Лилия и шиповник Историческая приключенческая повесть

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 20

Глава двадцать пятая

Вот уже третий час бредут под палящими лучами солнца наши путешественники. Сорваны большие бурые листья и в виде шляп укрывают голову. Это мало помогает и пот заливает глаза. Соль щиплет, но умыться не получается, потому что так и не найдена пресная вода, ни капли — нет поблизости ни реки, ни даже крохотного родничка. Спасают от жажды только кокосы, которые срывает негритенок с многочисленных пальм, растущих на всем побережье.

И когда силы уже практически на исходе, а тело покрылось красными пятнами ожогов, перед мальчишками возникают те самые плоские камни, которые разглядел Мбаса, сидя на вершине пальмы. С ближнего расстояния это оказались крыши глиняных и тростниковых мазанок-хижин. Небольшая деревенька, всего два десятка домиков. Она казалась пустынной, лишь бродили козы с ободранными боками, пощипывая сухую траву. И к изгороди были привязаны три тощих верблюда, такие же ободранные, как и козы. Верблюды лениво жевали жвачку, поглядывая свысока и шевеля толстыми губами.

Генрих оживился и бросился было вперед, но Мбаса ловко перехватил его и аккуратно уложил на землю, сказав при этом:

— Нельзя!

— Ты что? Почему нельзя? — возмутился поверженный принц.

— Нельзя бежать к незнакомый люди. Надо проверять. Вы здесь лежать, а я ползти туда, проверять — злой они или добрый. Здесь все убивать друг друга, люди, звери, змеи — все!

Жан-Мишель тоже быстренько улегся, скрывшись за комом спутанной ломкой травы. А негритенок направился к деревушке, прижимаясь к земле, лишь курчавая голова то и дело прыгала вверх-вниз.

Он прилег у стены одной из хижин, прислушался. Стояла почти неживая тишина, нарушаемая блеянием коз и громкими воплями больших серых птиц, дерущихся за что-то съестное.

Мбаса был терпелив и вскоре дождался — из хижины вышла девушка, в синем одеянии, с прикрытым лицом. Она встала на колени перед ямой, выкопанной в земле и принялась ловко вынимать оттуда круглые лепешки. Мальчик потянул носом и переглотнул — ветерок донес до него восхитительный запах свежеиспеченного хлеба. Из той же хижины выбежали трое маленьких детишек, забегали вокруг матери, тормоша за одежду и выпрашивая лепешку. Женщина со смехом отмахивалась от настойчивых малышей, но потом сжалилась и отломила немного. Подхватив обжигающую добычу, дети стремглав унеслись прочь, только их и видали. Мать крикнула им что-то вдогонку, на непонятном диалекте. Да только кто же ее послушал!

Мбаса полежал еще чуточку, потом развернулся и осторожно пополз обратно.

— Ну что, определил? Можно к ним или нельзя? — спросил Генрих. Он тоже почуял запах лепешек и теперь весь горел от нетерпения.

— Да, — отвечал Мбаса, но его голос был полон неуверенности. — Я не знать этот народ, никогда не встречать... Там я не увидеть мужчин-воинов, только один женщина и ее дети.

— Хватит скрываться! — заявил Генрих. — Все равно нам придется выходить к людям, рано или поздно. Пошли! И не надо прятаться, это будет выглядеть подозрительно. Побольше улыбайтесь, мы должны им понравиться.

Он решительно поднялся и пошел вперед, глядя прямо перед собой, не пряча глаз. Жан-Мишель и Мбаса шагнули следом, держась чуть позади.

Завидев их, женщина от удивления сделала круглые глаза и закричала. Крик был интересен: быстро-быстро, переливчато, похожее на «у-лу-лу-лу!!» Заливистая звонкая трель продолжалась с полминуты и на этот призыв из хижин выбежали люди. Пятеро мужчин в таких же синих одеяниях с белыми бурнусами. Один из них держал в руках испанский мушкет, чем сильно удивил Генриха. Остальные сжимали обнаженные кривые сабли, весьма устрашающего вида.

Увидев, что перед ними всего лишь дети, мужчины слегка успокоились. Вперед шагнул самый старший из них, с седой бородой и внимательными черными глазами.

Он задал какой-то вопрос и умолк, дожидаясь ответа. Конечно же, мальчишки пожали плечами, а Генрих в свою очередь сказал на французском:

— Здравствуйте! Мы не желаем вам зла, мы пришли с миром! Мы попали в шторм и теперь заблудились. Где мы находимся?

Жители деревни стали качать головами, показывая, что тоже ничего не поняли.

Тогда Генрих повторил то же самое, но по-испански. Его расчет оправдался и подал голос второй мужчина, лет сорока на вид. Он с трудом произнес несколько слов на ломаном испанском. Смысл был едва уловим, но Генрих перевел своим друзьям:

— Он говорит, что не принято разговаривать с гостями на пороге дома, приглашает войти.

Мужчина прикоснулся ладонью ко лбу, затем к губам, к груди и поклонился. Чтобы не прослыть невежливыми, Жан-Мишель и Генрих повторили этот жест, чем вызвали улыбки у мужчин и короткие смешки у детишек, что прятались в сторонке.

Говоривший на испанском протянул руку, указывая на вход в хижину. Мальчишки один за другим вошли внутрь. Хозяин проследовал за ними.

В доме царил полумрак и приятная прохлада — глина предохраняла от жары. Комната была всего одна и половину ее занимал большой деревянный настил. На нем лежали вперемешку десяток подушек и одеяла из плотной шерсти, должно быть, верблюжьей.

Хозяин сгреб подушки в сторону и пригласил мальчишек присесть. Сам подал пример, сев на одну из подушек, подогнув ноги.

Когда гости устроились поудобней, что было с непривычки сложновато, он позвал жену, сказав ей несколько фраз.

Женщина развела огонь в маленьком очаге, прямо посреди комнаты и поставила на треногу металлический чайник, бронзовый или медный. Пока вода закипала, она принесла небольшой деревянный сундучок, оплетенный разноцветными нитями. В нем хранились крошечные, на два-три глотка, стаканчики, а также один большой.

Женщина взяла закипевший чайник, бросила в него щепотку заварки. Потом подала чайник мужчине и покинула дом. Хозяин поставил перед собой этот большой стакан и стал наливать в него чай, причем делал это столь виртуозно, что попадал тонкой струей с расстояния в четверть туаза (50-60 см) Так он проделал несколько раз, пока в стакане не образовалась густая коричневая пена. И лишь затем он разлил чай по маленьким стаканчикам и подал их мальчишкам.

В это время вернулась его жена с лепешками. Хозяин принял хлеб и женщина вновь вышла.

За этими долгими приготовлениями Генрих слегка заскучал. В пустыне совершенно некуда спешить, потому и такие длительные чайные церемонии.

— Мое имя — Мулай Абд аль-Кадер. Теперь я готов выслушать ваш рассказ. Назовите ваши имена, — сказал наконец хозяин дома, сделав первый глоток.

— Меня зовут Генрих, это — Жан-Мишель, а это — Мбаса. Собственно, рассказывать-то и нечего, — ответил Генрих. — Мы попали сюда совершенно случайно, когда наш корабль оказался в плену сильнейшей бури. Нам хотелось бы вернуться домой, во Францию. Но скажите, где же мы очутились? Как называется эта страна и где ближайший порт?

Мужчина усмехнулся. Его обветренное лицо было покрыто сеткой мелких морщин, которое делало его гораздо старше своих лет.

— Отсюда до вашей Франции далеко, очень далеко. Наша страна называется Мараккеш, или по-вашему — Марокко. Слышали такое название?

Генрих побледнел. Он отставил стакан и сказал друзьям:

— Теперь я понял, куда мы попали. Это Африка... Арабский Магриб... Христиан здесь ждет лишь смерть либо плен и рабство. Соседний Алжир почти весь во власти пиратов, от которых не следует ждать жалости. А какой город ближе всего отсюда?

— Мелилья. В трех днях пути на верблюдах. Пожалуй, я смогу вас сопроводить. А пока что оставайтесь моими гостями.

Благородство и желание помочь покорили сердца мальчишек и Генрих сказал:

— Я весьма вам признателен. Вот только бы еще...

— Говорите.

— Нам хотелось бы поесть. Мы весь день ничего не ели, кроме кокосовых орехов.

— Это легко исправить. Мой дом — ваш дом.

Мулай Абд аль-Кадер хлопнул в ладоши и вошла его жена. Он отдал распоряжения на своем языке и вскоре женщина внесла в хижину деревянную миску, полную горячей похлебки. Хозяин показал, как это надо есть — отломить лепешку и зачерпнуть немного каши.

Генрих попробовал — вкус был незнакомый, похожий на сильно разваренную курятину и показался поистине неземным. Когда миска наполовину опустела, Генрих спросил:

— А из чего это приготовлено? Очень вкусно!

Хозяин не успел ответить, его опередил Мбаса:

— Я знать. В мой племя это часто готовить, такой еда. Это сушеный саранча. Такой прыгать-прыгать.

— Да, этот мальчик прав. Саранча с ломтиками козьего сыра.

Генриху едва не стало плохо, но он мужественно сдержался от реплик. С голоду еще и не такое придется отведать.

— А сейчас я позволяю вам отдохнуть, — сказал Мулай Абд аль-Кадер. — Ложитесь здесь и спите. А ты, мальчик, надень вот это...

С этими словами он подал негритенку кусок синей ткани. Мбаса весьма нехотя соорудил из нее некое подобие юбки и обернул вокруг талии. Должно быть, обычай не позволял мальчишкам разгуливать по дому голышом.

Женщина молча убрала посуду и мальчишки улеглись. На сытый желудок сон пришел быстро...

Глава двадцать шестая

До самого рассвета гостей никто не тревожил. А за час до восхода солнца Мулай Абд аль-Кадер их разбудил и сказал:

— Если хотите отправиться в путь, то надо выступить немедля. Пока не наступила жара, успеем проехать несколько миль.

Зевая и потягиваясь, Генрих лениво выбрался из дома и поежился — утренняя свежесть охватила его плечи.

Мулай подвел к ним верблюда и заставил того спуститься на колени. Меж двух горбов смогли уместиться все трое мальчишек, а сам хозяин собрался было сесть на второго верблюда, когда вдали разглядел клубы пыли.

Он забеспокоился, что-то крикнул, громко и гортанно. Посреди деревни стал быстро собираться народ, выхватывая сабли и готовясь к бою.

Мальчишек быстро стащили с верблюда, запихнули обратно в дом и велели сидеть молча, не высовываться.

Через несколько минут послышался приглушенный гул от множества копыт — к деревне приближалась группа всадников.

Генрих встал у входа и выглядывал из-под соломенной циновки, заменявшей дверь.

Всадники в красных одеяниях гарцевали перед настороженными жителями. Вперед выехал один всадник, по видимому, старший из них. Он стал говорить на арабском, столь властно, что мурашки по коже. Ребята не понимали ни слова и не догадывались, что речь идет об их дальнейшей участи.

— Уважаемый Салед Ад-дин Муртази, ваша деревня задолжала светлому султану триста дирхемов. Он по своей доброте ждал больше месяца, но вы и не думаете платить этот налог. Если вы немедленно не соберете необходимое, я вынужден буду сам взять из ваших домов все мало-мальски ценное. Но зачем же применять силу? Договоримся миром, уважаемый Салед Ад-дин Муртази!

Старейшина деревни отвечал, степенно и размеренно проговаривая слова:

— Напрасно вы вините нас, светлейший Мухаммед Абд аль-Хафид. Мы выплатили сполна и следующий налог приходится лишь на осень. Зачем же наш добрейший султан присылает своих нукеров?

— Султану видней, кто кому сколько должен! — нахмурился сотник. — Ты будешь спорить или согласишься с нашими расчетами?

Ему никто не ответил, повисло напряженное молчание. И всадники, и жители деревни яростно сжимали сабли, готовясь в любую секунду ринуться в бой. Но сотник не желал крови, ему важней было получить долг и удалиться.

— Возможно, ты можешь что-то предложить, уважаемый Салед Ад-дин Муртази? Наш султан добр и справедлив, не так ли? Он с радостью примет от вас дар, равноценный тремстам дирхемам!

Старейшина задумчиво оглянулся, ища поддержки у соплеменников, но мужчины хмуро опускали глаза — никто не хотел расставаться с последним добром. Тогда старик сказал:

— Может быть у наших гостей найдется несколько монет? Спроси у них, уважаемый Мулай Абд аль-Кадер.

— О каких гостях ты говоришь? — насторожился сотник.

— Вчера к нам пришли трое мальчиков и мы приютили их.

— Хмм, это уже интересно! Ну-ка, приведите! Я хочу взглянуть на них.

— Они наши гости, светлейший.

— Ничего, ничего, я лишь взгляну, — усмехнулся сотник.

Мулай Абд аль-Кадер сказал на испанском, что мальчикам лучше выйти во двор.

Генрих показался первым. Он встал прямо перед сотником, не опасаясь копыт его лошади. Жан-Мишель и Мбаса замерли рядом с ним, ожидая продолжения.

— Так, занятно... Двое белых и один черный. Отвечайте, откуда вы и как попали сюда?

— Они не понимают арабский, я переведу, — сказал Мулай Абд аль-Кадер.

Он повторил вопрос сотника по-испански и Генрих вкратце рассказал всю историю со штормом.

Сотник недоверчиво качал головой. Выслушав, он сказал:

— Я никогда не верил ни испанцам, ни французам, ни инглизам. Они все лживые и вероломные собаки. И их дети наверняка точно такие же! Но пусть с ними разбирается наш всемилостивейший султан! Хорошо, мы согласны взять этих мальчишек в счет вашего долга. Если их продать, то как раз наберется две сотни дирхемов.

— Вы же обещали, что нас никто не тронет? — спросил Генрих у хозяина дома, где они ночевали.

— Обещал... Но вы сами видите, эти нукеры сметут нашу деревню в два счета. Мы вынуждены... — склонил голову Мулай Абд аль-Кадер. Он не смог встретиться взглядом со своими бывшими гостями.

— Ну, хватит разговоров. Сажайте их на коней, мы возвращаемся в Рабат!

Трое всадников усадили мальчишек в седла перед собой, и кавалькада помчалась в обратный путь.

Генрих успел шепнуть друзьям:

— Не проговоритесь, что я принц... Здесь и правда никому нельзя верить...

Пыль заклубилась под копытами, а жители деревни понуро провожали взглядами воинов султана.

* * *

У себя на родине Генрих никогда не видал столь бескрайних степей. По левую сторону от дороги раскинулась обширная плоская равнина, сплошь укрытая красновато-бурым песком. А вскоре Генрих понял, что от этого песка укрыться совершенно невозможно. Он противно скрипел на зубах, покрывал лицо тонкой пылью, слепил глаза...

Справа Генрих с удивлением рассмотрел белесую поверхность, блестевшую в лучах солнца. Издалека эти небольшие озерца казались покрытыми льдом. Только через несколько часов пути Генрих разгадал загадку — это обмелевшие участки моря, высыхая, превращались в соляные озера. Должно быть, там добывалась соль.

Солнце напоминало раскаленное добела блюдце. Всадники прикрыли лица, оставив лишь узкие прорези для глаз, а мальчишкам пришлось совсем туго — никто о них не побеспокоился. Только Мбаса все так же улыбался, словно ему все было нипочем.

Путь оказался долог и у Генриха было время поразмыслить. Если признаться султану Марокко, что он сын короля, то последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Либо султан прикажет доставить принца с почестями к отцу, либо наоборот, начнет требовать для себя нечто запредельное — огромный выкуп, к примеру. Кто знает, какой окажется характер у правителя. Так Генрих ничего и не решил. Доставят его к султану, а там поглядим...

Впереди показались стены какого-то городка и всадники ускорили шаг — им хотелось поскорее устроить привал, отдохнуть в тени.

Город под названием Мид-Эль поражал своей беднотой — невысокие дома, больше походившие на сараи, выстроились в хаотическом беспорядке. Между ними протянулись известняковые плиты и казалось, что жилые кварталы составляют единое целое. Улочки были шириной в два-три шага, раскинь руки и коснешься стен по обеим сторонам.

Лишь в центре городка оставалось свободное пространство. Там расположился рынок и мечеть с высокой башней минарета.

По рынку бродили мулы и ишаки, груженые тюками и мешками с товаром. Народу было не так уж и много, но стоял постоянный гортанный гомон, здесь очень любили поторговаться.

Конный отряд вызвал оживление — оборванные чумазые мальчишки, что мчались за ними от самых ворот, подбежали стайкой и встали поодаль, раскрыв рты. С любопытством поглядывали взрослые, но заговорить не решались.

Сотник Мухаммед Абд аль-Хафид ни на кого не обращал внимания. Остановившись у колодца он, исполненный достоинства, ссадил на землю Генриха, спешился сам и перебросил повод одному из нукеров.

Жестами он указал Генриху на колодец, потом на лошадей. Понятно без слов, надо напоить.

Генрих пожал плечами, но спорить не стал. Пока всадники привязывали коней к длинной плетеной изгороди, он взял кожаное ведро и принялся лить воду в длинное деревянное корыто. Жан-Мишель сунулся было к нему, помогать, но Генриху было так скучно во время долгой поездки, что работа показалась замечательным развлечением.

Когда корыто наполнилось, мальчишкам было позволено напиться самим и умыться.

Тем временем подошли торговцы лепешками, кускусом. На деревянных лавках быстро расставили посуду, глиняные плошки, чайники.

Мальчишкам тоже дали блюдо с кускусом, одно на троих. Это местная каша, когда в обычное пшено добавляют все, что есть в доме — мясо, овощи, специи, каждый готовит на свой лад. Впрочем, как раз мяса в каше и не оказалось.

Зато сотнику подали печеную баранину, блюдо под названием тажин. На вид очень вкусно, жир так и блестел, так и переливался.

Ну и конечно же — чай, без него не существует восточной кухни.

После сытного обеда сотник прилег в тени подремать. Его воины, оставшись без командирского надзора, разбрелись по рынку.

Мбаса привлек к себе внимание местной ребятни. Хоть это и Африка, но похоже, что в этом городке не видели еще негритят.

Мальчишка потуже стянул на талии свою юбочку, так и норовившую сползти, и сказал:

— Я хотеть спать. А вы не устать разве?

— Ложись, ложись, пока нас снова на коней не забросили, — ответил ему Генрих.

Живот наполняла приятная тяжесть и глаза, конечно же, стали слипаться. Принц не стал противиться природе, Подложив под голову собственный локоть, он закрыл глаза и погрузился в сон...

Жан-Мишель и Мбаса быстренько устроились рядом, повертелись, поглазели на заклинателя кобр, который мучил бедную змею своей дудкой, и сами не заметили, как уснули.

Глава двадцать седьмая

Последняя неделя весны выдалась на редкость дождливой. Сена и Луара вздулись до верхнего предела и грозили наводнением. О приближении лета не напоминало практически ничего, кроме календарей. Серое небо было затянуто тучами, сквозь которые не мог пробиться ни один солнечный лучик.

Но бесконечная дробь падающих с неба капель не мешала герцогу Ангулемскому размышлять. Он был вне себя от бешенства. Даже верный пес забился под стол, чтобы не попасть хозяину под горячую руку.

На днях герцогу доставили весьма дурные вести — его наемник Брюльи предал своего господина и сбежал в неизвестном направлении, прихватив с собой королевского отпрыска. А ведь как все было здорово продумано! Попытка отравления не удалась и теперь несчастного парня, помощника повара, допрашивают так, что он признает за собой даже убийство Папы Римского Климента VIII.

Король, конечно, уже знал о случившемся. Он предпринимал все, чтобы разыскать сына, но не менее энергично Людовик искал злоумышленника, виновного в покушениях.

И герцог не намерен был терять время, он чувствовал, как сжимается тугая петля на его шее. Хоть и не повесят на самом деле, но провести остаток жизни в холодных каменных мешках Бастилии ему тоже весьма не хотелось.

Три дня назад король выехал на юг, чтобы на месте разобраться во всем и лично руководить поисками принца Генриха. Этот момент нельзя было упускать!

Герцог принял очень простое решение. Раз не получилось уничтожить сына, то необходимо лишить жизни отца! Во всеобщей смуте, что непременно поднимется по стране, он, герцог Ангулемский, выступит спасителем королевства и первым претендентом на трон. Правда, надо будет попутно избавиться от остальных, например от младшего принца — Филиппа. Этот мальчишка может спутать карты, если регентом выступит кто-то из де Гизов.

Но следует все тщательно продумать, осечки быть не должно.

Герцог взял со стола серебряный колокольчик и встряхнул, да так, что изящная безделушка вылетела из пальцев и ударилась о стену. Но слуга услыхал и быстро вошел в кабинет.

— Вот что... Срочно разыщи виконта де ла Вальер. Он наверняка напивается в ближайшей таверне.

— Слушаюсь, сир...

Слуга неслышно покинул кабинет, а герцог придвинул кресло поближе к камину. Все же возраст давал о себе знать и сырость потихоньку покусывала суставы. Да и раны принялись ныть, не дают забывать о былых сражениях... А ведь какое славное было время! Не то что сейчас — интриги, интриги, интриги...

* * *

Слуга герцога не стал рыскать по всему городу, он прекрасно знал, куда идти. И уже через полчаса он отряхивал от дождя свою шляпу на ступенях небольшой таверны под весьма воинственным названием «Меч и звезды»

В этой таверне к вечеру собирались отпрыски обедневших дворянских родов, которым гордость не позволяла пировать в захудалых трактирах, а бедность — в дорогих харчевнях, где за обычное жаркое требовалось уплатить чуть ли не десяток гиней.

Несколько грубо сколоченных столов в это время были еще пусты, к тому же погода не настраивала на шикарную попойку. Вот вечером совсем другое дело, соберется славная компания и вино будет литься рекой!

А пока что за дальним столом сидели четверо молодых людей в серых неприметных плащах и о чем-то беседовали вполголоса. Приветливая девушка подала им блюдо с перепелами, отшутилась в ответ на скабрезное предложение, увернулась от ленивого шлепка и исчезла за занавесью кухни.

Слуга герцога направился к компании. Остановившись рядом со столом он произнес:

— Господин виконт, вас приглашает к себе его светлость герцог. Он с нетерпением ожидает вас.

Самый молодой из четверых отставил кружку и поглядел на гонца. Недовольно оттер усы и ответил:

— Какого дьявола ты заявился сюда? Не мог поискать меня в другом конце Ангулема? Мы как раз успели бы закончить завтрак. Чего ему неймется, герцогу? А?

— Я не знаю, сударь. Он ведь не посвящает меня в свои замыслы.

— Еще бы! Уж кто-кто, а герцог умеет хранить свои тайны! Вот что, милейший, посиди в сторонке, пока мы не закончим. А лучше закажи себе вот этих перепелок, гляди, какие прожаренные!

— Герцог велел найти вас как можно скорее, сударь...

— Ладно, ладно... Все равно уже испорчен весь аппетит... Одна надежда, что разживусь у него деньжатами. Прошу простить, господа, важные дела! Надеюсь, мы вновь встретимся здесь вечерком!

Виконт поднялся, взмахнул шляпой в приветствии и направился к выходу. Слуга поторопился следом, едва поспевая.

* * *

— Входите, сударь, входите! — приветствовал гостя герцог Ангулемский.

Виконт де ла Вальер вошел в кабинет, небрежно поклонился и, не дожидаясь позволения, сел в свободное кресло.

Герцог поморщился. Его покоробила нарочитая фамильярность молодого нахала. И будь то в иное время, он бы нашел укорот на наглеца.

Но сейчас герцог сказал:

— Скажите, виконт, не надоело ли вам занимать постоянно в долг? Разве это делает вам честь? Я готов предложить вам небольшое... скажем так, дельце. И в награду вы получите свое собственное имение, заложенное еще три года назад. Я выкуплю его для вас.

— Весьма заманчиво, весьма... Я поступил к вам на службу и доволен ею. Но получить разом столь большую сумму я бы не отказался. Что же от меня потребуется?

— Скажу сразу — дело крайне опасное. Более того, у вас будет лишь один шанс из ста вернуться живым! Вас пугает такая перспектива?

Лицо юноши стало более вдумчивым, но ответил он почти без колебаний:

— Я готов рискнуть, чтобы покончить с этой унизительной бедностью.

— Прекрасный ответ. От вас требуется убить одну персону.

— Только и всего? Я сделаю это без колебаний, только назовите имя.

— Это... — герцог не закончил. Он стремительно поднялся и подошел к двери. Распахнул ее, проверил, пуст ли коридор. Но вернувшись к столу он не стал произносить вслух имя жертвы. Герцог взял лист бумаги и начертал на нем цветок лилии — королевский герб.

— Правильно ли я вас понял?... — помертвевшими враз губами вымолвил виконт.

— Да, сударь, это именно тот человек, о котором идет речь. Итак, вы по прежнему готовы?

— Теперь у меня даже нет шанса отказаться. Ведь так?

— Вы удивительно догадливы... Вы дадите мне ответ в этом кабинете. И если он будет отличаться от слова «да»...

Виконт глубоко вздохнул, собираясь с силами. А герцог тем временем скомкал листок и бросил его в камин.

— Я готов, — повторил виконт свое первоначальное решение.

— Вот и славно! — отлегло от сердца у герцога.

— Но как я сумею подойти к... этой персоне? Меня даже не подпустят на пушечный выстрел! Есть ли у вас какой-либо план?

— Несомненно. Я долго размышлял и кое-что придумал. Слушайте... Этот человек сейчас находится на полпути к южному порту, к Марселю. Сколько он там пробудет, не известно никому. Вам следует отправляться немедленно...

— И устроить засаду на обратном пути? — прервал герцога юноша. — Это нереально! Наверняка дорога будет проверяться, а сопровождать его будет не один полк гвардейцев.

— Не спешите, я продолжаю. Вам надо переодеться в другое платье. Такое, чтобы вас беспрепятственно смогли допустить к королю. Да еще и оставить вас наедине!

Виконт поглядел на герцога, словно на умалишенного.

— Я теряюсь в догадках... Чей же это костюм?

— Платье странствующего монаха-бенедиктинца! — герцог откинулся в кресле и победно взглянул на собеседника.

Действительно, вряд ли страже придет на ум подозревать монаха, которые во множестве бродят по дорогам страны. И все же виконт недоумевал:

— Но даже у монаха должна быть веская причина для беседы с кор... кхм... с тем человеком.

— Разумеется. Вы скажете, что принесли сведения о его пропавшем отпрыске. Тогда вас не то что пропустят, а на руках внесут!

— А у меня действительно будут эти сведения? Хотя бы для начала разговора.

— Да, будут. Я сообщу вам некоторые подробности, их хватит, чтобы заинтересовать нашу персону и оставить вас с ним наедине.

— Хорошо, сир, я вошел к нему. Что дальше? Меня наверняка обыщут. Ни кинжал, ни арбалет, ни тем более саблю мне не пронести.

Герцог загадочно усмехнулся.

— А вот теперь и будет самое интересное!..

С этими словами герцог подошел к секретеру, заслонил его собою от любопытных глаз гостя и чем-то щелкнул внутри. Из раскрывшегося тайника он вынул маленький футляр слоновой кости. Закрыв тайник, герцог вернулся к столу и положил футляр перед виконтом.

Юноша был сильно заинтригован. Раскрыв футляр, герцог вынул крошечный серебристый цилиндрик величиной с мизинец.

— Что это? — выдохнул виконт.

— Это — орудие смерти. Оно изготовлено мастерами Флоренции...

— Как же оно действует? Это яд?

— Яд в нем несомненно присутствует. Но это своего рода мушкет, только без пороха. Я точно не знаю его внутреннее устройство, мне лишь сказали, как пользоваться этим оружием. Если навести его на человека и нажать вот на этот крохотный рычажок у основания, то вылетит маленькая металлическая стрелка. Конечно, она не пробьет стальной панцирь, но с тканью легко справится. Стрелка вонзится в тело и яд убьет жертву, не мгновенно, а спустя несколько часов. Этого времени хватит, чтобы свободно уйти. Человек лишь почувствует, словно его ужалила пчела или комар. Так что вам, сударь, почти ничего не грозит... Звук выстрела хорошо бы скрыть, уронив поднос, бокал, стул наконец. Или просто кашлянуть погромче. Тогда этот человек даже не заподозрит, что в него стреляли. И еще... Здесь лишь один заряд, не промахнитесь!..

Голова виконта кружилась и нехорошие предчувствия витали вокруг, словно вороны. Но отступать было некуда, при отказе живым из этого кабинета он уже не выйдет.

А герцог продолжал:

— Слуги вам помогут переодеться. Придется выстричь тонзуру. Побольше цитат на латинском, вы ведь учились, не так ли? И наконец последнее... Я буду весьма доволен, если вам удастся устранить еще и сына нашей персоны. Этот мальчишка мне может помешать. Но главная цель — его отец. Сейчас ступайте переоденьтесь, а затем мы все подробно обсудим.

Вызвав слугу, герцог повелел сопроводить виконта в другую комнату, где уже была подготовлена монашеская ряса.

И в последнюю ночь мая новообретенный монах-бенедиктинец выехал на скромной лошадке из ворот замка герцога Ангулемского и не спеша направился в южном направлении, с трудом пробираясь по раскисшим дорогам...

Blog

Лилия и шиповник Историческая приключенческая повесть