Книга выдающегося русского историка и географа Л. Н. Гумилева посвящена истории России от времен Рюрика до правления Петра I, причем все события и поступки исторических лиц объяснены с позиций разработанной автором пассионарной теории этногенеза

Вид материалаКнига

Содержание


4. На просторах евразии
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

4. НА ПРОСТОРАХ ЕВРАЗИИ




В ГЛУБЬ УЛУСА ДЖУЧИЕВА


В отношениях России и Украины ярко проявилось такое качество русского человека, как терпимость к нравам и обычаям других народов. Прав был наш великий соотечественник Ф.М. Достоевский, отметивший, что если у французов есть гордость, любовь к изяществу, у испанцев — ревность, у англичан — честность и дотошность, у немцев — аккуратность, то у русских есть умение понимать и принимать все другие народы. И действительно, русские понимают, к примеру, европейцев гораздо лучше, чем те понимают россиян. Наши предки великолепно осознавали уникальность образа жизни тех народов, с которыми сталкивались, и потому этническое многообразие России продолжало увеличиваться.

Одновременно с борьбой на Украине полным ходом шел начавшийся еще в XVI столетии процесс продвижения русского суперэтноса на восток. С взятием волжского рубежа (Казанского и Астраханского ханств) Россия вышла к сибирским лесостепным пространствам Джучиева улуса. Граница Московского царства терялась в Предуралье, разделенном рекой Камой на северную (лесную) и южную (степную) зоны. В южных степях кочевали два народа: башкиры и ногаи. На севере же, в безопасном удалении от степняков, во второй половине XVI в. начали вырастать торгово промышленные поселения — фактории. Здесь проявил свою энергию род Строгановых.

Как мы помним, Джучиев улус еще в XIII в. разделился на три части: Золотую (на Волге), Белую (на Иртыше) и Синюю Орду. На огромных просторах Синей Орды, простиравшейся от Тюмени до Мангышлака, Шейбани хан и его потомки пытались сохранить гибнущие традиции устроения Монгольского улуса. Но в XVI в. им пришлось столкнуться с оппозицией местных князьков. Так, во времена Ивана Грозного один из таких племенных вождей — Едигер — боролся с шейбанидом Кучумом за право возглавить сибирские улусы. Попытка Едигера опереться в этой борьбе на силы Москвы оказалась неудачной. Связанный Ливонской войной, Грозный не имел лишних сил для сибирской экспедиции в поддержку Едигера. В 1563 г. Кучум победил и стал «царем» Сибири, а нападения его воинов превратились в постоянную угрозу для «городков» Строгановых. Но, начав эту борьбу, Кучум переоценил собственные силы. Еще в конце XV в. Синяя Орда испытала колоссальный отток пассионарности. Правитель ее, Шейбани хан, вторгся в Среднюю Азию, покоряя владения Тимуридов. Ему удалось, дойдя до Амударьи, захватить огромную территорию с богатым и культурным населением. Вместе с Шейбани в Среднюю Азию ушла наиболее активная и боеспособная часть населения Синей Орды, что десятки лет спустя негативно сказалось на судьбе Кучумова царства.

К 70 м годам XVI в. столкновения Строгановых с татарами вылились в открытую войну. Для защиты своих владений промышленники вербовали отряды из казаков и иных «охочих» людей. В 1581 г. нанятый Строгановыми и возглавленный атаманом Ермаком отряд отправился в Сибирь для войны с ханом Кучумом. Состав отряда был пестрым: наряду с великороссами и казаками имелись в нем и другие «ратные люди»: татары, литовцы и даже добровольцы из числа пленных немцев. Что же касается численности отряда, то силы Ермака выглядели скромно: казаков насчитывалось чуть больше 500 человек, а «ратных людей» — 300.

Как видим, с самого начала освоения Сибири казаки шли на восток не одни. В конце XVI — начале XVII в. активно шло в Сибирь и население русского Севера, прежде всего жители Великого Устюга, желавшие попытать счастья за Каменным поясом. Обычно каждый отряд (ватага), отправлявшийся в Сибирь, состоял из основного ядра — казаков — и примкнувших к ним устюжан. Все они назывались «землепроходцами». Казаки и великороссы вместе продвигались через дикие места, перетаскивали лодки через пороги, сражались плечом к плечу и при этом всегда помнили, кто из них казак, а кто русский — устюжанин. Судя по материалам такого авторитетного исследователя северо востока Сибири, каким был В.Г.Богораз (Тан), разница между потомками казаков и великороссов сохранялась там до начала XX в.

