Национальной Народной Армии гдр присягали своему закон
| Вид материала | Закон |
- План 1 глава. Отечественная война 1812 года. Вступление, 287.21kb.
- В. А. Круглов Кадровая политика бкп в армии в 40–50-е гг., 104.67kb.
- Я, лиру посвятил народу своему, 81.26kb.
- Описание Греко-персидских войн у Разина, 80.58kb.
- Задачи: Образовательные: дать знания о народной кукле; формировать умения изготовления, 127.59kb.
- Русской Императорской Армии и всех Белых Армий фронтов Гражданской войны в России., 2995.06kb.
- Концепция национальной безопасности Российской Федерации Закон Российской Федерации, 29.31kb.
- Председателем Попечительского Совета Центра Национальной Славы, Президентом ОАО «Российские, 80.01kb.
- Председателем Попечительского Совета Центра Национальной Славы, Президентом ОАО «Российские, 89.73kb.
- Председателем Попечительского Совета Центра Национальной Славы, Президентом ОАО «Российские, 95.79kb.
2. Кто они, мои немецкие друзья?
Так о ком из немецких друзей я часто думаю? Почему до сих пор во мне живучи тёплые дружеские чувства к этим людям и даже трудовым коллективам?
Фриц Унгерн, коммунист, бывший узник Бухенвальда, в котором он оказался после прихода к власти гитлеровцев, активный член лагерного коммунистического подполья. Он с товарищами по подполью спас Степу Баца, четырнадцатилетнего украинского мальчика, зимой выброшенного гестаповцами в снежный сугроб в Бухенвальде после последнего допроса. Они пытали мальчонку, поочерёдно отрубали пальцы на руке, добиваясь от него ответа на вопрос: «Кто подсыпал в моторные масленые коробки передач токарных станков песок и металлическую стружку на подземном заводе в Дахау и выводил их из строя?» Но мальчик никого не выдал, хотя знал, что старый токарь, с которым Степан повреждал станки, был уже расстрелян гестаповцами прямо у своего станка.. А его они отправили в концлагерь Бухенвальд для дальнейших допросов.
Поздно ночью подпольщики тайком выгребли из сугроба замерзавшего и бесчувственного Степана, упрятали в огромном лагерном бельевом складе, которым заведовал узник Фриц Унгерн. Позже Фриц в беседах рассказывал мне:
-Мы обнаружили, что у Степана началась гангрена покалеченной гестаповцами руки. В бельевой начал распространяться неприятный и устойчивый запах гниющего человеческого тела. Потребовалась срочная медицинская помощь Стёпе. И нам удалось получить её от надёжного лагерного врача. Наши подпольные усилия по спасению маленького узника осуществлялись в очень строгой тайне. Для всех нас они были невероятно рискованными, на грани жизни и смерти. Иногда мы все, в том числе и Степан, были на волоске от разоблачения и ожидавшей нас смертельной кары.
Фрица Унгерна я нашел в его родном маленьком курортном городке Бад-Эльстер на юге ГДР. Встречался с ним неоднократно в 1969 и 1970 годах в городском обществе Германо-Советской дружбы и его личном гостеприимном доме. О жизни Фрица Унгерна мне многое поведали в общества дружбы, политработник советского военного санатория « Бад-Эльстер», сохранившиеся личные документы и фотографии Фрица, а также несколько публикаций советских газет о встрече Степана Баца со своим спасителем-Фрицем Унгерном в Киеве и в родном селе спасённого в Хмельницкой области.
Словом, всего было достаточно, чтобы почувствовать, что жизнь Фрица Унгерна в условиях гитлеровского режима - убедительный пример стойкости и мужества в борьбе с фашизмом, верности принципам человеческой гуманности. Всё это и вызывало во мне чувство искренней благодарности Фрицу Унгерну за проявленный героизм и самопожертвование при спасении маленького советского человечека от неминуемой гибели в концлагере.
Однако мне не терпелось найти и самого Степана Баца. И это удалось только через шесть лет, то есть в1976 году после увольнения из Советской Армии в отставку. Мы разговаривали по телефону неоднократно и Степан подтвердил рассказы Фрица Унгерна. При этом он уважительно называл его отцом, а иногда своим немецким отцом. Кстати, Фриц не раз в разговорах говорил о Степане, как о названном сыне.
После того, как я услышал по телефону Степана и убедился в правдивости необычной истории его спасения от неминуемой смерти в Бухенвальдском сугробе, подумал что спаситель, Фриц Унгерн, гражданин ГДР, достоин высокой Советской награды. Собрав необходимую данные, написал в Президиум Верховного Совета СССР подробное письмо о заслугах и подвиге Фрица Унгерна, спасшего советского узника Бухенвальда Степана Баца. Удивительно, но вскоре лично услышал по радио краткое содержание моего письма- обращения в Президиум Верховного Совета и Указ о награждении Фрица Унгерна орденом «Отечественной войны» второй степени! Эту радостную весть сообщил и спасителю, и спасённому с искренними поздравлениями!
Где теперь они: Фриц Унгерн, немецкий отец – спаситель украинского мальчика и сам спасённый герой борьбы против гитлеровского фашизма, узник Бухенвальда Степан Баца? Ведь прошло несколько десятилетий после наших дружеских бесед, встреч и ещё больше- от событий в Бухенвальде. Что сталось с ними? Очень хочется остановить неумолимо бегущее время и посмореть в глаза моему немецкому другу и его названному сыну Степану. Сейчас я возобновил их поиск и надеюсь найти! Дай Бог им здоровья! Кто ищет, говорят, тот всегда найдёт! Надеюсь на помощь председателя комитета ветеранов войны Украины генерала армии И.А.Герасимова, с которым поддерживаю связь, на редакцию газеты «Вечерний Кишинёв», которая примерно четверть века назад опубликовала шесть моих очерков о Фрице Унгерне и Степане Баца, а также и о других немецких друзьях. Теперь хочу вспомнить часть из них, чтобы нынешнее поколение узнало о некоторых восточных немцах- героях того минувшего времени, подружившего нас.
3. Дружба садоводов
Однако меня интересовали не только отдельные интересные личности, но и производственные коллективы, организации, общества и учреждения. Некоторые часто спрашивали почему я, полковник Советской Армии, ищу единомышленников среди немецких граждан ГДР, «копаюсь» в душах с чувством понимания их, порой, нелёгкой судьбы? И я отвечал, что хочу лично разобраться в людях, с которыми нас связывает интернационализм. Хотел убедиться как он работает на практике наших взаимоотношений. Потому использовал любой повод.
Проезжая из г.Галле на Магдебургский артиллерийский полигон через небольшой и уютный городок Айслебен, любовался его окрестностями, утопавшими в огромных фруктовых садах на склонах небольших возвышенностей вокруг огромного озера Заксензее. Весь пейзаж напоминал Днестровские, Слободзейские и Гратиештские фруктовые сады Молдавии. Только айслебенские красовались на меньшей площади, хотя их планировка явно соответствовала промышленным молдавским садам: длинные-длинные ряды яблонь и широкие междурядья для использования различных видов техники.
Однажды подъехал к группе садоводов и узнал, что сады принадлежат айслебенскому государственному хозяйству имени Вальтера Шнайдера. На счастье, неожиданно к моим собеседникам подъехал генеральный директор госхоза Ганс Белиц с главным экономистом Вернером Хайде. Мы познакомились. Оказалось, Вернер хорошо говорил по-русски, что очень пригодилось для нашей беседы. Он научился русскому на профессиональных курсах экономистов в Москве и в Молдавии. Ганс Белиц оживился, узнав что я до прибытия в ГСВГ, служил в Кишиневе и мне известны некоторые знаменитости садоводческой отрасли Молдавии. Например, директор Научно-исследовательского института садоводства и виноградарства Р.Радайкина, директор самого крупного садоводческого совхоза «Прут » Я.Чекир. Упоминание этих двух лиц стало негласным паролем для душевной и долгой беседы в окружении садоводов госхоза. Они, оказывается, хорошо знали Розу Георгиевну Радайкину. Она приезжала к ним по просьбе Ганса Белица для внедрения новейших достижений науки и практики садоводства республики.
Наша беседа затянулась. Мы не заметили сколько она длилась. Если говорить о её продолжении, то практически она послужила продолжению диалога на многие годы с пользой для госхоза имени Вальтера Шнайдера и советских садоводов.
Во время первой же встречи заметил, что все мои собеседники очень бы хотели увидеть работу своих коллег в Молдавии. Поэтому при любом удобном случае стал более детально вникать в содружество садоводов Молдавии и ГДР, печатать о нём статьи в газету ГСВГ ( запамятовал её название), в молдавские СМИ: «Советская Молдавия», «Вечерний Кишинев», «Садоводство и виноградарство Молдавии». При этом я постоянно искал возможность организовать встречу немецких и советских коллег в садах Молдавии не на уровне властей, а в форме гостевых или туристических связей. Мою идею поддержали Герой Социалистического Труда СССР Яков Чекир, Роза Радайкина и Герой Социалистического Труда ГДР Ганс Белиц. И она, долгожданнам встреча, нам удалась, хотя и не сразу, а только через пару лет после моего увольнения из Советской Армии.
В Кишиневсом аэропорту немецких садоводов встречал Яков Чекир. Прилетели пятеро: Ганс Белиц, Вернер Хайде, Эрих Диснер-парторг госхоза, Герд Рулеман-главный специалист садоводства госхоза и Эккарт Зенгер-садовод. Мы с Радайкиной присоединились к группе уже в Кишинёве. В первый же день я пригласил гостей в Дом печати, в корреспондентский пункт газеты «Правда» на коллективное интервью. В этом корпункте я работал сотрудником общественной приёмной «Правды», печатался в главном партийном издании. После интервью и небольшого угощения Яков Чекир повёз гостей в Унгены, в своё, прославленное трудовыми успехами садоводческое хозяйство, то есть совхоз «Прут». Здесь у Дома культуры на закате жаркого солнца гостей ждали и дружно приветствовали тысячи трудящихся и приглашённых на торжественную встречу сельчан. Всё было организовано на высшем уровне с участием райкома компартии Молдавии.
Не стану подробно описывать ту радостную и памятную для всех нас встречу пятерых немецких профессионалов садоводства с молдаванами. Скажу, в садоводческом совхозе «Прут», что располагался под Унгенами, немецкие друзья посадили по яблоньке. А в немецком саду среди фруктовых деревьев, посаженных в своё время Индирой Ганди и многими другими известными миру людьми, росли яблоньки молдавских садоводов Радайкиной, Кузнецова и других граждан Молдавии, в том числе и моя. Что сталось с этими символами той «Дружбы-Фроидшафт» в наши дни? Может быть кто-то знает продолжение данной истории в садах Германии и Молдавии? Был бы рад её узнать!
Однако ради справедливости хочу сделать небольшое послесловие. Говорят же в народе, что любая инициатива наказуема. Так её подтвердила жизнь в примере с организацией посещения немецкими садоводами Молдавии, совхоза «Прут» и НИИ садоводства и виноградарства МССР. Обширные плантации совхоза «Прут» находились на границе с Румынией, а некоторые сады и сёла прямо в пограничной зоне. Въезд в неё должен согласовываться с соответствующими органами, отвечающими за соблюдение режима безопасности границы. Мы, то есть ни Чекир, ни я никаких документов в виде пропусков в погранзону немецким друзьям не подготовили. Рагорелся сыр-бор! Да не просто с пограничниками, а на уровне первого секретаря райкома компартии, которому накрутили хвоста свыше, то есть из ЦК компартии республики и органов безопасности.
Первый секретарь Унгенского райкома партии Дымчану позвонил мне и стал выяснять кто пригласил немецких садоводов непосредственно в совхоз «Прут», то есть в пограничную зону. На этот вопрос уже ему отвечал Яков Чекир, что они приехали по персональным туристическим визам по линии «Интуриста». Конечно, это была версия, шитая белыми нитками. Она легко «опрокидывалась» отсутствием соответствующих документов в международном агентстве «Интурист». Как не возмущался партработник, всё постепенно утихло: никто не захотел поливать дёгтем дружеские связи садоводов Молдавии и ГДР. Они важнее всего. Тем более, что встречались титулованные, знатные специалисты Герои Социвлистического труда двух стран соцлагеря. Подними на них руку, так международный скандал!
Хлопот не оберёшься! И кому он нужен? Никто не решился на него. Потому наш риск оправдался и немецкие друзья смогли пробыть в садах Молдавии целую неделю с 21-го по 28-ое Мая 1981 года.
4.Спасённый памятник
Моя первая встреча с немецкими садоводами разговором в саду не закончилась. Ганс Белиц пригласил проехать в город. При этом он многозначительно улыбнулся и сказал:
-Хотим показать исторический памятник.
Мы выехали из сада и через пять минут оказались на центральной площади городка Айслебен. Увидев огромную фигуру на высоком пьедестале, буквально онемел от того, что узнал Владимира Ильича Ленина в бронзе! Но моё удивление росло по мере того, как я узнавал от моих новых немецких друзей интересные подробности необычной истории этого памятника. Вот её краткая суть
Советский скульптор Манизер в средине тридцатых годов изваял Ильича в полный рост в бронзе и подарил его городу Пушкину под Ленинградом. Когда началась война и городом овладели гитлеровцы, они из-за нехватки цветных металлов на военные нужды в 1943 году сняли трёхтонную бронзовую скульптуру и отправили на переплавку в Германию, а точнее, в город металлургов Мансфельд. Это вблизи Айслебена. Казалось, вот –вот судьба творения скульптора Манизера закончится в плавильной печи. И здесь начинается следующая, возможно, самая важная часть биографии огромной статуи.
В один из осенних дождливых дней в1943 году рабочий мансфельдского завода по фамилии Бюхнер, разгружавший металлолом, увидел на платформе памятник и узнал кого изобразил его создатель- Ленина. Он понимал, что скорее всего статую разрежут на части и бросят в плавильную печь. Тогда Бюхнер уговаривает товарища срочно отправить скульптуру в самый дальний угол склада металлолома, прикрыть кучей неценного сырья от недобрых глаз и сохранить до лучших времён. Они, эти времена, виделись коммунисту-подпольщику Бюхнеру совсем не за горами, особенно после разгрома гитлеровских войск на Курской дуге, на Кавказе, на Украине. Многим простым людям Германии затянувшаяся война на русских просторах с большими жертвами вермахта уже давно виделась проигранной. Возможно поэтому Бюхнеру и его надёжному товарищу удалось осуществить задуманное, хотя риск был огромен. Если бы кто-то из тех случайно видевших как два товарища прятали памятник и сообщил гестаповцам, им обоим грозила неминуемая расправа. Но всё счастливо обошлось.
Весной 1945-го города Айслебен и Мансфельд освободила Советская Армия. А вскоре рабочие завода привели памятник Ленину в порядок и стали размышлять как поступить с ним. Сначала думали каким образом вернуть его в город Пушкин. Однако затем возникло предложение создать памятник вождю немецкого пролетариата Эрнсту Тельману, замученному в Бухенвальде, и подарить городу Пушкину. На том согласились и советская, и немецкая стороны. При этом, города Пушкин и Айслебен стали побратимами.
Ежегодно в день рождения В.И.Ленина 22-го апреля советские воины возлагали цветы к пьедесталу скульптуры, здесь принимали школьников в пионеры, затем совершали экскурсии в музей, созданный городскими партийными и властными органами.
Мы с женой при каждом посещении немецких друзей в Галле и Айслебене приезжали поклониться Ильичу, возлагали цветы и обязательно посещали ленинский музей, где нас любезно принимал очень скромный и тихий, ещё довоенной закалки коммунист, активист СЕПГ. Он смотрит на меня с коллективной фотографии своим дружеским улыбающимся взглядом, а я ругаю себя за то, что никак не могу вспомнить фамилию моего немецкого друга, много лет добровольно опекавшегои музей В.И.Ленина и памятник вождю.
5. Немец в советской разведке
Однажды попросил капитана Панченко, переводчика штаба дивизии, помочь мне найти гражданина ГДР, воевавшего с оружием в руках против гитлеровцев на стороне Советской Армии. Спустя буквально несколько дней, капитан сообщил, что с помощью городского комитета общества Германо-Советской дружбы такой человек очень быстро нашёлся и с ним можно встретиться, хоть завтра в любое время в окружном комитете общества.
С председателем комитета Гюнтером Шмидтом я к тому времени уже не раз встречался и немного знал о его биографии. Гюнтер с приходом к власти Гитлера оказался в концлагере. Считался неблагонадёжным и место такому выбрали соответствующее за колючей проволокой. Но оттуда в начале 1943-го года направили в штрафную дивизию. Через несколько месяцев сформированная штрафная дивизи оказалась на Восточном фронте в обороне по реке Днепр в районе Запорожья .
Несколько лет он провёл в советском плену, неплохо говорил по-русски, иногда приходил в политотдел нашей дивизии по совместным делам развития дружеских связей. Относился с большим уважением к тем русским, которые окружали его в плену. Кажется, с кем-то переписывлся и с почтением вспоминал доброту русских. Он говорил, что хотел остаться в России. И чувствовалась правдивость его рассказов о жизни в плену.
С немцем, воевавшим на стороне Советской Армии против гитлеровцев, мы встретились в кабинете Гюнтера Шмидта. Гюнтер, посмотрев на часы, сообщил:
- Мой друг Хельмут приедет в назначенное время, а пока предлагаю кофе или чай. Николай, если желаешь согреться от холода, не стесняйся, могу угостить русским согревающим или немецким. У вас он называется «Столичная»,-сказал Гюнтер и тут же на столе оказалась известная посудина с медалями и три рюмки.
Хельмут появился действительно во-время. Он вошёл с добродушной широкой улыбкой, светящимися радостью глазами и приветственным круговым взмахом правой руки, готовой обнять свого давнего друга Гюнтера, а вместе с ним и меня. Вообще, своей коренастой, крепко сбитой фигурой он сразу заполнил небольшой кабинет и оглушил нас громовым прветствием с раскатистым радостным смехом человека, которому здесь все давние друзья. Словом, вошёл богатырь, как говорится, рубаха парень, мужик нараспашку, «свой в доску». Всех сдружил в одночасье! Стакан с чаем опорожнил буквально одним глотком, громко выдохнул, промокнул салфеткой губы, подал мне руку и запросто представился:
-Хельмут (его фамилию, к великому огорчению, запамятовал). О Вас, товарищ полковник, узнал немного из статьи в окружной газете «Фрeиндшафт». Там была ваша фотография. В статье рассказывалось как вас избирали почётным членом бригады на комбинате «Пумпенверке». Я был рад вашим новым молодым немецким друзьям. Они совершили подвиг: избрали советского офицера-участника разгрома гитлеровского фашизма почётным членом своей бригады имени Эрнста Кёнига! Такое событие раньше мне не встречалось.
-Да, такое со мной случилось, хотя добавилось хлопот: и ответственных, и приятных,- подтвердил я и поблагодарил Хельмута за проявленное внимание.
-Друзья! Прошу до делового разговора погреться,- предложил Гюнтер и наполнил рюмки.
-Получается, как говорили мои друзья-русские солдаты зимой на Днепре: «Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать!»,-вспомнил Хельмут.
-Это поговорка у нас действительно ходовая,- подтвердил я.
-За вашу, Николай, встречу с моим другом Хельмутом! Спасибо, что ты, ищешь среди немцем активных борцов против гитлеровского фашизма! Думаю, теперь вы c Хельмутом станете друзьями. Выпьем за здоровье друзей! - предложил Шмидт...
...У меня сохранилась фотография с той первой встречи с Хельмутом. Мы с ним стоим, прижавшись друг к другу, как давние-давние друзья. На фото виден пустой левый рукав костюма моего друга. Левую руку он потерял в боях с гитлеровцами за Севастополь. На поле боя ему первую помощь оказала советская санитарка. Лечился в госпиталях Красной Армии. После выписки из госпиталя его пригласили в Москву на работу в Комитет «Свободная Германия». На обратной стороне фотографии сделана надпись следующего содержания:
«Член немецкого комитета «Свободная Германия»,Хельмут-немец, узник концлагерей с 1933г. в Германии, потом штрафник на фронте. В 1943г. на Днепре собрал несколько единомышленников штрафной дивизии и гражданских зимой провёл группу из 15 человек через Днепр и сказал советскому офицеру: « Я и мои товарищи-коммунисты пришли с оружием. Мы хотим воевать на стороне Красной Армии против фашизма». Потом он стал советским разведчиком, в Крыму привёл целый взвод немецкой армии на нашу сторону. Под Севастополем был ранен. Потерял левую руку. Где этот человек?»..Эту надпись следует дополнить некоторыми деталями, запомнившимися из рассказов Хельмута и Гюнтера в тот вечер.
Через несколько дней после падения Берлина и восстановления одного из аэродромов вблизи поверженной столицы Третьего рейха на нём приземлился самолёт с Национальным комитетом « Свободная Германия». Прилетел и Хельмут.
Он возглавил работу по созданию народной полиции в восточном Берлине. Напряжённая работа, последствия длительного пребывания в концлагерях и тяжёлое ранение сильно подорвали здоровье инвалида Великой Отечественной войны Хельмута. Он после долгого и неоднократного лечения вынужден был оставить работу в полиции и уйти на пенсию по инвалидности.
6.Мои поиски немцы назвали подвигом
Добрую память в моей семье оставили многие немецкие друзья из старинного города Галле. Всех перечислить невозможно, но некоторых хочу упомянуть. Прежде всего, Вернер Фельфе и Иоахим Бёме, члены Политбюро СЕПГ. Позднее, кажется, в 1976 г. Вернера Фельфе назначили министром сельского хозяйства и он дважды принимал меня в своём берлинском кабинете во время моих гостевых поездок. Я тревожился, чтобы не отнимать у весьма занятого Члена Политбюро СЕПГ, министра много драгоценного времени, часто и незаметно косил глаз на часы. Но Вернеру, кроме многих вопросов о моей жизни на гражданке после увольнения из Советской Армии, видимо, хотелось больше узнать о садоводстве в Молдавии.
Ещё в бытность его работы в Галле первым секретарём окружного комитета СЕПГ, он очень опекал новую для округа отрасль садоводства и самый крупный садоводческий госхоз имени Вальтера Шнайдера в Айслебене. Уже тогда знал о моих усилиях в укреплении дружеских связей садоводов госхоза с коллегами Молдавии.
Кстати, когда Вернер Фельфе в1979 году прибыл с правительственной делегацией ГДР в Кишинёв и, будто между прочим, спросил сопровождавшего представителя Молдавии обо мне, тот удивился и ответил, что в программе посещения немецкой делегации фамилия Зайцева отсутствует. В то время я был в серьёзной опале у соответствующих партийных и советских органов из-за того, что старшая дочь вышла замуж и уехала в США. На её отъезд я дал письменное разрешене, что мне, полковнику в отставке, коммунисту не простили.
С Иоахимом Бёме, заместителем Вернера Фельфе, меня познакомил Дитер Крюгер, главный редактор газеты «Фроиндшафт», основного печатного органа
Галльского окружного комитета СЕПГ. Эта газета напечатала репортаж с собрания бригады токарей имени Эрнста Кёнига насосного комбината «Пумпенверке» в Галле, на котором меня, как участника Великой Отечественной войны, избирали почётным членом этого рабочего коллектива .
Позднее, когда подходило к концу время моей воинской службы в армии в августе 1975 года, Бёме и Крюгер пригласили меня на прощальный дружеский обед в гостевом доме окружкома. Тогда Иоахим Бёме сказал мне откровенно следующее: