Роман Ирвина Ялома «Лжец на кушетке» удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения, облеченное в яркий и изящный язык прозы. Изменив давней привычке рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Теперь и психиатры отзывают
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   38

202

компанией радиосвязи, и систематически летал сюда, что­бы посетить дантиста и поиграть в покер. Ребята сделали красивый жест и вычитали из его первых ставок стоимость перелета. Его дантист, Джек, иногда тоже принимал учас­тие в игре, пока не проигрался. Джек ужасно играл, но по­трясающе одевался. Лэн однажды просто влюбился в его рубашку в стиле вестерн с прострочкой «металлик» и на одной сдаче поставил двести долларов против этой рубаш­ки. Джек проиграл: его «королевский перебор» против стрит-флеша Лэна. Лэн разрешил ему добраться до дому в рубашке, но на следующее утро приехал и забрал ее. Это была последняя игра Джека. И почти весь следующий год Лэн приходил играть в его рубашке.

Даже в лучшие времена у Шелли было значительно меньше денег, чем у остальных игроков. Раз в десять. Или больше. А теперь, с падением Силиконовой долины, для него наступили и вовсе тяжелые времена; пять месяцев назад, когда компания «Digilog Microsystems» лопнула, он остался без работы. Сначала он пытался выгодно себя про­дать и каждый день прочесывал объявления о вакансиях. Час работы Нормы стоил двести пятьдесят долларов. Се­мейный бюджет от этого только выигрывал, но Шелли бы­ло стыдно соглашаться на работу, где платили двадцать — двадцать пять долларов. Он выдвигал такие непомерно вы­сокие требования, что потенциальные работодатели в кон­це концов перестали его слушать, и он постепенно свыкся с мыслью о том, что будет жить на деньги жены.

Нет, Шелли не умел делать деньги. У них это было се­мейное. Когда он был ребенком, отец трудился в поте лица, чтобы скопить на два пакета акций. И оба прогорели. Пер­вый почил в бозе вместе с японским рестораном, который открылся в Вашингтоне за две недели до инцидента в Перл-Харборе. А второй, десять лет спустя, ушел в представи­тельство «Edsel».

Шелли свято хранил семейные традиции. Он играл в теннис по всем колледжам Америки, но выиграл лишь три матча за три года во время тура по регионам. Он был кра-

203

сив, он прекрасно играл, зрители любили его, первая пода­ча всегда доставалась ему — но он просто не мог дожимать своих соперников. Может, он просто был слишком доб­рым. Может, ему не хватало «выключателя». Когда он ушел из профессионального спорта, он вложил свое скромное на­следство в теннисный клуб около Санта-Крус — за месяц до того, как землетрясение 89-го года стерло всю долину с лица земли. Он получил небольшую страховку, большую часть которой вложил в авиалинии «Пан- Америкэн», ко­торые сразу же обанкротились. Какие-то деньги он поте­рял на брокерской фирме Майкла Милкена, а остальное вложил в клуб «Сан Хосе Нетс» Американской волейболь­ной лиги.

Может быть, именно в этом и заключалась прелесть иг­ры для Шелли. Эти парни знают, что делают. Они знают, как делать деньги. Может, и ему чуть перепадет.

Из всех игроков самым богатым был Вилли. Продав корпорации «Майкрософт» свою компанию, занимающую­ся разработкой финансового программного обеспечения, он получил около сорока миллионов долларов. Шелли узнал об этом из газет; никто из игроков никогда не заговаривал на эту тему. Что ему нравилось в Вилли, так это то, как он наслаждался своими деньгами. Он не церемонился с ними: его миссия на этой земле состояла в том, чтобы хорошо проводить время. Никакого чувства вины. Никакого сты­да. Вилли говорил и читал по-гречески — его предки были греческими иммигрантами. Особенно он любил греческого писателя по имени Казанзакис и пытался во всем походить на Зорбу, одного из его персонажей, чья цель жизни за­ключалась в том, чтобы оставить смерти «лишь выжжен­ные земли».

Вилли любил действие. Раскрыв карты, он тут же бро­сался в соседнюю комнату, чтобы ухватить пару секунд ка­кого-нибудь спортивного матча по телевизору — бейсбо­ла, футбола, баскетбола, — на который он поставил кучу денег. Однажды он арендовал на целый день ранчо в Сан­та-Крус, на котором играли в военные игры вроде «Захват

204

флага», расстреливая друг друга пулями с краской. Шелли улыбнулся, вспомнив, как он приехал туда и увидел, что ребята столпились вокруг дуэлянтов и следят за развитием событий. Вилли, в защитных очках и летном шлеме времен Первой мировой, и Вине, оба с пистолетами в руках, рас­ходятся на десять шагов, и Лэн, судья, в рубашке Джека и с пачкой стодолларовых банкнот, суммой ставок, в руке. Эти парни были сумасшедшими — они делали ставки на все на свете.

Шелли следом за Вилли вышел на улицу, где «Пор­ше», «Бентли» и «Ягуары», рыча моторами, ждали, когда Лэн откроет массивные железные ворота. Вилли повернул­ся к Шелли и обнял его за плечи; телесный контакт был для ребят нормой. «Как дела, Шелли? Как продвигается поиск работы?»

«Comme ci comme ca»1.

«Не вешай нос, — сказал Вилли. — Времена меняют­ся. Мне кажется, что скоро Силиконовая долина еще за­явит о себе. Давай пообедаем?» Они крепко сдружились за эти годы. Вилли любил играть в теннис, так что Шелли час­тенько делился с ним секретами мастерства и несколько лет был неофициальным тренером его детей, один из которых играл за стэнфордскую команду.

«С удовольствием! На следующей неделе?»

«Нет, позже. Две недели я буду в разъездах, а в конце месяца буду совершенно свободен. Мое расписание оста­лось в офисе. Я позвоню тебе завтра. Мне надо с тобой кое о чем поговорить. Увидимся на следующей игре».

Шелли промолчал.

«Идет?»

Шелли кивнул. «Хорошо, Вилли».

«Пока, Шелли, пока, Шелли». «Пока, Шелли». «По­ка, Шелли», — звенело в воздухе, когда большие машины выезжали за ворота. Шелли было больно смотреть, как

Так себе, ничего (фр ).

205

они исчезали в ночи. О, как ему будет их не хватать. Видит бог, он любил этих ребят!

Шелли ехал домой в растрепанных чувствах. Проиг­рать четырнадцать тысяч. Черт возьми, надо уметь так проигрывать. Но не деньги его беспокоили. Шелли было наплевать на четырнадцать тысяч. Что действительно волновало его, так это ребята и игра. Но играть он больше не мог. У него не было выхода! Арифметика была проста: больше не было денег. Мне нужно найти работу. Если не продажа программного обеспечения, значит, это бу­дет другой вид деятельности. Может, я опять буду про­давать яхты в Монтерее. Черт. Способен ли я на это? Сидеть неделями в ожидании одной или двух продаж в месяц или два — да я так с ума сойду. Шелли нужно бы­ло действовать.

За последние несколько месяцев он проиграл крупную сумму денег. Может быть, сорок, а то и пятьдесят тысяч дол­ларов — он боялся подсчитывать точную сумму. А брать деньги ему уже было неоткуда. Норма перевела свои акти­вы на отдельный счет. Он одалживал деньги под любым предлогом. У всех подряд. Кроме, разумеется, своих парт­неров по покеру. Это было бы дурным тоном. Единствен­ное, что у него оставалось, — это тысяча акций банка Im­perial Valley стоимостью пятнадцать тысяч баксов. Про­блема была только в том, как обналичить их, чтобы Норма ничего не заподозрила. Она все равно узнает, так или иначе. У него уже кончились оправдания. А у нее кончалось терпение. Это был вопрос времени.

