Geum.ru

Зигмунд Фрейд. Толкование сновидений

Вид материалаРеферат
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   50

То, что уклоняется от парализующего действия, остается недоступным для второй системы и должно быть покинуто в силу принципа неприятного ощущения: парализование последнего, однако, не должно быть вовсе полным; наоборот, начало его должно быть допущено, оно должно обнаружить перед второй системой природу воспоминания и степень его пригодности для цели, поставленной перед собою мышлением.

Психический процесс, который самостоятельно допускает первая система, я буду называть теперь первичным процессом; другой же, совершающийся над воздействием второй системы, вторичным. Еще в одном пункте я могу показать, с какой целью приходится второй системе исправлять первичный процесс. Первичный процесс способствует прохождению раздражения, чтобы с помощью накопленной таким образом величины последнего образовать идентичность восприятия; вторичный процесс оставляет это намерение и вместо него задается другим - образовать идентичность мышления. Все мышление есть лишь обходный путь от принимаемого в качестве целевого представления воспоминания об удовлетворении до идентичного овладения тем же воспоминанием, что достигается вновь через посредство моторной системы. Мышление должно интересоваться соединительными путями между представлениями, не давая вводить себя в заблуждение их интенсивностью. Ясно, однако, что сгущение представлений, посредствующие и компромиссные образования препятствуют достижению этой цели идентичности; заменяя одно представление другим, они уклоняются с пути, который вел от первого. Таких процессов вторичное мышление тщательно избегает. Нетрудно понять также, что принцип неприятного ощущения ставит препятствия на пути к достижению идентичности мышления мыслительному процессу, которому обычно предоставляет важнейшие исходные пункты. Тенденция мышления должна, таким образом, клониться в сторону освобождения от исключительного господства принципа неприятного ощущения; оно должно ограничивать до минимума развитие аффектов. Это улучшение результата деятельности должно совершаться при помощи нового воздействия со стороны сновидения. Мы знаем, однако, что это удается вполне чрезвычайно редко даже в наинормальнейшей психической жизни: наше мышление постоянно доступно извращению, благодаря включению принципа неприятного ощущения.

Но не это является дефектом функциональной способности нашего душевного аппарата, благодаря которому мысли, являющиеся результатом вторичной мыслительной деятельности, подвергаются воздействию первичного психического процесса. Этой формулой мы и воспользуемся теперь для изображения процесса, приводящего в результате к сновидению и к истерическим симптомам. Отрицательный случай наблюдается при совпадении двух моментов из истории нашего развития, из которых один всецело относится к душевному аппарату и оказывает могущественное влияние на соотношение обеих систем, другой же включает в душевную жизнь движущие силы органического происхождения. Оба проистекают из периода детства и являются осадком того изменения, которое претерпел с детства наш психический и соматический организм.

Если один психический процесс в душевном аппарате я назвал первичным, то я сделал это не только из соображений иерархии, а руководствовался и соотношением обоих процессов во времени. Хотя психического аппарата, который обладал бы всего одним первичным процессом, насколько нам известно, не существует и он является поэтому лишь психической функцией, однако, несомненно то, что первичные процессы в нем даны с самого начала, между тем как вторичные развиваются лишь постепенно, парализуют первые, но полного господства над нами достигают лишь в зените жизни. Вследствие этого запоздалого проявления вторичных процессов ядро нашей натуры, состоящее из бессознательных желаний, остается в неприкосновенности и не подвергается парализованию со стороны предсознательной сферы, роль которой раз и навсегда ограничена указанием наиболее целесообразных путей желаниям, проистекающим из сферы бессознательного. Эти бессознательные желания налагают на все последующие стремления гнет, которому они должны подчиниться; они могут, однако, стараться отклонить его и направить на более высокие цели. Обширная область материала воспоминаний остается, благодаря запоздалому воздействию предсознательной сферы, совершенно недоступной.

Среди этих неразрушимых и недоступных парализованию желаний находятся и такие, осуществление которых становится в противоречие с целевыми представлениями вторичного мышления. Осуществление этих желаний вызвало бы уже не приятное, а неприятное ощущение и как раз это-то превращение аффектов и составляет, сущность того, что мы называем "вытес Нением" и в чем усматриваем детскую стадию осуждения (отклонения при посредстве суждения). Каким путем, при помощи каких движущих сил совершается это превращение, - это и образует проблему вытеснения, которой нам достаточно коснуться здесь только вскользь. Нам достаточно указать на то, что такое превращение аффектов совершается в течение развития (вспомним хотя бы о появлении первоначально отсутствующего отвращения в детстве) и что оно связано с деятельностью второй системы. Воспоминания, из которых бессознательное желание вызывает проявление аффектов, никогда не бывают доступны системе Прс.; поэтому-то это проявление аффектов и не подвергается парализованию. Именно благодаря этому проявлению аффектов, эти представления недоступны теперь и со стороны предсозна-тельных мыслей, на которые они перенесли свою силу желания. На сцену выступает принцип неприятного ощущения и заставляет систему Прс. отвратиться от этих мыслей. Последние предоставляются самим себе, и, таким образом, наличие детского комплекса воспоминаний становится основным условием вытеснения.

В лучшем случае проявление неприятного ощущения прекращается, как только система Прс. отвращается от мыслей; этот случай характеризует целесообразность вмешательства принципа неприятного ощущения. Иначе обстоит дело, однако, в том случае, когда вытесненное бессознательное желание получает органическое подкрепление, которое оно может ссудить своим мыслям; тем самым оно дает им возможность вместе с раздражением произвести попытку проникнуть далее и тогда даже, когда система Прс. от них уже отвернулась. Дело доходит тогда до борьбы - система Прс. укрепляет противодействующую оттесненным мыслям - и далее, до победы мыслей, носителей бессознательного; победа эта выражается в образовании симптома. С того момента, однако, когда вытесненные мысли получают сильное подкрепление со стороны бессознательного желания и покидаются предсознательной сферой, они подвергаются воздействию первичного психического процесса, устремляются исключительно к моторному выходу или же, если путь открыт, к галлюцинаторному оживлению желательной идентичности восприятия. Ранее мы нашли эмпирически, что описанные неправильные процессы совершаются лишь с мыслями, подвергнутыми вытеснению. Сейчас мы пойдем дальше. Эти неправильные процессы суть первичные процессы в психическом аппарате; они совершаются повсюду там, где представления покидаются сферой предсознательного, предоставляются самим себе и могут найти себе осуществление благодаря свободной, стремящейся к выходу энергии из сферы бессознательного. Некоторые другие наблюдения поддерживают тот взгляд, что эти, так называемые неправильные, процессы не представляют собой фальсификации нормальных ошибок мышления, а лишь недоступные парализованию формы деятельности психического аппарата. Так, мы видим, что сведение предсознательного раздражения к моторике совершается тем же путем и что соединение бессознательных представлений со словами легко обнаруживает такие же, приписываемые невниманию передвигания и смещения. Наконец, и доказательство прироста деятельности, необходимого при парализовании этих первичных процессов, вытекает из того факта, что мы достигаем комического эффекта, некоторого избытка, выливающегося в форму смеха, когда даем возможность этим процессам мышления проникнуть к сознанию.

Теория психоневрозов утверждает с полной категоричностью, что лишь сексуальные желания из периода детства могут претерпевать в ходе развития процесс вытеснения (превращения аффектов); в дальнейшие фазы развития они способны вновь воскреснуть - будь то вследствие сексуальной конституции, которая возникает из первоначальной бисексуальности, будь то вследствие неблагоприятных влияний половой жизни, - и дать движущие силы для образования любого психоневротического симптома. Лишь включением этих сексуальных сил можно заполнить пробелы, все еще обнаруживаемые теорией вытеснения. Я оставляю без рассмотрения вопрос, может ли требование сексуального и детского элемента относиться и к теории сновидения; я оставляю эту теорию незаконченной, потому что и так уже предположением, будто сновидение всякий раз проистекает из бессознательного, я переступил рамки доказуемого. Эти и другие пробелы моей разработки вопроса я оставляю вполне сознательно, так как заполнение их потребовало бы, с одной стороны, чрезвычайно большого труда, с другой же - обоснования материалом, совершенно чуждым сновидению. Так, например, я избегал указывать на то, разумею ли я под словом "подавленный" нечто иное, чем под словом "вытесненный". На самом дале ясно, конечно, что последнее сильнее подчеркивает связь с бессознательным, нежели первое. Я не входил в рассмотрение и того вопроса, почему мысли, скрывающиеся за сновидением, претерпевают искажение со стороны цензуры и в том случае, когда они отказываются от поступательного движения к сознанию и избирают путь регрессии. Моей задачей было прежде всего очертить рамки вопросов, к которым ведет дальнейшее расчленение деятельности сновидения, и указать на другие темы, с которыми скрещивается данная проблема. Решение, в каком месте в каждом отдельном случае прерывать изложение, было для меня всегда очень трудно. То, что я недостаточно исчерпывающе выяснил роль сексуальных представлений в сновидении и избегал толкования сновидений с явно сексуальным содержанием, покоится на особых мотивах, вероятно, не соответствующих ожиданиям читателя. Мои взгляды и воззрения, защищаемые мною в невропатологии, чрезвычайно далеки от того, чтобы видеть в половой жизни какую-то запретную область, которая не может интересовать ни врача, ни научного исследователя. Мне казалось смешным нравственное негодование, которым руководился, по-видимому, переводчик "символики сновидений" Артемидора из Дальдиса, когда выпустил главу о сексуальных сновидениях. Впоследствии он лично сообщил мне, что действовал так по настоянию издателя. Для меня единственно решающим моментом было лишь то, что при рассмотрении сексуальных сновидений мне пришлось бы углубиться в далеко не решенные еще проблемы половых извращении и бисексуальности; весь этот материал я счел лучшим приберечь для другого, специального исследования. Я не намерен также продолжать исследование того, в чем состоит различие в проявлении психических сил при образовании сновидений и при образовании истерических симптомов; для этого нам недостает точного знакомства с одним из подлежащих здесь сравнению звеньев. Но другому пункту зато я придаю большое значение и должен откровенно признаться, что я лишь ради этого пункта предпринял все рассмотрение двух психических систем, их деятельности и процесса оттеснения. Речь идет теперь не о том, правильно ли я понял все эти психологические процессы или же неправильно и недостаточно; последнее очень возможно в столь сложном вопросе. Какое бы направление ни приняло толкование психической цензуры, нормальной или анормальной обработки содержания сновидения, не подлежит никакому сомнению, что эти процессы действительно имеют место при образовании сновидения и что они обнаруживают величайшую аналогию по существу с процессами, установленными нами при образовании истерических симптомов. Сновидение - не патологическое явление; оно не предполагает нарушения психического равновесия, оно не ослабляет психической работоспособности. Возражения, будто мои сновидения и сновидения моих невротических пациентов не дают еще права судить о сновидениях здоровых людей, следует отвергнуть без рассмотрения. Если мы, таким образом, по явлениям судим об их движущих силах, то мы приходим к тому заключению, что психический механизм, которым пользуется невроз, вовсе не создается болезненным расстройством, овладевающим нашей душевной жизнью, а имеется в наличии в нормальной структуре психического аппарата. Обе психические системы, переходная цензура между ними, парализование одной со стороны другой, отношение обеих к сознанию или то, наличие чего мы могли бы вывести из более правильного понимания фактического положения вещей, - все это относятся к нормальной структуре нашего душевного аппарата, и сновидение указывает нам один из путей, ведущих к познанию этой структуры. Если мы захотим удовольствоваться минимумом безусловно достоверных познаний, то сумеем сказать: сновидение показывает нам, что подавленное продолжает быть налицо и у здорового человека и сохраняет способность к психическим функциям. Сновидение - само одно из проявлений этого бессознательного; в теории оно является им всегда, на основании же конкретных наблюдений в большинстве случаев, которые обнаруживают наиболее ярко отличительные особенности сновидения, психически подавленное, которое в бодрствующем состоянии не могло найти себе выражения и было изолировано от внутреннего восприятия, в ночной жизни при господстве компромиссных образований находит себе пути и средства для проникновения в сознание. "Не преклоню я Всевышних, но силы подземного царства в движение приведу)"

Толкование же сновидений есть Царская дорога к познанию бессознательного в душевной жизни.

Следуя за анализом сновидения, мы проникаем в глубь этого наичудеснейшего и наитаинственнейшего механизма, правда, не далеко вглубь. Но и это кладет уже начало, а другие, патологические явления помогут проникнуть нам в него глубже. Болезнь, по крайней мере функциональная, как она справедливо именуется, предполагает собою не разрушение этого аппарата и не новое раскалывание его механизма; ее следует разъяснять динамически путем усиления и усиления отдельных движущих сил, которые при нормальном функционировании скрывают очень многое. В другом месте мы могли бы показать, что образование этого аппарата из двух инстанций допускает уточнение и нормальной деятельности, совершенно непосильное для одной инстанции. Сновидение - не единственное явление, дающее возможность обосновать психопатологию на психологической почве. В небольшом, еще не законченном мною цикле статей в "Monatsschrift fur Psychiatric und Neurologie" (о психическом механизме забывания, 1898; и о кроющихся воспоминаниях, 1899) я старался объяснить целый ряд повседневных психических явлений для доказательства того же положения. Эти и дальнейшие статьи о забывании, обмолвках, ошибках и пр. собраны мною впоследствии в книге "Психопатология обыденной жизни" (рус. пер. в изд. "Современные проблемы").

е) Бессознательное и сознание. Реальность. Присмотревшись ближе, мы увидим, что психологическое исследование предшествующего изложения привело нас к предположению наличия не двух систем вблизи моторного конца аппарата, а двоякого рода процессов или способов прохождения раздражения. Это, однако, безразлично: мы всегда должны быть готовы отказаться от наших вспомогательных представлений, если имеем возможность заменить их чем-либо другим, более близким к незнакомой нам действительности. Попытаемся же теперь исправить некоторые недоразумения, которые легко могли возникнуть, пока мы под двумя системами в ближайшем и грубом их смысле понимали два пространственных пункта внутри психического аппарата, - недоразумения, отзвук которых мы видим хотя бы в выражениях "вытеснить" и "проникнуть". Если, таким образом, мы говорим, что бессознательная мысль стремится к переходу в сферу предсознательного, чтобы затем проникнуть к сознанию, то этим мы не хотим сказать, что должна быть образована вторая мысль на новом месте, - как бы копия, наряду с которой продолжает быть налицо и оригинал; представление о пространственном передвижении мы должны отделить и от проникновения к сознанию. Если мы говорим, что пред-сознательная мысль вытесняется и принимается затем бессознательной сферой, то эти образные выражения, заимствованные нами из круга представлений о борьбе за определенную территорию, могут действительно побудить нас к предположению, что из одного психического пункта нечто устраняется и заменяется в другом пункте другим. Вместо этого сравнения возьмем другое, более соответствующее действительному положению вещей: данное психическое образование претерпевает изменение или же изымается из-под действия определенной энергии, так что психическое образование подпадает под власть инстанции или же освобождается от нее. Здесь мы заменяем топический круг представлений динамическим; не психическое образование кажется нам подвижным, а его иннервация.

Тем не менее я считаю целесообразным и нужным сохранить наглядное представление об обеих системах. Мы избегнем опасности каких-либо недоразумений, если вспомним, что представления, мысли и вообще все психические образования должны быть локализованы не в органических элементах нервной системы, а так сказать, между ними, там, где сопротивления и пути образуют соответствующий им коррелят. Все, что может стать объектом нашего внутреннего восприятия, является мнимым, все равно как изображение в телескопе, получающееся от скрещения лучей. Системы же, сами по себе на представляющие психических образований и никогда не могущие стать доступными нашему психическому восприятию, мы вправе сопоставить с че-чевицами телескопа, способствующими получению изображения. Продолжая это сравнение, мы могли бы сказать, что цензура между двумя системами соответствует преломлению лучей при переходе их в новую среду.

До сих пор мы занимались самостоятельным психологическим исследованием; пора, однако, коснуться воззрений, господствующих в современной психологии, и выяснить их отношение к нашим выводам. Вопрос бессознательного в психологии, по меткому выражению Липпса, не столько психологический вопрос, сколько вопрос психологии. "Понятие бессознательного в психологии". - Доклад на третьем международном психологическом конгрессе в Мюнхене в 1897 г. До тех пор пока психология разрешала этот вопрос путем разъяснения слов, например, что "психическое" есть то же самое, что "сознательное", а "бессознательный психический процесс" -явный абсурд, - до тех пор психологическое использование наблюдений врача над анормальными душевными состояниями было вообще невозможно. Врач и философ вступают в сотрудничество лишь тогда, когда оба признают, что бессознательные психические процессы служат "целесообразным и вполне законным выражением существующих фактов". Врач может только пожатием плеч ответить на утверждение, будто и сознание - необходимый отличительный признак психического, или же в крайнем случае, если его уважение к воззрениям философов все еще достаточно сильно, сказать, что они говорят о разных вещах и интересуются разными отраслями науки. Ибо достаточно одного внимательного наблюдения над душевной жизнью невротика или одного анализа сновидения, чтобы с неопровержимостью убедиться в том, что наисложнейшие мыслительные процессы, которым отнюдь нельзя отказать в наименовании психических, могут совершаться без участия сознания. Не подлежит сомнению, конечно, что врач лишь тогда узнает об этих бессознательных процессах, когда они оказывают воздействие на сознание, - воздействие, допускающее сообщение или наблюдение. Но этот сознательный эффект может носить психический характер, совершенно отличный от бессознательного процесса, так что внутреннее восприятие отнюдь не сумеет увидеть в одном замену другого. Врач должен сохранить за собой право путем умозаключения от эффекта сознания дойти до бессознательного психического процесса; этим путем он узнает, что эффект сознания является лишь отдаленным психическим результатом бессознательного процесса и что последний осознается не в качестве такового: он протекал, ничем не обнаруживая сознанию своего наличия.

Отказ от чрезмерной оценки сознания становится необходимой предпосылкой всякого правильного понимания происхождения психического. Бессознательное, по выражению Липпса, должно стать общим базисом психической жизни. Бессознательное - это большой круг, включающий в себя меньший сознательного; все сознательное имеет предварительную бессознательную стадию, между тем как бессознательное может остаться на этой стадии и все же претендовать на полную ценность психического действия. Бессознательное - есть истинно реальное психическое, столь же неизвестное нам в своей внутренней сущности, как реальность внешнего мире, и раскрываемое данными сновидения в столь же незначительной степени, как и внешний мир показаниями наших органов чувств.

Если прежняя противоположность сознания и сновидения обесценивается предоставлением бессознательному подобающего ему положения, то тем самым отпадает целый ряд проблем сновидения, которые подробно рассматривались большинством прежних авторов. Так, многие явления, наличие которых в сновидении прежде так удивляло, должны относиться теперь не на счет сновидения, а на счет действующего так же и днем бессознательного мышления. Если сновидение, по словам Шернера, как бы играет символическим изображением тела, то мы знаем, что это результат деятельности некоторых бессознательных фантазий, связанных с сексуальной жизнью и находящих свое выражение не только в сновидении, но и в истерических фобиях и других симптомах. Когда сновидение продолжает и заканчивает дневную деятельность и отражает даже ценные и важные ее моменты, то нам достаточно устранить лишь своеобразную маску - результат деятельности сновидения и загадочных сил глубины психики. Интеллектуальная деятельность находится также под властью этих душевных сил. Мы склонны, по всей вероятности, к чрезмерной переоценке сознательного характера интеллектуального и художественного творчества. Из признаний некоторых высокоодаренных натур, как Гете я Гельмгольц, мы знаем, что все существенные черты их творений внушались им в форме вдохновения и в почти готовом виде доходили до их восприятия. Нас не удивляет, однако, участие сознательной деятельности во всех тех случаях, где налицо было напряжение всех духовных сил. Однако привилегия сознательной деятельности, которою она так часто злоупотребляет, и состоит именно в том, что она скрывает от нас все остальные.