оно не заставило себя ждать слишком долго. Пройдя около трёх сатаров и сделав очередной крутой поворот, путники вдруг увидели, что дорога обрывается и упирается в настоящее каменное поле, раскинувшееся впереди на треть сатара, и примерно на четверть сатара в обе стороны. Всё это пространство было сплошь усеяно огромными каменными глыбами, валунами меньших размеров, а также бесчисленным количеством камней и камушков, которые в силах был поднять человек. Склоны ущелья в этом месте как бы расступались, а река, резко извиваясь, огибала левую половину прямоугольного каменного поля. От этого зрелища у Глебо и Фелы внезапно перехватило дух в предчувствии чего-то необычного и пугающего. Далеко впереди, на противоположном конце поля снова виднелась желтоватая лента дороги, по-прежнему убегающая в незримую даль. Взглянув друг на друга, Глебо и Фела молча решили двигаться дальше вопреки дурному предчувствию. Что бы это ни было, но пусть оно знает, что воспитанники Соло никогда не опозорят память своего учителя презренной трусостью.

Идти было трудно, передвигаться среди камней можно было только поодиночке. Временами то и дело вырывающийся вперёд Глебо останавливался и поджидал осторожно шагающую по камням Фелу, чтобы помочь ей преодолеть трудные места среди валунов. Изрядно попотев, несмотря на довольно прохладный воздух, путники, наконец, добрались до середины поля, остановились и присели на нагретые солнцем валуны, чтобы перевести дух. После кратковременного отдыха они уже собирались встать, чтобы продолжить свой путь, как вдруг рядом раздался властный мужской голос: