Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270 29 52
| Вид материала | Обзор |
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2881.78kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2102.04kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2070.56kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 1957.93kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 1339.42kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 1367.74kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 3086.27kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 2182.15kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 4120.3kb.
- Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270, 1101.27kb.
Элиас Зеруни, президент Sanofi, рассказал, почему управляемая им компания активно развивает свой бизнес в России
— Вы посетили «Сколково». Были достигнуты соглашения о сотрудничестве?
Ведутся переговоры о том, как мы можем сотрудничать с биомедицинским кластером«Сколково». В рамках визита я прочел лекцию в Открытом университете «Сколково». Главная мысль, которую я хотел донести до слушателей, что современная наука превратилась в международный феномен, — ни у кого нет ответов на все вопросы.
Во многих странах мира знают о вашем иннограде. Я высоко оцениваю перспективы «Сколково», особенно если учесть, что российское правительство выделило финансирование.
— Вам удалось ознакомиться с проектами резидентов?
Да, с некоторыми. Меня заинтересовали исследования по регенеративной медицине и по стволовым клеткам. Но мы не будем создавать тут какой-то крупный институт. Моя стратегия в области исследований — создание международных научных сетей. Нам нужны физики, математики, специалисты по информатике, биологи, химики.
— Что нужно для того, чтобы проекты «Сколково» «выстрелили»?
Лучшая стратегия — создавать научные сети, то есть систему лабораторий по всему миру, которые работают вместе без бюрократических препон. Помню, когда мы запускали программу по клиническим исследованиям, нам говорили:«Россия — ну, тут вряд ли что-то получится». А нам за три года удалось выйти на второе место внутри компании. Ситуация меняется к лучшему, люди в «Сколково» оптимистичны, и в Россйской академии наук, и в исследовательском центре«ХимРар» царит позитивный настрой. Не то, что десять лет назад. А для меня это главное — чтобы был позитив.
— Какие дальнейшие планы на проведение исследований в России?
Если до этого в России наша исследовательская деятельность фокусировалась на клинических исследованиях, то теперь мы хотим ее расширить и также заниматься поиском новых молекул в сотрудничестве с российскими лабораториями и институтами. Я приехал потому, что чувствую движение вперед в российской науке. Сегодня Россия — приоритетный рынок для группы Sanofi. После моего визита в Москву приедет группа специалистов, которые будут прорабатывать детали сотрудничества, но принципиальные договоренности уже есть. С руководителем Академии медицинских наук Иваном Дедовым мы договорились создать рабочую группу исследователей. С российскими исследователями мы будем заниматься полимерами, нанотехнологиями, биопрепаратами, вакцинами, антителами, клеточной терапией, стволовыми клетками. Что касается заболеваний, это — диабет, онкология и болезнь Альцгеймера.
— Уже есть конкретные результаты ваших клинических исследований в России?
В России проведено много исследований новых препаратов для лечения онкологических заболеваний, в частности нового препарата для лечения рака простаты. В ноябре мы начинаем международное исследование нового препарата для лечения миелофиброза, онкологического заболевания крови. Это сотрудничество групп из России, Америки, Германии, Японии, с тем чтобы опробовать новый способ лечения. В этих четырех странах мы будем проводить исследования. В России мы проводим 10 клинических исследований в области сахарного диабета, включая новый многообещающий препарат, не являющийся инсулином. На данный момент около 500 российских пациентов уже получили лечение этим новейшим препаратом в клинических центрах по всей России.
— Что нужно изменить в России, чтобы минимизировать влияние бюрократии на науку?
Если что-то становится слишком большим, этим тяжело управлять. Проблема не в России, Франции, США или какой-то отдельной стране, такова природа больших организаций. Бюрократия в науке — это глобальная международная проблема. У меня было 27 тыс. сотрудников, и мы не могли сделать так, чтобы они работали под единым началом, нам требовалась децентрализация, чтобы было больше свободы взаимодействия.
КоммерсантЪ-FM: Интервью с генеральным директором компании «Оптосенс» Александром Максютенко
i-russia.ru, 17.10.2011
Александр Максютенко, генеральный директор компании «Оптосенс», об инновационных проектах компании Оптосенс
Как появилась ваша команда?
Команда образовалась достаточно спонтанно, потому что в основе научно-технической деятельности стоял мой брат Михаил, который сейчас в компании занимает позицию технического директора. Он работал в физико-техническом институте имени Иоффе и в 95 году ушел из института, начал заниматься прикладными вещами в приборостроении. Развитие бизнеса было нацелено на инновационные области, и так он познакомился с Александром Литваком, вторым соучредителем, который работал в университете, потом в физико-техническом институте имени Иоффе. Первым был проект по созданию прибора-анализатора нефтепродуктов в воде, и этот прибор использовал оптические компоненты компании Эко. Тогда, в 95 году, эта попытка создать первый прибор привела к такому долгосрочному сотрудничеству.
Когда вам удалось выйти на рынок?
Если говорить про первые продукты, то они появились в 96 году, и компания до 2005 года фактически опиралась на собственные ресурсы, это было последовательное развитие без привлечения инвестиций.
Почему вы говорите, что до 2005 года инвесторов не было: не удавалось найти или не пытались?
На самом деле, мне кажется, до 2005 года вообще не было инвестиционного климата именно венчурного.
В России не было, но можно найти не в России инвестора?
Мы пытались. Но не так просто российской компании, являющейся, по большому счету, старт-апом, привлечь инвестиции, потому что если в России есть какая-то технология, которая является достаточно интересной, то западные инвесторы, скорее, рассматривают возможности дешево получить технологию и развивать ее самостоятельно.
Что произошло в 2005 году?
В 2005 году была первая попытка организовать инвестпроект совместно с Российской электроникой. Она была более-менее успешна с точки зрения создания некой структуры бизнеса, но, тем не менее, в какой-то момент Российская электроника решила, что этот бизнес не очень успешен, не очень интересен, и решила вопрос свернуть.
Вы начали искать нового инвестора в тот момент?
Да, и достаточно быстро его нашли в РОСНАНО. Требовались достаточно большие финансовые вложения для того, чтобы эту разработку вывести на уровень промышленного производства. С РОСНАНО мы работали примерно год по подготовке сделки, нам удалось организовать производство. Мы в настоящий момент выпускаем, правда, не очень большое количество, сейчас выпущено порядка 1000 датчиков, но датчики протестированы ведущими западными игроками на рынке, получены достаточно высокие оценки продукта, сейчас мы находимся в фазе заключения больших долгосрочных контрактов.
Вы сейчас какими-то техническими делами занимаетесь в компании или сосредоточены только на развитии бизнеса.
Сейчас основная задача, которая стоит в компании — это, с одной стороны, взаимодействие с заказчиками и развитие рынка, с другой стороны — создание крупного промышленного производства, поскольку компания все-таки начиналась с научной идеи. У членов команды пока нет опыта наращивания большого производства, поэтому очень много проблем по пути создания производства, тем более в России. С учетом того, что оборудование, которое мы пытаемся, например, заказывать в России, получить в срок практически невозможно. Очень тяжело взаимодействие логистически организуется, поэтому тот блок работы, который связан с организацией производства, он сейчас отнимает очень много сил.
- Вы, так тяжело вздохнув, произнесли «тем более в России». Что, по-вашему, мешает развитию рынка новых технологий в нашей стране?
В России нет производственной инфраструктуры, по крайней мере, она очень слаба. Касающееся элементарных вещей механообработки, касающееся изготовления пластиковых форм, очень тяжело найти хороших специалистов по дизайну. Сейчас проблема даже конструкторов найти хороших в России. За последнее время, мне кажется, Россия очень сильно потеряла потенциал. Был в Советском Союзе, вероятно. Я Советский Союз совсем немножко застал. Те 10–15 лет, которые прошли, старая база практически вся разрушена, а новая инфраструктурная составляющая только-только сейчас появляется.
Куда идут российские нанотехнологии
nanonewsnet.ru, 20.10.2011