Четырнадцать тысяч? Это все та проклятая последняя сдача. Он все еще прокручивал в уме ход игры. Шелли был уверен, что здесь он не сделал ни одной ошибки: когда у тебя появляется шанс, ты должен действовать. Если сдадут нервы, все пропало. Все дело в картах. Он знал, что скоро ситуация изменится. Так оно обычно и происходит. Он про­считывал ходы. Он знал, что делает. Он играл в карты чуть ли не с детства, а в старших классах школы был букмеке-

206

пом в бейсбольном тотализаторе. И делал на этом непло­хие деньги.

Когда ему было четырнадцать, он прочитал, забыл уже где, что шансы угадать трех любых игроков, в совокупнос­ти забивших шесть мячей в данный конкретный день, со­ставляли двадцать к одному. Так что он предлагал девять или десять к одному, и желающих принять пари было предо­статочно. День за днем эти идиоты пребывали в полной уверенности, что три игрока из десятки, в которую входят, ска­жем, Мэнтл, Музиал, Берра, Пески, Бенч, Керью, Бэнкс, МакКуин, Роуз и Калин, просто обязаны заработать шесть очков на всех. Сосунки. Они так ничего и не поняли.

А может, сейчас именно он ничего не понимал. Может, теперь он был сосунком, которому пора бы выйти из игры. Не хватает денег, не хватает хладнокровия, играет он недо­статочно хорошо. Но Шелли было трудно поверить, что он так уж плох. Вдруг, продержавшись в игре пятнадцать лет, он превратился в плохого игрока? Что-то не сходится. Но может быть, он теперь делает что-то иначе. Может быть, игра не ладилась, потому что ему шла плохая карта.

Он знал, что худшим его проступком было то, что во время этой полосы невезения он был слишком нетерпелив и пытался пробиться к победе с довольно посредственными картами. Да, сомнений быть не могло. Дело в картах И ско­ро ему обязательно повезет. Просто надо подождать. Это могло случиться в любой момент — может быть, уже на следующей игре, — и тогда он выйдет на фантастическую победную прямую. Он в игре уже пятнадцать лет, так что рано или поздно все наладится. Просто нужно подождать. Но теперь Шелли уже не мог купить себе время ожидания.

Начал накрапывать дождь. Стекло запотело. Шелли включил «дворники» и обогреватель стекла, остановился, чтобы заплатить положенные три доллара на выезде из «Golden Gate», и выехал на Ломбард-стрит. Ему плохо уда­валось строить планы, но сейчас, чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что поставил на кон: свое членство в компании игроков, свою гордость, свою само-

207

оценку как игрока. Не говоря уже о браке — он тоже был поставлен на карту!

Норма знала о его страсти к азартным играм. Еще до их свадьбы, восемь лет назад, она имела длительный разговор с его первой женой, которая ушла от него за шесть лет до это­го, когда после его участия в игорном марафоне во время кру­иза по Багамам четыре валета лишили их всех сбережений.

Шелли действительно любил Норму, и все его клятвы были искренними: прекратить играть, записаться в Клуб анонимных игроков, передать ей свои активы и позволить ей заниматься всеми финансовыми вопросами. Помимо этого, в приступе добросовестности Шелли даже предло­жил поработать над этой проблемой с любым терапевтом по ее выбору. Норма выбрала терапевта, к которому ходила несколько лет назад. Он лечился у этого сопляка-мозгоправа несколько месяцев. Только время зря потерял; он вообще не помнил, о чем они говорили. Но это стало хорошим вло­жением капитала", закрепило их сделку, и Норма поняла, что он серьезно относится к своим клятвам.

И Шелли по крупному счету свое слово держал. Он перестал играть в азартные игры, кроме покера. Перестал делать ставки на футбольные и баскетбольные матчи, рас­прощался с Сонни и Ленни, своими букмекерами с незапа­мятных времен. Ушли в прошлое Вегас и Рино. Он отка­зался от подписки на журналы «Мир спорта» и «Карточный игрок». Единственное спортивное мероприятие, на которое он продолжал делать ставки — это U.S. Open1; он знал, как обращаться с теннисными таблицами. (Но потерял кучу денег, поставив на Макенроя в турнире с Сампрасом.)