Экспедиция Ермака 1581 г. прошла, несмотря на малочисленность его отряда, весьма успешно. Землепроходцы овладели столицей Кучума — городом Искер. В Москву от Строгановых ушла грамота, извещавшая о «приращении» Русского государства обширными сибирскими землями. Для устроения новых территорий немедленно направились царские воеводы: князь Волховский и Глухов, — которые соединились с казаками в 1583 г. Война с Кучумом велась долго и шла с переменным успехом. В 1584 г. Кучум сумел нанести казакам чувствительное поражение (тогда погиб сам Ермак) и вновь занять свою столицу. Однако в дальнейшем русское продвижение на восток стало необратимым: Кучум отступил в Барабинскую степь и оттуда лишь набегами тревожил русские владения. В 1591 г. князь Кольцов Мосальский окончательно разгромил последнего сибирского хана, и Кучум был вынужден обратиться к царю со слезной просьбой вернуть ему отнятый улус, обещая полную покорность. История Синей Орды завершилась.

Может возникнуть вопрос: почему столь пассивно вели себя могучие степные народы — ойраты (западные монголы) и казахи? Ни те, ни другие не приняли активного участия в борьбе Кучума с русскими землепроходцами и воеводами. Это, видимо, объясняется тем, что силы ойратов, которые были буддистами, и казахов мусульман были скованы их собственной междоусобной борьбой, и тем, что русские, продвигавшиеся лесными массивами Сибири, не представляли для степняков никакой угрозы. Народы северной Сибири — остяки (ханты), вогулы (манси), тунгусы (эвенки), самоеды (ненцы) — также не вступали в борьбу с русскими. Очевидно, ни одна из сторон не давала повода для конфликта.

В конце XVI в. в Сибири начинают возникать русские города. Уже в 1585 г. воевода Мансуров заложил городок в устье Иртыша. Вскоре появились Тюмень, Тобольск, Пелым, Березов, Сургут, Тара, Нарым.


Когда прекратилась Смута, продвижение русских на восток возобновилось с новой силой, и уже к 1621 г. потребовалось создание Тобольской православной епархии.

Из Западной Сибири на Дальний Восток вели два пути. Устюжане в основном двигались через Мангазею на северо восток, а казаки направлялись большей частью в Забайкалье. После 1625 г. казаки встретились с «братскими людьми» — бурятами, а в 30 е годы XVII в. русские варяги освоили бассейн Лены. Именно землепроходцы в первой половине XVII в. заложили Томск, Енисейск, Якутск, Красноярск, Иркутск. А ведь известно, что лучший показатель интенсивности освоения новых территорий — возникновение городов и острожков. Следующее десятилетие привело россиян на границы Евразии. В результате трехлетней экспедиции В.Д. Поярков, спустившись по Амуру, достиг Охотского моря (1645). В 1648 1649 гг. экспедиция Ерофея Хабарова прошла средним течением Амура.

На всем гигантском пути «встречь солнца» землепроходцы практически не встречали серьезно организованного сопротивления. Единственным исключением стали столкновения казаков с маньчжурами (чжурчженями) на границе Китая в 80 х годах XVII в. Маньчжуры, о которых мы рассказывали в связи с историей Монгольского улуса, с XVII до начала XX в. господствовали над Китаем, сохраняя еще достаточно пассионарности.

Маньчжуры — народ мужественный и благородный — остановили казаков. Те, пытаясь укрепиться, возвели на Амуре крепость Албазин (1686), но маньчжуры потребовали очистить острог. Воевода Толбузин отказался, и война с маньчжурами возобновилась. В гарнизоне Албазина было несколько сотен человек, против которых маньчжуры выставили не одну тысячу. Осажденные вынуждены были сдаться и покинуть крепость. Албазин был разрушен, но упрямые казаки и «государевы люди» уже в следующем, 1688 г. срубили на том же месте новый острог. Вторично взять крепость маньчжурам не удалось, но Албазин был оставлен русскими по Нерчинскому миру (1689).

Практически за один век, от похода Ермака Тимофеевича (1581 1583) до войн с маньчжурами на Амуре (1687 1689), землепроходцами было преодолено расстояние от Урала до Тихого океана, и Россия легко и быстро закрепилась на этом огромном пространстве. Попробуем ответить на вопрос: почему так произошло? Во первых, русские землепроходцы были людьми очень пассионарными — жестокими, инициативными, настойчивыми, и потому часто нарывались на неприятности с тогдашним начальством — воеводами. Сибирь манила «буйные головушки» волей, а сибирских аборигенов, морозов и просторов они не боялись. Но, как мы видели на примере Ермака, воеводы двигались за землепроходцами по пятам, пытаясь прекратить их самовольные жестокости, и поневоле вынуждали тех идти все дальше и дальше. Действия администраторов были вполне логичны и объяснимы: они всеми силами защищали инородцев, плативших в казну ясак мехами. Попытки воевод навести порядок оправданны и в моральном смысле. Ведь народы Сибири в XVII в. находились в фазе этнического гомеостаза — равновесия с природной средой. У них просто не хватало сил, чтобы защищаться от притеснений русских пассионариев.

Во вторых, продвинувшись в Сибирь, наши предки не вышли за пределы привычного им кормящего ландшафта — речных долин. Точно так же, как русские люди жили по берегам Днепра, Оки, Волги, они стали жить по берегам Оби, Енисея, Ангары и множества других сибирских рек.

Но самым важным, с точки зрения этногенеза, является третье обстоятельство. Русские переселенцы и администрация в основной своей массе легко устанавливали плодотворные контакты с народами Сибири и Дальнего Востока. Недаром противодействие миграции русских было столь ничтожно. Конфликты с русскими, если они и возникали на первых порах, например у бурят или якутов, быстро улаживались и не имели тяжелых последствий в виде национальной розни. Единственным практическим следствием русского присутствия для аборигенов стал ясак (уплата одного двух соболей в год), который инородцы понимали как подарок, дань вежливости «белому царю». При огромных пушных ресурсах Сибири дань была ничтожна, в то же время, попав в списки «ясашных» инородцев, местный житель получал от центрального правительства твердые гарантии защиты жизни и имущества. Никакой воевода не имел права казнить «ясашного» инородца: при любых преступлениях дело посылалось на рассмотрение в Москву, а Москва смертных приговоров аборигенам никогда не утверждала. Известен характерный случай: некий бурятский лама, попытавшийся поднять восстание с целью изгнать всех русских и передать Забайкалье маньчжурам, был отправлен как «ясашный» инородец в Москву, где его просто помиловали.

В целом с установлением власти московского царя образ жизни местного населения Сибири никак не изменился, потому что никто не пытался его сломать и сделать из аборигенов русских. Скорее наоборот. Так, в якутах русские встретили народ, оседлый быт которого был им близок. Россияне, выучив якутский язык и усвоив местные обычаи и навыки, в большей степени приближались к якутам, чем якуты к ним. Если местные жители хотели соблюдать языческие обряды — к тому не было никаких препятствий. Конечно, христианство им проповедовали, иногда успешно, чаще нет, но результаты этой проповеди интересовали только священников. Остяки, вогулы, тунгусы служили проводниками русских отрядов, охотились, гоняли оленей, шаманили и были вполне уверены в своей судьбе. Поскольку русские не стали переучивать не похожих на них людей, а предпочли найти с местными жителями общий язык, они прочно закрепились в Сибири, где живут по сей день. Так в очередной раз были подтверждены преимущества уважения к праву других людей жить по своему.

Обобщим сказанное. За считанные десятилетия русский народ освоил колоссальные, хотя и малонаселенные пространства на востоке Евразии, сдерживая при этом агрессию Запада. Включение в Московское царство огромных территорий осуществлялось не за счет истребления присоединяемых народов или насилия над традициями и верой туземцев, а за счет комплиментарных контактов русских с аборигенами или добровольного перехода народов под руку московского царя. Таким образом, колонизация Сибири русскими не была похожа ни на истребление североамериканских индейцев англосаксами, ни на работорговлю, осуществлявшуюся французскими и португальскими авантюристами, ни на эксплуатацию яванцев голландскими купцами. А ведь в пору этих «деяний» и англосаксы, и французы, и португальцы, и голландцы уже пережили век Просвещения и гордились своей «цивилизованностью».