Лора отвернулась от мистера Мира и выглянула за дверь пещеры. Внизу на скалах она различила что то светящееся и пульсирующее. Это нечто обернулось вокруг худого розовато лилового бородача, который бил по нему пластилиновой палкой, такой, какой пачкуны пишут на лобовых стеклах машин у светофора. Раздался вопль, и оба они скрылись из виду.
– Ладно, я отдам тебе палку, – сказала она. – Хорошая девочка, – раздался у нее за спиной голос мистера Мира. – Хорошая девочка, – ободряюще повторил он тоном, который показался ей одновременно снисходительным и обольстительным. От этого тона у нее по коже побежали мурашки. Она ждала в каменном дверном проеме, пока не почувствовала его дыхание у себя на шее. Нужно подождать, пока он подойдет еще поближе. Это она уже вычислила.
Полет был не просто возбуждающим, он пьянил и кружил голову. Зигзагами молнии они неслись через бурю, просверливая небо от тучи к туче; они неслись раскатами грома, натиском урагана. Это был невероятный, потрескивающий электрическими разрядами полет. Страха не было – одна лишь мощь бури, неостановимой и всепоглощающей, и радость полета. Тень крепко вцепился пальцами в перья гром птицы, чувствуя, как кожу ему щекочет статика. Синие искорки крохотными змейками бежали у него по рукам. Дождь омывал ему лицо. – Вот это да! – завопил он, перекрикивая бурю. Словно поняв его, птица поднялась выше (каждый взмах ее крыльев отдавался раскатом грома), потом повернулась и ринулась в черные тучи. – Во сне я охотился на тебя, – сказал Тень, и слова его унес ветер. – В моем сне. Мне нужно было добыть перо. «Да, – разрядом статики щелкнул ответ у него в голове. – Они шли к нам за перьями, чтобы доказать, что они мужчины; и они шли за камнями из наших голов, чтобы наделить нашей жизнью своих мертвецов». В голове у Тени возникла четкая картинка: гром птица – самка, решил он, ибо плюмаж у нее был бурым, а не черным – лежит недавно зарубленная, на склоне горы. И смуглая женщина осколком кремня разбивает ей череп. Вот женщина начала перебирать мокрые осколки кости и мозга, пока не нашла гладкий прозрачный камень, рыжевато коричневый кристалл с переливчатыми огнями, мигающими в глубине. «Орлиный камень», – подумал Тень. Женщина собиралась отнести камень своему младенцу, умершему три ночи назад, и положить ему на холодную грудь. К рассвету мальчик встанет и рассмеется, а драгоценный камень погаснет, станет серым и мертвым, как птица, у которой его украли. – Понимаю, – сказал он птице. Птица запрокинула голову и разразилась клекотом, и сам крик ее стал громом. Мир под ними мелькал единым странным видением.
Лора поудобнее перехватила палку, ожидая, чтобы человек, назвавший себя мистер Мир, подошел к ней совсем близко. Она стояла к нему спиной, глядя на бурю и темно зеленые холмы внизу. «В этом жалком мире, – думала она, – символ и есть то, что он означает. Да». Она почувствовала, как на ее правое плечо мягко легла ладонь. «Хорошо, – подумала она. – Он не хочет меня спугнуть. Он боится, что я выброшу палку в бурю, что она полетит по склону горы и он ее потеряет». Лора слегка откинулась назад, так что спиной коснулась его груди. Его левая рука обняла ее сзади. Такой любовный, интимный жест. Левая рука открылась перед ней. Обеими руками обхватив конец палки, Лора выдохнула, сосредоточилась. – Пожалуйста. Мою палку, – сказал он ей в ухо. – Да, – отозвалась Лора, – она твоя. – А потом, не зная, изменит ли это что нибудь, вдруг добавила: – Эту смерть я посвящаю Тени. И вонзила палку себе в грудь, чуть ниже грудины, почувствовав, как палка под ее руками, вибрирует, обращается в копье. С тех пор как она умерла, грань между ощущением и болью стерлась. Она почувствовала, как наконечник пронзает ей грудь, как выходит у нее из спины. Краткий миг сопротивления – Лора нажала сильнее, – и копье вошло в мистера Мира. Холодной кожей шеи она ощутила его жаркое дыхание, когда он возопил от боли и удивления, насаженный на палку копье. Лора не узнала ни слов, что он выкрикнул, ни языка, на котором они были произнесены. Она только дальше толкнула древко копья, пропихивая его через свое тело в его. По спине у нее заструилась его кровь. – Сука, – сказал он по английски. – Чертова сука. Голос его влажно булькал. Лора решила, что наконечник, наверное, пронзил легкое. Мистер Мир теперь задвигался или попытался шевельнуться, и каждое его движение раскачивало и ее: они были соединены древком, насажены вместе – будто две рыбины на одну острогу. В руке у него появился нож, которым он раз за разом без разбора и смысла принялся ударять ей в живот и в грудь – он не мог видеть, что делает. Ей было все равно. Что такое для трупа ножевые раны? Она с силой ударила кулаком по метавшейся руке, и нож полетел на пол пещеры. Пинком она отбросила его подальше. Теперь он плакал и поскуливал. Лора чувствовала, как он толкает ее, как его руки упираются ей в спину, как горячие слезы падают ей на шею. Его кровь промочила ей платье, струями стекала по ногам. – Как мелочно, как низко, как недостойно мужчины, – прошептала она. Мертвый шепот с оттенком черного юмора и веселья. Она почувствовала, как мистер Мир за ней оступился, и сама сделала неверный шаг и тут же поскользнулась на крови, – на его крови, которая собралась лужей на полу пещеры, – и оба они упали.
Гром птица приземлилась на автостоянке Рок Сити. Дождь лил стеной. Тень не видел ничего дальше нескольких футов перед собой. Отпустив перья гром птицы, Тень то ли соскользнул, то ли скатился на мокрый асфальт. Ударила молния, и птица исчезла. Тень поднялся на ноги. Стоянка была на три четверти пуста. Тень двинулся к выходу. Он прошел коричневый «форд эксплорер», припаркованный у самой скалы. Машина почему то показалась ему знакомой, и он поглядел на нее с любопытством и лишь тогда заметил водителя, тяжело навалившегося на рулевое колесо, как будто заснул. Тень потянул на себя дверцу. Последний раз он видел мистера Города у мотеля в центре Америки. Сейчас на лице его застыло удивление. Шею ему мастерски сломали. Тень коснулся его щеки. Еще теплая. В машине еще сохранился смутный запах, слабый, будто аромат духов человека, много лет назад жившего в этой комнате, но Тень узнал бы этот запах повсюду. Хлопнув дверцей «форд эксплорера», Тень прошел через стоянку. Он вдруг почувствовал укол резкой боли в боку, но боль возникла лишь на мгновение, а то и меньше, а потом пропала. Билеты никто не продавал. Он прошел здание насквозь и вышел в сады Рок Сити. Рокотал гром, колыхались и дребезжали ветки деревьев, и внутренности гигантских скал словно вибрировали. С холодной яростью хлестал дождь. День еще только клонился к вечеру, но уже было темно как ночью. Зубец молнии расколол тучи, и Тень подумал, может, это гром птица возвращается на родные утесы, или просто электрический разряд в атмосфере, или же две эти концепции на каком то уровне – одно и то же. Разумеется, одно и то же. В конце концов, в этом то вся суть. Тут раздался мужской голос. Единственными словами, которые Тень распознал – или ему только так показалось, – были: «…Одину!» Тень поспешно пересек Двор Флага Семи штатов, по плитам которого ручьями бежала дождевая вода. Раз он даже поскользнулся на камне. Гору облепило толстое одеяло туч, и за сумерками и бурей он не различил вообще никаких штатов. Ни звука. Вершина горы казалась покинутой. Крикнув «эй», Тень, казалось, различил слабый отзыв и пошел туда, откуда донесся звук. Никого. Ничего. Только цепь с табличкой, воспрещающей туристам вход в пещеру. Тень переступил через цепь. Оглянулся по сторонам, всматриваясь в темноту. По коже у него побежали мурашки. За спиной у него, среди теней, негромкий голос произнес: – Ты ни разу меня не разочаровал. Тень не повернулся. – Странно, – отозвался он. – Я то и дело разочаровывал самого себя. Всякий раз. – Вовсе нет, – возразил голос. – Ты сделал все, что от тебя требовалось, и даже больше. Ты отвлек на себя внимание, так что никому и в голову не пришло посмотреть на руку с монетой. Это называется отвлекающий маневр. И в жертвоприношении сына заключена большая сила. Столько силы, чтобы столкнуть лавину с вершины. По правде сказать, я тобой горжусь. – Сплошное мошенничество, – сказал Тень. – С начала и до конца. Ничто не было настоящим. Все это – просто подстава ради бойни. – Вот именно, – отозвался из теней голос Среды. – Надувательство. Но это была единственная игра в городе. – Мне нужна Лора, – сказал Тень. – И мне нужен Локи. Где они? В ответ тишина. Ветер кинул ему в лицо водяную пыль. Где то неподалеку грянул гром. Тень прошел в пещеру. Локи Злокозны сидел на земле, привалившись спиной к железной решетке. За ней пьяные эльфы возились с перегонным кубом. Локи был прикрыт одеялом, над которым виднелось только посеревшее лицо, поверх одеяла лежали руки с длинными белыми пальцами. Электрический фонарик лежал на стуле неподалеку. Батарейки садились, и отбрасываемый фонарем свет был слабым и желтым. Локи выглядел больным, потрепанным. Но глаза… Неукротимая ярость светилась в свирепо воззрившихся на Тень глазах. А тот остановился в нескольких шагах от Локи. – Ты опоздал, – проскрежетал Локи. Несмотря на скрежет, в горле у него что то булькало. – Я уже бросил копье. И посвятил битву. Она началась. – Ну надо же, – сказал Тень. – Вот так, – отозвался Локи. – Так что уже не важно, что ты предпримешь. Тень задумался. – Копье тебе надо было бросить, чтобы началась битва, – неспешно произнес он. – Вся Уппсальская история заново. Ты кормишься бойней и хаосом. Я прав? Молчание. Тень слышал дыхание Локи, жутковатый вдох и дребезжащий выдох. – Я разобрался, – продолжал Тень. – Почти. Я не уверен, когда именно это произошло. Может, пока висел на дереве. Может, раньше. Подсказка была в том, что Среда сказал однажды под Рождество. Локи только молча скалился на него с пола. – Это просто афера на двоих, – сказал Тень. – Как епископ с бриллиантовым ожерельем и полицейский, который его арестовывает. Как парень со скрипкой и второй, который желает ее купить. Двое, которые для вида противостоят друг другу, на деле играют на одной стороне. – Не смеши меня, – прошептал Локи. – Почему? Мне понравилось то, что ты разыграл в мотеле. Это было ловко. Тебе надо было там быть, чтобы удостовериться, что все идет по плану. Я тебя увидел. Я даже догадался, кто ты. И все равно я так и не просек, что ты и есть их мистер Мир. Тень повысил голос. – Можешь выходить, – сказал он теням в пещере. – Где бы ты ни был. Покажись. Ветер взвыл в отверстии пещеры, бросил в Тень пригоршней капель. Тень поежился. – Я устал от того, что меня держат за дурака, – сказал он. – Просто покажись. Дай на тебя посмотреть. Что то изменилось в тенях в глубине пещеры. Что то обрело плотность, что то сместилось. – Черт побери, ты слишком много знаешь, мальчик, – послышался знакомый рокот Среды. – Выходит, тебя не убили. – Да нет, убили, – ответил из теней Среда. – Ничего бы не получилось, если бы меня не убили. – В этом тихом голосе было что то от старого радио, с трудом настроенного на дальнюю радиостанцию. – Не умри я на самом деле, никто из них не пришел бы сюда, – продолжал Среда. – Кали и Морриган и чертовы албанцы – ну, ты сам их всех видел. Это моя смерть их сплотила. Я был жертвенным агнцем. – Нет, – возразил Тень, – ты был козлом Иуды. Призрачное существо в тенях завертелось и дрогнуло. – Вовсе нет. Это подразумевало бы, что я предаю старых богов ради новых. А мы ничего такого и не делали. – Вовсе нет, – прошептал Локи. – Понимаю, – сказал Тень. – Вы двое не предавали ни ту, ни другую сторону. Вы предали обе. – Если уж на то пошло, то да, – ответил Среда, который, похоже, был вполне собой доволен. – Вы хотели резни. Вам требовалось кровавая жертва. Жертвоприношение богов. Ветер усилился, завывание на полу пещеры превратилось в визгливый крик, будто тут мучился кто то непомерно огромный. – А почему, черт побери, нет? Я вот уже тысячу двести лет торчу в этой треклятой стране. Моя кровь разжижалась. Я голоден. – Вы двое кормитесь смертью, – сказал Тень. Теперь ему показалось, он видит Среду. Из черноты складывался смутный силуэт, становился реальным лишь, когда Тень отводил глаза, обретал облик на периферии зрения. – Я кормлюсь смертью, мне посвященной, – подтвердил он. – Как моя смерть на дереве, – парировал Тень. – Это, – протянул Среда, – была совсем особенная смерть. – И ты тоже кормишься смертью? – Тень поглядел на Локи. Тот устало покачал головой. – Нет, конечно, нет, – ответил за него Тень. – Ты же питаешься хаосом. Тут испещренные шрамами губы Локи тронула болезненная улыбка, огоньки оранжевого пламени заплясали в его глазах, замерцали, будто горящее кружево, под бледной кожей. – Без тебя мы бы не справились, – сказал Среда откуда то справа. – Я трахнул столько женщин… – Тебе нужен был сын, – согласился Тень. – Мне нужен был именно ты, мой мальчик, – призрачным эхом откликнулся Среда. – Да. Мой родной сын. Я знал, что ты был зачат, но твоя мать уехала из Америки. Мы так долго тебя искали. А нашли в тюрьме. Нам нужно было узнать, из какого теста ты сделан. За какие ниточки нужно дергать, чтобы заставить тебя действовать. На лице Локи мелькнуло довольное выражение. – И у тебя была жена, к которой ты мог бы вернуться. Неудачное обстоятельство, но не непреодолимое. – Она тебе была ни к чему, – прошептал Локи. – Без нее тебе было лучше. – Если бы был другой путь… – продолжал Среда, и Тень понял, что на сей раз он говорит искренне. – Если бы у нее хватило… такта… остаться мертвой. – Локи дышал с трудом. – Лес и Камень… были хорошими людьми. Тебе… дали бы сбежать… когда поезд въехал бы в Дакоту… – Где она? – спросил Тень. Локи поднял белую руку и махнул куда то в глубь пещеры. – Она пошла вон туда, – сказал он, а потом вдруг без предупреждения начал крениться, пока его тело не рухнуло на каменный пол. Тогда Тень увидел, что скрывалось под одеялом: лужа крови, дыра в груди и в спине Локи, почерневший от крови бежевый дождевик. – Что случилось? – спросил Тень. Локи молчал. Едва ли он уже хоть что нибудь скажет, решил Тень. – Твоя жена с ним случилась, мой мальчик, – проговорил из дальнего далека голос Среды. Различать его становилось все труднее, словно тускнея, он уходил в эфир. – Но битва вернет его к жизни. И меня она тоже вернет. Раз и навсегда. Я – призрак, а он – труп, и все же мы победили. Все было подстроено. – Подстроенную игру, – произнес, вспомнив, Тень, – проще всего выиграть. Ответа не было. Тени не шелохнулись. – Прощай, – сказал Тень, а потом добавил: – Отец. Но к тому времени и следа чужого присутствия не осталось в пещере. Вообще никого. Тень прошел назад во Двор Флага Семи штатов, но никого не увидел и не услышал ничего, кроме хлопанья флагов на штормовом ветру. Не было воинов с мечами на Балансирующей Тысячетонной скале, никаких защитников на Качающемся мосту. Он был один. Смотреть было не на что. Рок Сити казался покинутым. Это было пустое поле битвы. Нет. Не покинутое. Не совсем. Это же был Рок Сити. Тысячелетия он служил местом поклонения. Сегодня миллионы туристов, гуляющих по садам и пробирающихся по подвесному мосту, оказывали на священную гору то же воздействие, какое оказывает вода, вращающая миллионы молитвенных колес. Сама реальность была здесь тонка. И Тень знал, где сейчас полыхает битва. И потому он сделал шаг, другой. Он вспоминал, что чувствовал на карусели, пытался вызвать в себе то же ощущение… Он вспомнил, как вывернул руль «виннебаго», поворачивая поперек течения реальности. Он попытался вернуть себе тот образ… А потом, легко и красиво, он шагнул… Он словно преодолел мембрану, словно вынырнул из глубины на воздух. Сделав шаг, он ступил с туристической тропы на склоне в… В реальность. Он был За Сценой. Вершина горы, на которой он стоял, не изменилась, но стала теперь чем то большим, чем просто нагромождение скал. Эта новая священная гора была средоточием реальности, сердцем всего сущего. В сравнении с ней Сторожевая гора, с которой он ступил За Сцену, тускнела и блекла, обращаясь в декорацию театра или задник телестудии – всего лишь изображение вещи, а не сама вещь. Это было подлинное место. Скальные уступы образовывали естественный амфитеатр. Каменистые тропы вились по ним и над ними, складывались в извилистые естественные ограды и переходы, которые эшеровскими зигзагами кружили по блестящим сланцем стенам. А небо… Небо было темным. И тем не менее в амфитеатре было светло как днем, через весь небосвод тянулся зеленовато белый поток, который светил ярче солнца и раздваивался, раскалывая небо из конца в конец, словно белый шрам. Это же молния, догадался Тень. Молния, застывшая в малое, протянувшееся в вечность мгновение. Отбрасываемый ею свет был резким и безжалостным, он вымывал лица, превращал глазницы в черные провалы. Это было мгновение бури. Парадигмы смещались. Тень это чувствовал. Старому мироустройству, миру бескрайних просторов, неисчерпаемых ресурсов и будущего, противостояло нечто иное – паутина энергии, мнений, непримиримых противоречий. Люди верят, думал Тень. Вот в чем все дело. Люди верят. А потом отказываются брать на себя ответственность за то, во что верят; они создают, а потом не доверяют созданному. Люди населяют тьму призраками, богами, электронами, сказками. И это вера, крепкая как скала вера, заставляет вращаться землю. Тень с первого взгляда понял, что вершина – это арена. И по обе стороны арены он увидел боевые порядки. И эти армии как будто состояли из исполинов. Все в этом месте было колоссальных размеров. На арену вышли старые боги: боги с кожей цвета сморщенных старых грибов, с плотью, розовой, словно курятина, или желтой, как осенние листья. Одни были безумны, другие – в здравом уме. Тут и там мелькали знакомые лица. Здесь были ифриты и эльфы, великаны и гномы. Тень увидел женщину, которая сидела в затемненной спальне дома на Род Айленде, в волосах у нее извивались зеленые змеи. Он увидел Маму джи из Дома на Скале, на руках у нее была кровь, а на губах – улыбка. Он узнал и других. И новых он тоже узнал. Вот этот – по всей видимости, железнодорожный магнат – одет в старомодный сюртук, и через всю жилетку тянется золотая цепочка для часов. Он производил впечатление человека, видавшего лучшие дни. На виске у него подергивалась жилка. Вот великие серые боги самолетов, наследники мечтаний о полетах по воздуху. А рядом – боги автомашин, мощный, с серьезными лицами десант, черные краги в крови, и кровь на хромовых зубах: им приносят человеческие жертвы с таким размахом, какой не снился никому со времен ацтеков. Даже им как будто было не по себе. И для них привычный мир тоже вот вот изменится. По лицам других размазан фосфор; они мягко светились, будто существовали в свете собственных прожекторов. Тени было жаль всех их. Новые излучали надменность. Но в глазах у них застыл страх. Они боялись, что как только перестанут идти в ногу с вечно меняющейся реальностью, перестанут переиначивать, переписывать и перестраивать мир под себя, то в тот же миг устареют. И каждая сторона храбро смотрела на противника. Для каждой стороны противники были монстрами, демонами, проклятыми. Тень заметил, что первые вылазки уже отгремели. Камни арены были запятнаны кровью. Они готовились к настоящей битве, к настоящей войне. Теперь или никогда, подумал он. Если он не сделает свой ход сейчас, потом будет слишком поздно. «В Америке все продолжается вечно, – услышал он голос у себя в голове. – Пятидесятые годы длились тысячу лет. У тебя есть все время на свете». Несколько раз для вида споткнувшись, Тень беспечно вышел на середину арены. И тут же оказался в центре внимания воюющих. Все взоры обратились на него. Тень поежился. Голос бизона произнес: – Ты прекрасно справляешься. «И то верно, черт побери, – подумал Тень. – Сегодня утром я восстал из мертвых. После такого все уже нипочем». – Знаете, – дружелюбно сказал Тень, ни к кому конкретно не обращаясь, – это вовсе не война. И никто не собирался объявлять войну. И если кто то из вас думает, что это война, он обманывает себя. С обеих сторон послышалось ворчание. Своей речью он ни на кого не произвел впечатления. – Мы сражаемся за выживание, – промычал минотавр с одной стороны арены. – Мы сражаемся за само наше существование, – выкрикнул кто то из столпа блестящего дыма с другой. – Это дурная страна для богов, – сказал Тень, понимая, что в качестве начала речи этим словам было далеко до «Друзья, римляне, сограждане», но придется обойтись и этим. – Все вы, каждый по своему, наверное, уже поняли это. Старых богов здесь игнорируют. Новых принимают так же быстро, как и бросают, выбрасывают ради следующего писка моды. Или вы уже позабыты, или боитесь, что устареете, или, может быть, просто устали от жизни, где правит бал людская прихоть. Ворчание стихло. Он сказал нечто, с чем все были согласны. А теперь, пока они готовы слушать, пора рассказать им сказку. – Жил был один бог, который прибыл сюда из далекой страны. Он был великий и могучий бог, но его сила убывала по мере того, как тускнела вера в него. Это был бог, который черпал силу в жертвоприношениях, в смерти и в особенности в войне. Смерти всех, кто пал в битве, посвящались ему – в Старом Свете целые поля битв кормили его и поили мощью. Время шло, и наш бог состарился. И стал зарабатывать себе на жизнь мошенничеством, работая в паре с еще одним богом из своего пантеона, с богом хаоса и обмана. Вместе они обирали простаков. Вместе они выгребали у людей все, что у тех было. И вот лет пятьдесят, а может, и все сто назад у них родился план, как создать особый резервуар силы, из которого они оба могли бы черпать, сколько потребуется. Силы они собирались собрать столько, чтобы стать могущественнее, чем были когда либо – даже в Старом Свете. В конце концов, что обладает большим потенциалом, чем поле битвы, усеянное телами мертвых богов? Игра, которую они затеяли, называлась «А ну ка повоюйте». Понимаете? Вы не можете ни проиграть, ни победить в битве, ради которой сошлись. Ни победа, ни поражение для наших двух приятелей не имеют цены. Важно, чтобы погибло как можно больше богов. Каждый, кто падет в этой битве, отдаст им свою силу. Каждый из вас, кто умрет, их накормит. Понимаете? Рев, рык, клекот, ухающий хлопок самовозгоревшегося костра эхом пронеслись по арене. Тень поглядел туда, откуда исходил этот шум. Огромный человек с кожей цвета красного дерева, с обнаженной грудью, в цилиндре и с сигарой, беспутно свисавшей у него изо рта, заговорил голосом глубоким, как могила. – Пусть так, – сказал Барон Самди. – Но ведь Один погиб. Во время переговоров о мире. Эти сволочи убили его. Он умер. Уж я то смерть знаю. Когда дело доходит до смерти, меня не проведешь. – По всей очевидности. Ему надо было умереть взаправду. Ради этой войны он пожертвовал своим физическим телом. После битвы он стал бы сильнее, чем когда либо. – А ты кто такой? – выкрикнул кто то. – Я есть… я был… я его сын. Один из новых богов – по тому, как он сверкал, подергивался и улыбался, Тень решил, что он заправляет наркотиками – сказал: – Но мистер Мир говорил… – Не было никакого мистера Мира. Такого человека никогда не существовало. Он лишь один из вас, сволочей, кто пытался кормиться созданным им же хаосом. Новые поверили, и в их взглядах Тень прочел обиду. Он покачал головой: – Знаете, я, пожалуй, предпочитаю быть человеком, а не богом. Нам не нужен никто, кто верил бы в нас. Что бы ни случилось, для нас жизнь продолжается. Ответом ему было молчание высших инстанций. А потом с ужасающим грохотом застывшая в небе молния обрушилась на вершину горы, и арена погрузилась во тьму. И многие из богов засветились собственным светом. Тень спросил себя, не собираются ли они спорить с ним, напасть на него, попытаться убить. Он ждал хоть какого то отклика. А потом Тень сообразил, что огни гаснут. Боги покидали арену, сначала по одному, потом дюжинами и под конец сотнями. С тяжеловесной поспешностью прямо на него засеменил на семи ногах, приволакивая восьмую, паук размером с ротвейлера; его многогранные глаза слабо светились. Тень не двинулся с места, хотя его и начало подташнивать. Подобравшись к нему поближе, паук сказал голосом мистера Нанси: – Недурная работенка. Горжусь тобой. Ты хорошо поработал, малыш. – Спасибо, – ответил Тень. – Надо бы доставить тебя назад. Если ты слишком долго тут пробудешь, все в тебе пойдет наперекосяк. Он положил поросшую бурой шерстью лапу на плечо Тени… …во Дворе Флага Семи штатов мистер Нанси закашлялся. Правая его рука лежала на плече Тени. Дождь перестал. Левую руку мистер Нанси прижимал к животу, словно успел ее где то поранить. Тень спросил, не худо ли ему. – Я крепок, как старый гвоздь, – ответил ему мистер Нанси. – Крепче не было в мире гвоздей. – Но прозвучало это далеко не весело. И вид у него был такой, словно его мучила сильная боль. Несколько десятков людей потерянно стояли посреди двора, сидели на скамейках или прямо на мокрой брусчатке. Кое кто выглядел тяжелораненым. В небе послышался дребезжащий шум, который надвигался с юга. Тень поглядел на мистера Нанси. – Вертолеты? Мистер Нанси кивнул. – О них не тревожься. Нам они уже не страшны. Они просто приберут весь этот беспорядок и улетят. – Понятно. В этом беспорядке оставалось еще кое что, что Тени обязательно надо было увидеть своими глазами – до «уборки». Позаимствовав у седовласого господина, по виду диктора новостей на пенсии, фонарик, он взялся за поиски. Лору он нашел растянувшейся на земле в боковой пещерке, возле диорамы с гномами рудокопами – прямо сценка из «Белоснежки». Каменный пол пещерки был липким от ее крови. Она лежала на боку так, как, наверное, бросил ее Локи, вырвав копье из обоих тел. Одной рукой Лора зажимала себе грудь. Выглядела она ужасно ранимой. Она казалась мертвой, но с этим Тень давно уже свыкся. Он присел на корточки возле нее и, коснувшись пальцами ее щеки, окликнул по имени. Ее глаза открылись, она подняла голову и повернула так, чтобы посмотреть на него. – Здравствуй, Щенок. – Голос у нее был тонкий. – Привет, Лора. Что тут произошло? – Ничего. Так, поговорили. Они победили? – Я остановил битву, которую они пытались начать. – Мой умный Щенок, – проговорила она. – Этот мистер Мир сказал, что собирается проткнуть тебе глаз омелой. Пренеприятный тип. – Он умер. Ты убила его, милая. Она кивнула: – Это хорошо. Ее глаза закрылись. Тень сжал ее холодные пальцы в ладони. Некоторое время спустя она открыла глаза снова. – Ты придумал, как вернуть меня в мир живых? – спросила она. – Кажется, да. Во всяком случае, один способ я знаю. – Это хорошо, – отозвалась она и холодными пальцами сжала его руку. – А наоборот? Как насчет этого? – Наоборот? – Да, – прошептала она. – Думаю, я, наверное, это уж заслужила. – Я не хочу этого делать. Она промолчала. Она просто ждала. – Хорошо, – сказал Тень. Он высвободил свою руку из ее и положил ей на шею. – Вот это мой муж, – с гордостью сказала она. – Я люблю тебя, малыш, – сказал Тень. – И я тебя люблю, Щенок, – прошептала Лора. Он сомкнул пальцы на золотой монете, которая висела у нее на шее. А потом сильно дернул за цепочку, и та легко порвалась. Зажав монету между большим и указательным пальцами, он дунул на нее, а потом разжал ладонь. Монета исчезла. Глаза Лоры были по прежнему открыты, но теперь пусты. Наклонившись, Тень нежно поцеловал ее в холодную щеку, но Лора даже не шелохнулась. Ничего иного он и не ожидал. Потом он встал и вышел из пещерки глядеть в темную ночь. Буря закончилась, тучи разошлись. Воздух был свеж и чист, и как будто соткан заново. Завтра, подсказал ему внутренний голос, будет отличный день. Завтра, без сомнения, будет отличный день.
