Кчему бы ни прикоснулся Павел Флоренский своей мыслью всё начинало сиять и светиться новым неповторимым светом

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Голота Б.М.

кафедра философии

Бердянский университет менеджмента и бизнеса


Гармония веры и знания

в миросозерцании Павла Флоренского


К чему бы ни прикоснулся Павел Флоренский своей мыслью всё начинало сиять и светиться новым неповторимым светом. Он открыл словарь на слове «истина» и прочёл по-литовски «естина». Значит, истина – это то, что есть, то, что достоверно само по себе и не нуждается в доказательстве, как солнце на небе.

Такой подход опережал движение философской мысли на годы. Пройдут десятилетия после выхода в свет книги Флоренского «Столп и утверждение истины», и появится целое направление лингвистической философии. Лингвистическая философия станет очень пристально всматриваться в слова и придёт к выводу, что почти все научные определения упираются в расплывчатые и многозначные значения, которые мы придаём словам. Мысль упёрлась в тупик. Всё формулируется словом, а слово по природе своей неточно.

Флоренский, нащупав условность слова, сразу нашёл выход из тупика. Это интеллектуальное словотворчество. Мыслитель сам создаёт свою мифологию вокруг слов, не скрывая субъективность творческого подхода. Так слово «истина» связалось со словом «есть», «быть».

Флоренский был твёрдо убеждён, что любая научная истина должна иметь конкретный чувственный облик для человека. Ему принадлежит замечательный постулат доказательства бытия Божия. Если есть Троица Рублёва, значит, есть Бог. Иконостас не преграда между алтарём и молящимся, а окно в другой мир. Флоренский не отрицал, что икона – Символ, но для него Символ был большей реальностью, чем сама доска, на которой Троица запечатлена.

И здесь философ опережал время примерно на полстолетия. Позднее в трудах ученика Фрейда Юнга будет чётко сформулировано учение об архетипах – прообразах мироздания, обладающих в равной мере субъективной и объективной природой.

Магнетизм Троицы Рублёва притягивал взор Флоренского, внезапно открывшего в этой иконе геометрию Лобачевского. Да. Именно Лобачевского. Ведь «воображаемая геометрия» великого геометра была действительно для зеркально выгнутых полусфер. Флоренский увидел, что геометрия иконы подчинена не Эвклиду, а Лобачевскому. Перспектива изогнутого пространства такова, что не вы смотрите в глубь картины, а картина охватывает вас своей изогнутой полусферой – вы внутри иконы. Так зеркальный шар отражает пространство окружающее его, вбирая его в себя.

Флоренский назвал это «обратной перспективой». Оставался один шаг до главного открытия жизни. Вышла в свет на русском языке «Общая теория относительности» Эйнштейна, где всё пространство нашей Вселенной оказалось искривлённым именно по законам обратной перспективы Флоренского.

С этого времени начался духовный поединок отца Павла с великим физиком. С чем же не соглашался Флоренский в теории относительности Эйнштейна?

Дело в том, что согласно теории относительности скорость света во Вселенной не может превышать 300 000 км/сек. Всё, что за пределами этой скорости, в формулах великой теории выступает со знаком минус, обозначается мнимыми величинами.

С этим физическим фактом Флоренский не спорит, но он считает, что именно эти «мнимости в геометрии» обозначают реальность, не подвластную физике и космологии. Свет выше скорости света – это «тот свет». Физически его нет, но, кроме физики, есть ещё Дух…

Флоренский считает, что золотой фон древних икон символизирует свет невидимый или «тот свет».

Почему голубое небо Италии и древней Византии обозначено золотым светом? Потому, что художники пишут незримое небо, небо, не видимое телесными очами.

Нет никакого сомнения, что священник Павел Флоренский видит в формулах общей теории относительности фактическое подтверждение своей правоты. Он не согласен с Эйнштейном, но он согласен с его открытием: время и пространство по мере приближения к скорости света – 300 000 км/сек. становится равными нулю. Ну, а если перескочить через этот нуль и выйти в потусторонний мир?

Сделать этот шаг Флоренскому помог Данте.

Читая «Божественную комедию», отец Павел писал: «Надо думать, в основе поэмы Данте лежит некий психологический факт – сон, видения. Хорошо известно, что множество величайших открытий, в том числе и математических, было сделано во сне. Моя мысль – взяв подлинные слова Данте, показать, что символическим образом он выразил чрезвычайно важную геометрическую мысль о природе и пространстве. Чтобы объяснить как вывернулся Данте из нашей Вселенной в мир Эмпирея.

Итак, припомним путь Данте с Вергилием. Он начинается в Италии. Оба поэта спускаются по кругам воронкообразного Ада. Воронка завершается последним, наиболее узким кругом Владыки преисподней. При этом обоими поэтами сохраняется во всё время нисхождения вертикальность – головою к месту схода, т.е. к Италии, и ногами к центру Земли. Но, когда поэты достигают поясницы Люцифера, оба они внезапно переворачиваются, обращаясь ногами к поверхности Земли, откуда они вошли в подземное царство, а головою в обратную сторону.

Итак: двигаясь всё время вперёд по прямой и перевернувшись раз на пути, поэт приходит на прежнее место в том положении, в каком уходил с него. Такое возможно лишь в особом геометрическом пространстве. Этим бросается неожиданный пучок света на средневековые представления с конечности мира. С точки зрения современной физики мировое пространство признаётся конечным, равно, как и время – конечное, замкнутое в себе».[2]

В 1922 году математик и богослов Павел Флоренский закончил книгу «Мнимости в геометрии». В книге, в частности, утверждалось, что существует вполне реальная грань между «Землёй» и «Небом». Недавнее (в 1993г.) открытие американских астрономов подтвердило, что в принципе отец Павел был прав.

Американские спутники «Вояджеры» нащупали границу Солнечной системы. Это область так называемой «гелиопаузы», где расширяющийся солнечный ветер встречается на своём пути с заряженными частицами и магнитным полем межзвёздного газа на границе Солнечной системы.

По предположению доктора Ральфа Макнатта из университета Джона Гопкинса (Мериленд), «гелиопауза» находится где-то в области, расположенной на расстоянии в 82 – 130 раз дальше от Солнца, чем Земля. Расстояние от Земли до Солнца составляет 149 миллионов километров. Эта величина называется астрономической единицей. К сведению, самая крайняя планета Солнечной системы Плутон отдалена от Солнца на расстояние всего 39 астрономических единиц. «Вояджер» залетел ещё дальше – на расстояние 40 астрономических единиц. Отсюда спутник и нащупал «гелиопаузу». Это реальная граница нашего солнечного света.

У Данте в «Божественной комедии» это место именуется «поясницей Люцифера». Отсюда начинается выход к другим мирам. Возможно через сколько-то лет спутники долетят до этой «воронки», откуда Данте с Вергилием вышли к другому свету, более яркому и ослепительному чем Солнце.

Предположим, что знаменитые дантовские круги Ада, Рая, Чистилища есть не что иное, как орбиты, очерчивающие определённые границы нашего мира. Если это так, то «Вояджеры» нащупали границу между «Адом» и «Чистилищем», именуемую на языке астрономии «гелиопауза», или границы нашего солнечного мира. Ведь именно здесь у Данте начинается царство вселенского льда и холода.

Соединив общую теорию относительности Эйнштейна с «Божественной комедией» Данте, Флоренский создал свой неповторимый образ Вселенной. Здесь дух является причиной возникновения света, а мысль летит по Вселенной быстрее всех скоростей. Границы же нашего земного мира очерчиваются радиусом солнечного светового луча, за время нескольких мгновений. Таким образом, наш земной мир оказывается в пределах Солнечной системы, а то что мы видим за её пределами, – это уже другие, совсем нечеловеческие миры.

Получается, что физически мы пребываем здесь в пределах скорости света, а мысленно проникаем во все измерения мироздания, где, никуда не исчезая, свернулось в клубок наше земное время, вмещая прошлое, будущее и настоящее, реальная вечность.

Эта змея свернувшаяся в клубок, у Энштейна называлась «линия мировых событий», но в отличие от Флоренского великий физик поначалу считал, что это всего лишь удобная математическая абстракция, помогающая понять, как устроено мировоздание, и лишь в конце жизни поверил в своё открытие по-настоящему. Получив письмо от своего сына о смерти друга юности Марка Соловина, Эйнштейн ответил, что известие это его нисколько не огорчает, поскольку «мы-то, физики, знаем», что никакого прошлого нет. Всё прошедшее остаётся и пребывает всегда на линии мировых событий. Земным зрением это нельзя увидеть, но мало ли обманов даёт нам земное зрение: плоская Земля, Солнце, вращаемое вокруг Земли. Доверять надо не земному, а вечному.

Эйнштейн ничего не знал о Флоренском гениальном учёном и мученике-священнике расстрелянном за своё миросозерцание в 1937 году в Соловках.

Эйнштейн верил в Бога, как «в высший Разум и высшую красоту», не нуждаясь для его созерцания в посредничестве церкви. Флоренский – канонически верующий православный священник, но пришли они к сходным результатам.

В конце книги «Мнимости в геометрии» Флоренский проводит мысленный эксперимент осуществляемый по законам теории относительности Эйнштейна.

Если любое тело будет мчаться по Вселенной со скоростью света, то оно «вывернется» во Вселенную и обретёт бесконечную массу, т.е. станет всей Вселенной. Не есть ли это вечная сущность эйдоса вечной вещи, о которой писал ещё Платон. Гениальная по красоте мысль заключается в том, что вовсе необязательно мчаться со скоростью света, чтобы «вывернуться» в мироздание, – надо стать им.

Вероятно здесь Флоренский опирался на личный опыт. Опережая время он вместил в себя многие тайны предвосхитив в своих работах открытия математики, физики, кибернетики, генетики. Человек в отличие от бездушной вещи может «вывернуться» во Вселенную и обрести вселенское бессмертие силой своего духа.

Что душа человека – это свернувшаяся в клубок Вселенная, знали многие поэты и философы, но до Флоренского такое утверждение было лишь красивой метафорой. В работах Флоренского метафора бессмертия превратилась в убедительную научную гипотезу.


Использованная литература

  1. П. А. Флоренский. Столп и утверждение истины. Т. 1 Москва изд. «Правда» 1990г.
  2. П. А. Флоренский. У водоразделов мысли. Т. 2 Москва изд. «Правда» 1990г.
  3. Б. Г. Кузнецов. Эйнштейн. Жизнь, смерть, бессмертие. изд. «Наука» Москва 1979г.
  4. П. Картер. Р. Хайфилд. Эйнштейн. Частная жизнь. Москва. Захаров. АСТ. 1998г.
  5. Данте Алигьери. Божественная комедия. Москва изд. «Правда» 1982г.