И до тех самых пор, пока полгода назад не развалилась «Digilog», он исправно переводил свои чеки на Норму. Она, разумеется, знала о том, что он играл в покер, и дала ему на это особое разрешение. Она думала, что они играют на пять-десять долларов, и иногда охотно выдавала ему пару со­тен — Норме нравилось, что ее муж общается с самыми

Открытый чемпионат США по теннису.

208

богатыми и самыми влиятельными бизнесменами Северной Калифорнии. Кроме того, некоторые игроки даже обраща­лись к ней за юридическими услугами.

Но были две вещи, о которых Норма не знала. Во-пер­вых, ставки. Ребята были с этим очень осторожны: налич­ных денег на столе быть не должно, только фишки, для ко­торых у них были свои названия: «четвертаки» (двадцать пять долларов), «полтинники» (пятьдесят долларов) и «бак­сы» (сто долларов). Иногда кто-нибудь из ребят привозил на игру детей, но они, посмотрев пару сдач, так и не пони­мали реального размера ставок. Иногда Норма встречала кого-нибудь из игроков или их жен на светских мероприя­тиях — на свадьбах, на крестинах, на бар мицва1, и Шелли содрогался при мысли, что она может узнать, сколько он проиграл или насколько велик риск Но ребята, храни их господь, знали, что можно говорить, а что нет, так что ни­кто из них ни разу не проболтался. Это было одним из тех правил, о которых никто никогда не говорил, но все знали.

Еще Норма не знала о его покерном счете. Между же­нитьбами Шелли сколотил небольшой капитал —- шесть­десят тысяч долларов. Он был прекрасным продавцом про­граммного обеспечения... когда решал поработать. Двад­цать тысяч он внес в семейный бюджет, но сорок тысяч стали его покерным фондом, и он скрывал его от Нормы на секретном счету в банке «Уэллс Фарго». Он думал, что со­рока тысяч ему хватит на всю жизнь, что эта сумма сможет окупить любую полосу невезения. И так оно и было. Це­лых пятнадцать -лет. До этого дня — до начала полосы дья­вольского невезения!

Ставки постепенно росли. Он начал было протестовать против этого, но делать из этого трагедию постыдился. Чтобы игра была действительно азартной, нужны были большие ставки. Проигрыши должны быть ощутимыми. Проблема была в том, что у остальных было слишком мно-

Празднование в честь тринадцатилетия ребенка, означающего его переход к взрослой жизни, совершеннолетие

209

го денег: крупные ставки для них были мизером. А что ему оставалось делать? Унижаться, объяснять им: «Простите, ребята, но у меня нет денег, чтобы играть с вами в карты. Я слишком беден, слишком труслив, я, черт возьми, неудач­ник, не ровня вам»? Он никогда бы не смог сказать им это.

Но теперь его покерный фонд иссяк, остались только четыре тысячи. Слава богу, Норма так и не узнала о сорока тысячах. Иначе ее бы и след простыл. Норма ненавидела азартные игры, потому что ее отец потерял их дом на бир­жевых торгах; он не играл в покер (он был церковным дья­коном, образцом честности и благопристойности), но фон­довая биржа, покер — не все ли равно! Шелли всегда ду­мал, что на фондовых биржах играют сосунки, у которых кишка тонка для покера!

Шелли пытался сконцентрироваться; ему срочно нуж­ны были десять тысяч: до даты, проставленной на чеке, ос­тавалось всего четыре дня. Ему надо было достать деньги там, куда Норма не будет заглядывать в ближайшие две не­дели. Шелли знал, он совершенно точно знал, как знал не­которые вещи в своей жизни, что, если бы он только мог под­нять ставки и принять участие в следующей игре, карты ля­гут так, как ему надо, он сорвет большой куш и все встанет на свои места.

Шелли приехал домой в половине шестого, и к этому времени он уже точно знал, что делать. Лучшим выходом — единственным выходом для него — была продажа акций «Империал банк». Года три назад Вилли купил «Импери­ал банк» и намекнул Шелли, что вложение в него денег су­лило верную прибыль. Вилли планировал, как минимум, удвоить свои инвестиции через пару лет, когда банк стал общественным. Итак, на те двадцать тысяч, которые он при­нес в семейное гнездышко, Шелли купил тысячу акций, про­жужжав Норме все уши про секретную информацию и день­ги, которые они с Вилли собираются на этом сделать.

Шелли не изменил себе, снова оказавшись в ненужном месте в ненужное время: на этот раз разгорелся скандал вокруг сбережений и ссуд. Банку Вилли был нанесен силь-

210

ный ущерб: стоимость акций скатилась с двадцати до один-надцати. Теперь они снова поднялись до пятнадцати. Ц]елли спокойно воспринял эту потерю, зная, что Вилли тоже понес огромные убытки. Но он не мог понять, поче­му войдя в дело одного из своих закадычных друзей, он не мог однажды, хотя бы на этот раз, хорошо заработать. Все, к чему он прикасался, превращалось в дерьмо.

Он не ложился спать до шести утра, чтобы позвонить Эрлу, своему брокеру, чтобы дать ему указания по прода­же акций по рыночной цене. Сначала он планировал продать всего шестьсот пятьдесят акций — это бы принесло ему не­обходимые десять тысяч. Но, дожидаясь ответа Эрла, он решил продать все акции, чтобы десять тысяч отдать в счет оплаты долга, а на остальные пять делать ставки в следую­щей игре.

«Тебе позвонить с подтверждением продажи, Шел­ли?» — спросил своим писклявым голосом Эрл.

«Да, приятель, я весь день буду дома. Скажешь мне точ­ную сумму. Да, кстати, постарайся ускорить процесс и, глав­ное, не переводи его на наш счет. Это очень важно — не переводи его на счет. Придержи чек, я заскочу и заберу его».

Кажется, все получается, подумал Шелли. Через две недели, после следующей игры, он выкупит свои акции об­ратно на выигранные деньги, и Норма никогда ни о чем не догадается. К нему вернулось хорошее настроение. Он ти­хонько пропел несколько строчек из «зип-а-ди-ду-да» и лег спать. Норма, которая спала очень чутко, легла в комнате для гостей: она всегда там спала в те ночи, когда он играл в покер. Он пролистал журнал «Профессиональный теннис», чтобы успокоиться, отключил звонок телефона, вставил в уши затычки, чтобы не слышать, как Норма собирается на работу, и выключил свет. Если ему повезет, он сможет проспать до полудня.

Когда Шелли дополз до кухни и налил себе кофе, часы показывали уже почти час дня. Телефон зазвонил сразу же, как только он его включил. Это была Кэрол, подруга

211

Нормы, которая работала юристом в той же фирме, что и Норма.

«Привет, Кэрол, ищешь Норму? Она уже давно ушла. А что, в офисе ее нет? Слушай, Кэрол, я так рад, что ты по­звонила. Я слышал, что Джастин ушел. Норма сказала, что ты в шоке. Только идиот мог бросить такую классную жен­щину, как ты! Я всегда думал, что он тебя не достоин. Про­сти, что никогда не звонил тебе так просто, поболтать. Но это можно исправить. Аенч? Выпивка? Горячие объятия?» С того самого дня, когда Кэрол переспала с ним, чтобы ото­мстить Джастину, Шелли не питал иллюзий на повторение случившегося.

«Спасибо, Шелли, — ответила Кэрол стальным голо­сом. — Но это не личный звонок. Я звоню по делу».

«В смысле? Я же сказал тебе, что Нормы нет дома».

«Шелли, я звоню тебе, а не Норме. Норма наняла ме­ня в качестве консультанта, и теперь я ее представитель. Ра­зумеется, это довольно неудобная ситуация, особенно если учесть наши особые отношения, но Норма обратилась ко мне, и я не могу ей отказать.

Перейдем к делу, — продолжила Кэрол сдержанным, профессиональным тоном. — Мой клиент попросил меня подготовить документы о разводе, а потому я предписываю вам покинуть дом, полностью покинуть дом, к семи часам вечера. Она не желает далее вступать с вами в непосредст­венный контакт. Вы не должны пытаться переговорить с ней, мистер Мерримен. Я предложила ей вести все необхо­димые переговоры с вами через меня, консультанта вашей жены».

«Брось ты это юридическое дерьмо, Кэрол. Я имею дело с бабой и не позволю ей запугать меня своими напы­щенными высоколобыми речами! Говори человеческим язы­ком. Так что, черт возьми, происходит?»

«Мистер Мерримен, мой клиент проинструктировал меня обратить ваше внимание на факс. Тогда ответы на все ваши вопросы станут очевидными. Даже для вас. Запо­мните, у нас есть предписание суда, семь вечера, сегодня.

212

О да, еще кое-что, мистер Мерримен. Если мне будет позволено вставить в нашу беседу небольшой личный ком­ментарий: вы дерьмо. Подрасти сначала!» И с этими сло­вами Кэрол бросила трубку.

У Шелли зазвенело в ушах. Он бросился к факсу. Там, к его ужасу, он обнаружил копию утренней фондовой опе­рации с запиской, в которой говорилось, что Шелли может забрать чек на следующий день. А под этим нашлась еще более ужасная вещь — ксерокопия баланса его секретного покерного фонда в «Уэллс Фарго», к которому был при­креплен желтый квадратик самоклеющеися бумаги с крат­ким посланием от Нормы: «Не хочешь, чтобы я это виде­ла? Учись заметать следы! Мы в прошлом».

Шелли позвонил своему брокеру: «Эй, Эрл, какого черта ты тут творишь? Я просил, чтобы ты с подтвержде­нием звонил мне! Тоже мне друг!»

«Потише на поворотах, приятель, — ответил Эрл. — Ты просил, чтобы я позвонил с подтверждением тебе до­мой. Мы продали акции в семь пятнадцать. Секретарша позвонила тебе в половине восьмого. Трубку взяла твоя жена, и секретарша передала ей информацию. Она попро­сила переслать ей все это по факсу в офис. Моя секретарша должна знать, что говорить твоей жене, а что нет? Как ты помнишь, боны лежали на совместном счету. Мы должны скрывать это от нее? Я что, должен терять лицензию из-за твоих вшивых пятнадцати тысяч?»

Шелли повесил трубку. Голова шла кругом. Он пы­тался осознать происходящее. Ему ни в коем случае не сто­ило просить о звонке с подтверждением. И еще эти черто­вы затычки для ушей. Когда Норма узнала о продаже ак­ций, она, наверное, перерыла все его бумаги и нашла счет из «Уэллс Фарго». Так что теперь она знает все. Все кон­чено.

Шелли перечитал факс от Нормы и вдруг заорал: «Да пошло все это к чертям, к чертям!» — и разорвал его в кло­чья. Он вернулся в кухню, подогрел кофе и открыл утрен­ний выпуск «Chronicle». Время объявлений. Только теперь



ему нужна была не только работа, но и квартира с мебе­лью. Но вдруг его взгляд упал на странный заголовок на первой странице раздела «Столичная жизнь».

«ФОРД», «ТОЙОТА», «ШЕВРОЛЕ»....

ТЕПЕРЬ И ПСИХИАТРЫ ОТЗЫВАЮТ

СВОЙ ПРОДУКТ!

Шелли начал читать.

Одолжив бланк у гигантов автомобилестроения, Ин­ститут психоанализа Golden Gate опубликовал уведомле­ние об отзыве (см. стр. D2). На скандальном собрании, проведенном 24 октября, институт цензурировал и времен­но исключил из своих рядов одного из выдающихся своих членов, доктора Сета Пейнда, «за поведение, наносящее ущерб психоанализу».

«Сет Пейнд! Сет Пейнд! Эй, — подумал Шелли, — а не тот ли это мозгоправ, к которому Норма попросила меня обратиться перед нашей свадьбой? Сет Пейнд — да, точно: ну сколько может быть Сетов Пейндов?» Шелли читал дальше: