Geum.ru

Windows on the World

Вид материалаЗадача

Содержание


9 час. 23 мин
9 час. 24 мин
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   43

9 час. 23 мин


Терроризм не уничтожает символы, а рвет на куски людей из плоти и крови. Наши слезы смешались. Слезы Джеффри, Джерри, мои. По счастью, Дэвид живет в воображаемом мире. Он уходит от негостеприимной реальности, и он прав. Лурдес откуда-то приносит бутылки «Эвиана», God bless her. Мы набрасываемся на воду. Наглотавшись дыма и вони горючего, страдаешь не только от удушья, но и от дегидратации. И тут у Энтони начинается приступ астмы. Бедняга катается по земле, а мы не знаем, как ему помочь. Я совершенно беспомощен. Лурдес вливает ему в рот минеральную воду, но он все выплевывает. Джеффри делает мне знак, и мы относим его к туалетам на этаже. Я держу его за ноги, а Джеф – за подмышки (одна рука у него серьезно обожжена). Дэвид и Джерри в очередной раз остаются с Лурдес. Энтони бьется, пытается вдохнуть или выдохнуть. Я дрожу, как последний трус, Джеффри более хладнокровен. Он сует его голову под кран. Энтони рвет чем-то черным. Я достаю из ящика бумажные салфетки, чтобы вытереть его. Когда я поворачиваюсь к ним, Джеффри прижимает голову Энтони к своей груди. Тот больше не двигается.

– Он… умер?
– Черт, не знаю, я не врач, он не дышит, может, просто в обмороке.
Он встряхивает его, бьет по щекам. Дыхание рот в рот его не вдохновляет (из-за рвоты), за это дело берусь я. Все напрасно. Мы молчим. Я говорю Джеффри: оставим его здесь, может, он придет в себя, а я должен вернуться к детям. Он качает головой.
– Ты что, не понимаешь, этот тип был нашим последним шансом выбраться отсюда. Все кончено. Мы позволили ему сдохнуть и скоро последуем за ним.
Я открыл двери туалета. Я подумал: ну и ну, трехслойная туалетная бумага под цвет розовых мраморных стен. Я еще успеваю замечать такие вещи. Я еще забиваю себе голову всеми этими мелочами, когда мне вовсе не до того.
– Мне надо идти туда.
Больше я Джеффри не видел. Последнее мое воспоминание: он сидит на полу, на серой плитке, и причесывает охранника Энтони. Розовая дверь закрывается. Я бросаюсь к детям. Я налетаю на людей, которые, вроде меня, бродят взад-вперед, ищут укромное место, запасной выход, место для некурящих, выход из лабиринта. Но сегодня утром в первой башне нет «No smoking zone»! Мы не в Лос-Анджелесе!
Хотел бы я вот так шутить, послать все к черту и пусть будет что будет; но я не мог. Не имел права. Я считал, что должен спасти моих мальчишек; на самом деле это они меня спасали, потому что не давали опустить руки. Мои подошвы липли к полу, словно там была жвачка: на самом деле, скорее всего, они начали плавиться.

9 час. 24 мин


Нью-Йорк для меня – это завывание сирен, резко контрастирующее с французским бибиканьем. Нечто мигающее, еще одна мелочь, настраивающая на серьезный лад, нагоняющая страх. Нью-Йорк – город, где говорят на 80 языках. Жертвы теракта были 62 разных национальностей.

По приезде я первым делом прошу таксиста отвезти меня взглянуть на Граунд Зеро.
– You mean the World Trade Center Site?
Ньюйоркцы не любят говорить «Граунд Зеро». Шофер едет в нижнюю часть города, на самое побережье, и высаживает меня перед решеткой. В 9.24 утра Нью-Йорк – это решетка, на которой висят фотографии погибших, свечи и увядшие букеты цветов. На черной доске перечислены имена всех «героев» (то есть жертв). Точнее было бы – «мучеников». К тому же на мемориале воздвигнут крест. Но ведь не все погибшие были христианами… Цветы на земле, в снегу. Стоит сильный мороз: пятнадцать градусов ниже нуля. Меньше нуля: идейка для Брета Истона Эллиса. Less than Ground Zero. Я вхожу в первое здание Всемирного финансового центра, это единственный сохранившийся дом на углу. Никакого досмотра, никакого контроля, я мог быть увешан динамитом с головы до ног. В зимнем саду, под стеклянным куполом, в подражание лондонскому Хрустальному дворцу, я подхожу к застекленной стене, выходящей прямо на зияющую дыру. Граунд Зеро – это кратер, полный бульдозеров. Тысячи рабочих уже приступили к реконструкции. На первом этаже выставлены различные архитектурные проекты. Выбор пал на проект студии Дэниела Либескинда: самая высокая башня в мире, четыре кристалла в форме буквы U, окружающие бассейн, словно разбитые вдребезги кварцы. Такое здание никому не захочется взрывать, оно уже взорвано. Жаль: мне очень нравился проект Всемирного культурного центра группы «Think». Другой фасад Всемирного финансового центра выходит на море – ветер, пена и кофейня на берегу.
Я обращаю внимание, что везде стоят непрозрачные урны. Французская полиция явно не информировала местные власти о modus operandi исламских террористов в Париже: набитые гвоздями газовые баллоны в урнах и все такое прочее… Мы у себя во Франции уже давно привыкли жить с паническим страхом под ложечкой. Здесь везде легавые, в черных очках и с рациями, но они еще слишком верят людям. В 30 метрах от Граунд Зеро – «Pussycat Lounge» (Гринвич-стрит, 96): оголенные девицы свидетельствуют, что жизнь продолжается. Позже, уже пропустив водки с тоником, я иду мимо Федерального резервного банка, где в 24 метрах под землей хранятся 10 108 475 кг золота. Потом захожу в чудом уцелевшую часовню Святого Павла, построенную в 1764 году. Здесь выставка в честь спасателей: на витринах рядком лежат фотографии пропавших без вести, вещи, найденные в развалинах, тюбики зубной пасты, детские подгузники, бинты, конфеты, распятие, листы бумаги и сотни, тысячи детских рисунков. Я прикрыл рот рукой. Я перестал жалеть самого себя. Посреди всего этого милого, прелестного горя стоял циник и плакал.
Еще позже и чуть выше, в «Carrousel Cafe», еще одном стрип-клубе, танцовщица в трусиках-стрингах говорит, что после Одиннадцатого сентября Армия спасения две недели дважды в день брала у них лед, чтобы раздавать в помещении Арсенальной выставки прохладительные напитки родственникам погибших и спасателям, работавшим в пекле дымящихся развалин.
– Когда клуб снова открылся, через неделю после теракта, многие девушки не могли опомниться: тут было полно измотанных рабочих, они набрасывались на бесплатные напитки, но и на нас тоже! Они хотели говорить. Под дверью без конца гудели машины «скорой помощи» и грузовики. Все горело, парни хотели отвлечься. Помню, все мои шмотки были покрыты белой пылью.