ru

Вид материала

Лекции

Содержание Шестая лекция. Лечение эпилептиков. Вторая часть.

Подобный материал:

• ru, 1763.12kb.
• ru, 3503.92kb.
• ru, 5637.7kb.
• ru, 3086.65kb.
• ru, 8160.14kb.
• ru, 12498.62kb.
• ru, 4679.23kb.
• ru, 6058.65kb.
• ru, 5284.64kb.
• ru, 4677.69kb.

Шестая лекция. Лечение эпилептиков. Господа! Изложенную нами клиническую характеристику эпилепсии необходимо завершить сведениями о ее лечении. Было бы интересно проследить его историю, но ее можно найти в руководстве г. Delasiauve (Traite de lepilepsie. 1854, p.305 и далее) — с перечислением средств, применявшихся с этой целью в разные эпохи. Не будем упускать нашу основную, преимущественно практическую, цель занятий: она побуждает нас сосредоточиться на средствах, представляющихся наиболее эффективными на сегодня. Jaccoud советовал, имея на то все основания, обращать особое внимание на причины болезни: с тем, чтобы назначать специальное лечение с их учетом, придавать ему целенаправленный характер. К сожалению, при эпилепсии прямые каузальные связи почти всегда отсутствуют. Я должен, впрочем, привести здесь случай, в котором непосредственная причина страдания обусловила и показания к выбору лечения. Речь идет о больном, у которого эпилептическая болезнь развилась после удара копытом лошади в область его левой пятки (см. стр. 15) и выражалась то в развернутых, то незавершенных судорожных припадках, которые, однако, всегда исходили из травмированной области. Trelat пошел мне навстречу и по моей просьбе, действуя максимально щадящим образом, иссек болезненный рубец, располагавшийся над краем пяточной кости. После операции приступы у больного стали более редкими и короткими, но не прошли окончательно. Поскольку травма была уже довольно старой, перерезка п. saphenus, если бы была сейчас произведена, вероятно, не дала бы лучшего результата. Напротив, в случаях недавней травмы хирургическое вмешательство часто кончается выздоровлением больного и для подобной операции имеются все показания. Характер лечения должен также учитывать конституциональные особенности больного и его образ жизни. Анемия или золотуха, столь часто наблюдаемые при эпилепсии, должны лечиться адекватно и методично; если больные предаются алкогольным или сексуальным излишествам или часто онанируют, их следует всячески побуждать оставить эти пагубные для их здоровья привычки; но к несчастью, повторяю, видимые причинные связи при эпилепсии чаще всего отсутствуют и, что того хуже, даже если их и находят, то рационально принятые в связи с этим меры лечебного воздействия оказываются неэффективны, поскольку болезнь уже в некотором роде эмансипировалась от первоначальной причины. Тогда остается общее для всех больных симптоматическое лечение, которое дает пока что лучшие результаты. Оптимальным средством сейчас являются бромиды и среди них — бромид натрия. Эту соль для лечения эпилепсии впервые применили в Англии, в 1853г, врачи Charles и Wilks; оба рекомендовали ее прежде всего при той форме эпилепсии, которую они посчитали возможным связать с месячными. Почти одновременно с ними испытания того же препарата провели гг. Bazin, Hardy и Brown-Sequard — вскоре за тем Germain-See, изучивший его действие на большой группе больных, обратил на него внимание врачей-практиков — в лекции, прочитанной им в больнице Beaujon. После этого врачи Бисетра и Сальпет-риера гг. Falret, Legrand du Saulle и Voisin широко применили его в своей практике. Действенность его неоспорима. «Бромид натрия, пишет Gubler, иногда излечивает, часто помогает и почти никогда не вредит — таковы его права на врачебное признание» (Gubler. Commentaires de Therapeutique.). Germain See, в лекции, прочитанной им в Hotel-Dieu 2 марта 1877г, назвал бромид натрия единственным средством лечения эпилепсии. Он опирался при этом на свой более чем 15-летний опыт, основывающийся на лечении 130 больных, из которых 58 наблюдались им на протяжении не менее 40 месяцев. Я, со своей стороны, применял в практике все новые препараты, рекомендованные для лечения судорожных припадков, но все время возвращался к солям брома: они действительно эффективны. Бромиды, и в особенности бромид натрия, безусловно составляют основу классического лечения судорожной болезни — необходимо, однако, войти в некоторые частности относительно способа их применения. Они должны употребляться в растворе: опыт показал, что прием этих препаратов в твердом состоянии может привести к тяжелым последствиям со стороны пищеварительного тракта. В качестве растворителя можно использовать любые употребляемые в пищу жидкости: воду, вино, молоко, бульоны — они с бромидами не взаимодействуют. Я отдаю предпочтение ароматическим настоям или горечам (листья апельсинового дерева, липы, хмеля, горькой квассии) — с добавлением сиропа из апельсиновых корок, которые способствуют усвоению препарата, умеренно стимулируя деятельность желудка. Бромид натрия прописывают в дозах 4-6 или 8г в День, но часто приходится превышать эту дозу — особенно, когда имеешь дело с больничными пациентами или посетителями бесплатной консультации, болезнь у которых протекает тяжелее среднего: как ввиду большей частоты и продолжительности приступов, так и наличия послеприступного бреда; у таких больных дневная доза доходит до 10 и даже 12г. Я советую своим больным принимать лекарство сразу после еды: этим достигается лучшая переносимость его со стороны пищеварительного канала. Такое лечение может продолжаться, не вызывая неудобств, достаточно длительное время. При систематическом приеме удается оказывать постоянное лекарственное воздействие на больного, когда каждая новая доза препарата присоединяется к действию предыдущих. Временами, как рекомендует Gubler, надо приостанавливать дачу бромида: «во избежание кумулятивных эффектов — не вследствие накопления препарата в организме, а из-за возрастания его фармакодинамического эффекта.» Лечение должно длиться многие годы, но как только припадки уменьшатся в частоте и силе, дачу бромидов следует отменить на 5 или 6 дней, затем снова назначить на 15-20 дней и далее вновь рекомендовать отдых от лечения. Я замечал, что если поступать таким образом, организм быстрее освобождается от побочных влияний препарата на различные физиологические функции — нежели, если как советуют некоторые авторы, отменять его лишь на день или на два. Обычно я даю госпитализированным больным, находящимся под постоянным наблюдением, более высокие дозы, чем больным в амбулатории: поскольку имеется возможность незамедлительно реагировать на возможные осложнения — это дает мне большую свободу действий и позволяет сразу же добиваться от препарата всего, на что он способен. Необходимо всякий раз пытаться учитывать род деятельности больного и согласовывать с ним дозы лекарств: помня, что лица, не выполняющие физических нагрузок и ведущие сидячий образ жизни, хуже переносят медикаментозное лечение и легче обнаруживают при нем токсические эффекты, чем все прочие. Когда приступы прекращаются, необходимо еще длительное время, месяцы и годы, поддерживать необходимое равновесие в организме, продолжая терапевтическое воздействие на больного — делая это, однако, не постоянной дачей препарата, а достаточно сближенными между собой курсами: это единственный способ упрочить выздоровление, когда оно возможно, или держать в узде приступы, когда конституция больного неисправима и полное излечение недостижимо. Не будем углубляться здесь в механизмы действия бромидов. Напомню только, что их соли могут подавлять половое влечение — хотя не в такой мере, как представляется некоторым. Они придают дыханию характерный запах и в случае длительного применения могут вызывать анестезию глотки, ангины, угревидную сыпь на лице, спине и на ногах — иногда настоящую пустулезную пиодермальную эктиму, оставляющую после себя глубокие изъязвления. В начале лечения могут возникнуть желудочно-кишечные расстройства (утрата аппетита, боли в подложечной области), а со стороны психики — состояния тупости с ослаблением памяти, общую усталость и разбитость, позже — мышечную слабость и, наконец — наклонность к обморокам и головокружениям. Когда появляются осложнения, препарат нужно немедленно отменить и назначить тонизирующие средства. В случаях, когда бромид натрия, чаще всего употребляемый, оказывается неэффективен или плохо переносится, Charcot и Brown-Sequard уже много лет рекомендуют заменять его другими бромидами: бромистым калием или аммонием, которые можно давать в общей дозе от 6 до 9г в день. Сам я долго экспериментировал с бромидом цинка, который иногда оказывался весьма полезен, а г-н Hubler, который в своей диссертации ознакомил нас с опытом работы г. Bourneville и исследовал показания для применения различных солей бромидов, оказывает предпочтение бромиду мышьяка — особенно в случаях, когда имеется предрасположенность к кожным высыпаниям. Charcot советует назначать в ходе лечения бромидами холодные души: в целях ускорения всасывания препарата. Он основывается здесь на опытах Fleury, который, как вы знаете, обнаружил, что если ввести обследуемому свечу с белладонной и назначить ему холодный душ, то расширение зрачков наблюдается уже через несколько секунд после начала обрызгивания. Г-н Bourneville, организовавший в своем отделении в Бисетре систематическое водолечение больных эпилепсией, добился достаточно ободряющих результатов, чтобы я упомянул здесь об этом. В некоторых случаях, сколько бы мы ни применяли соли брома, они остаются неэффективны и надо искать другие пути лечения. Если мы имеем дело с едва обозначившейся эпилепсией, с ее стертой формой, особенно в виде petit-mal, вертижей или абсансов и с очень кратковременными помрачениями сознания, Gubler советует давать экстракт белладонны, рекомендованной еще Trousseau, в дозах от 2 до 5 сантиграмм в день или сульфат атропина от 1 до 5мг. Вы знаете также, что Herpin был горячим сторонником производных цинка, которые несколько раз были удачно им использованы — мы прибегаем к ним и сегодня, когда бромиды оказываются неэффективны. Я тоже люблю применять их: либо в виде окиси цинка, в Дозе от 0,3 до З г в день, либо валерианата цинка от 0,1 до 2г, либо лактата от 0,1 до 2г — в смеси с экстрактом валерианы или розовым вареньем. Herpin советовал также соли меди, но я должен сказать, что Bourneville, который тщательно их исследовал, не смог получить сколько-нибудь удовлетворительных результатов. Надо добавить наконец, что все эти средства не исключают одно другое и могут применяться в комбинациях, что я в течение уже 15 лет с успехом и делаю: нередко приходится удивляться тому, как расстройства, рефрактерные в отношении тех или иных отдельно используемых препаратов, уступают их совместному действию, хотя выработать показания для такой сочетанной дачи лекарств никак не удается. Huchard в своем Учебнике неврозов (Traite des neuroses) напоминает о дигиталисе, рекомендованном Duclos de Tours и Huglings Jackson, которые советовали присоединять его к бромидам — в некоторых особенно упорных случаях это лечение оказывалось успешным. Назначение бромидов в большинстве случаев вызывает положительные сдвиги в состоянии больного уже на первых этапах лечения, но в последующем, по прошествии пяти-шести месяцев, припадки могут возобновиться с прежней частотой и силой. Вернуть солям брома их первоначальную активность помогает гидротерапия: она не только поддерживает начавшееся улучшение, но и делает его более полным и прочным. Ко всем этим видам лечения часто бывает необходимо присоединить тонизирующие средства — такие как жидкий экстракт хинного дерева, рыбий жир и т. д.. Больные должны получать легко усвояемую пищу, их ужин не должен быть обильным. Последняя мера предосторожности особенно важна для больных, страдающих преимущественно ночными приступами. Нужно помнить наконец, что больные эпилепсией, всегда находящиеся под угрозой развития припадка, случающегося подчас столь неожиданным, драматическим образом, должны находиться под неослабным наблюдением: им, кроме прочего, следует запрещать — и делать это настоятельно — залезать на стулья, стремянки и т. п., подходить к краю воды, к огню: рекомендуется, словом, воздерживаться от любого занятия или развлечения, могущего породить ситуации, когда потеря сознания сопряжена для больных с особенной опасностью. Большое число несчастных случаев, часто со смертельным исходом, могло бы быть предотвращено, если бы такие советы были, во-первых, даны и, во-вторых, выполнены.
Вторая часть. Дипсомания. Эпизодические синдромы при дипсомании. Первая лекция. История вопроса. Этиология	ссылка скрыта Маньян В.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ. ДИПСОМАНИЯ. ЭПИЗОДИЧЕСКИЕ СИНДРОМЫ ПРИ ДИПСОМАНИИ. Первая лекция. История вопроса. Этиология. Господа! Hufeland первый применил слово дипсомания для обозначения периодически охватывающего больного непреодолимого влечения к употреблению опьяняющих напитков. Foville напоминает о происхождении этого термина в прекрасной статье в Dictionnaire de medecine et de chirurgie pratiques. В 1871г Salvatori, итальянский врач, практиковавший в Москве, дал описание болезни, которую он назвал ойноманией; через два года немецкий врач Bruhl-Cramer, также работавший в этой столице, опубликовал в Берлине статью с названием Uber die Trunksucht (О пьянстве), в которой описывал не привычку пить, не порочное пьянство и не психические расстройства, являющиеся его следствием, а периодически возникающее неодолимое влечение к спиртному. Именно в введении к этой работе Hufeland и предлагает обозначить это состояние дипсоманией — по аналогии, например, с нимфоманией. Принимая это обозначение, мы, однако, быстро убеждаемся в том, что не можем употреблять его в том расширенном значении, в каком применяет его этот автор. Несколько лет спустя, в 1875г, д-р Erdmann, основываясь на наблюдениях, сделанных им все в той же России, достаточно точно описал дипсоманический приступ. Marce, хорошо изучивший продромальную фазу этого состояния, заимствует из его работы любопытное наблюдение, относящееся к одному русскому рабочему, обычно трезвеннику, у которого после продрома из стертой депрессии начинался многодневный водочный запой. Carpenter, Esquirol, Magnus-Hus, Forbes-Winslow, Morel, Trelat, Marce, Grisinger, Foville, Delasiauve и некоторые другие описали различные аспекты этой болезни, излагая свои взгляды на ее нозологическую принадлежность. Что касается нас, то скажем уже теперь, что мы не рассматриваем дипсоманию как самостоятельное заболевание, но лишь как синдром — хотя и очень важный сам по себе и заслуживающий специального изучения. Это непреодолимое влечение к спиртному возобновляется у больных вне всяких временных закономерностей, в форме пароксизмов, принимающих вид непродолжительной меланхолии, сопровождающейся импульсивными расстройствами. Оно имеет сродство с тем же болезненным предрасположением, которое характерно для других импульсивных и обсессивных синдромов — таких как влечения к кражам и поджогам, фобии загрязнения, острых предметов, осколков стекла, страх больших пространств, навязчивый поиск слов, сексуальные перверзии и т. д.: то есть, всех тех явлений, которые в психической сфере являются отражением врожденных дефектов, аналогичных порокам развития в сфере соматической. Одно наличие их свидетельствует, в глазах клинициста, о природном тяготении к психическим болезням, они образуют кортеж наследственного помешательства. Этиология.—. Наследственность доминирует в этиологии дипсомании. Все больные, которых нам доводилось видеть, были, через своих предков, предрасположены к душевным заболеваниям. Нужно, правда, признать, что ряд случайных факторов также может способствовать возникновению приступов, но это влияние второстепенно, оно провоцирует манифестацию приступа, но не оказывает того действия на психическую организацию больного, которое ему столь охотно и легко приписывали в прошлом. Некоторые авторы: Bruhl-Cramer, Erdmann, Magnus-Hus — вместо того, чтоб видеть в дипсоманическом влечении к алкоголю лишь эпизод, фазу, выявление более общего и глубокого недуга, считали, что оно развивается только у лиц, длительное время пристрастных к алкоголю, и что сам этот феномен является следствием пьянства и его осложнением. Это мнение, равно как и то, согласно которому дипсомания является отдельным заболеванием, не выдерживает элементарной проверки фактами. Esquirol, который считал дипсоманию самостоятельной болезнью и видел в ней голый синдром, изолированное влечение к алкоголю, приводит 7 наблюдений и ни в одном из них не сообщает данных о предыстории больного (Esquirol. Traite des maladies mentales, tome II, p. 72). Он начинает описывать больных лишь тогда, когда у них выявляется, как он считает, мономания пьянства, неукротимая тяга к спиртному, оставляет в стороне то, что было до этого или после, и совсем не интересуется семейным анамнезом больных: получается вырванная из текста страница, смысл которой трудно понять, не зная остального. Какое бы восхищение не вызывал у нас этот прославленный мэтр психиатрии, мы не можем не поставить ему на вид подобные изъяны в изложении. Если наблюдения его помогают в понимании синдрома, они ничего не дают для выяснения его природы и почвы, на которой он произрастает. Необходимо углубиться в прошлое больного, чтобы установить, что он и в прежние периоды своей жизни обнаруживал странности характера или психические отклонения — еще задолго до того, как стал дипсоманом. Эти прежние расстройства свидетельствуют о том, что все его психическое состояние в целом затронуто заболеванием много глубже, чем можно было предположить, ограничиваясь изучением отдельно взятого синдрома. Фрагментируя, деля на части истории болезни больных, все равно каких, мы легко отыщем у каждого из них самые различные и множественные «мономании». Некоторые авторы смешивали симптомы дипсомании с причинами, их будто бы вызывающими: например, функциональными расстройствами желудка. Диспепсия, которую расценивали как причину тяги к алкоголю, должна рассматриваться, на самом деле, как одно из следствий болезни, как неотъемлемая часть целостного заболевания. То же верно и в отношении некоторых плохо определяемых «странностей» больных, которые легко обозначают как истерические и которые в действительности являются производными обычного для дипсомана склада его психики. То же можно сказать и об астении и депрессии больных, являющихся не причинами приступа, а его важными проявлениями. Месячным и наступлению менопаузы также придавали слишком большое значение в происхождении дипсоманических кризов. Не отрицая влияния регул на интересующие нас расстройства, мы должны сказать, что действие их проявляется только в отношении начала приступа: они иногда способствуют его — наступлению — что нетрудно объяснить физиологическим напряжением, которое испытывает в этот момент женщина. У больной, которую я вам сейчас представлю, месячные если и имеют определенное влияние на периодичность приступов, то было бы большой натяжкой говорить, что они являются причиной ее болезни. Мы начнем сейчас ее расспрос, и я надеюсь, что она послужит вам образцом, в котором вы обнаружите все характерные черты этого страдания. Мари D… 45 лет, она страдает депрессией со времени смерти мужа, случившейся 4 года назад. Все эти годы, и особенно в последние 18 месяцев, она периодически испытывает непреодолимую потребность в спиртных напитках; каждому из таких пароксизмов предшествует усиление тоски, отчаяние, чувство собственной ненужности; она жалуется на спазмы в горле и желудке: все это повторяется каждый раз перед тем, как ее охватывает тяга к алкоголю. Вначале она пытается преодолеть ее, всячески ругает себя, затем, неспособная сопротивляться, бежит в винную лавку, покупает украдкой бутылку спиртового раствора, предназначенного для наружного применения, прячет ее в одежде и поднимается к себе в комнату, где начинает пить. Тоска усиливается еще более, появляются симптомы алкогольного психоза. Она теряет сон, начинает испытывать галлюцинации неприятного свойства: видит гримасничающие лица, головы мертвецов с бегающими глазами, пламя, искры; окружающие ее предметы окрашиваются в красный, голубой, зеленый цвета; она видит порхающих повсюду разноцветных бабочек, слышит угрозы и оскорбления в свой адрес, ощущает покалывания по коже, считает, что они вызываются бегающими по ней насекомыми. Все эти расстройства довольно быстро стихают и понемногу исчезают вовсе. Больная в течение двух или трех месяцев совершенно воздерживается от приема алкоголя, у нее и мыслей нет о выпивке: характерно, что от одного запаха той же самой спиртовой примочки или любого другого содержащего алкоголь напитка ее мутит и тошнит — она с трудом пьет подкрашенную вином воду. Когда ей напоминают о ее эксцессах, она утверждает, что ее совсем не тянет к спиртному, а в приступах она пьет как бы против желания: «Это не привычка, я не хочу, да пью», говорит она. С наступлением месячных она делается более возбудима, впечатлительна, испытывает приливы жара к голове — всякий раз, когда тяга к пьянству появляется у нее в этом периоде, влечение ее более властно и борьба с ним менее продолжительна. Этим ограничивается влияние месячных на ее болезнь, другого воздействия они не оказывают — ни у нее, ни у других больных такого рода. Небезынтересно заметить, что дипсомания у этой больной появилась на фоне давней меланхолии; мы видели у нее также развитие после длительного запоя алкогольного психоза — с подобными сочетаниями болезней мы будем встречаться и далее. Мы не смогли получить достаточных сведений о предшествующей жизни больной, но причину дипсомании надо искать прежде всего в ее наследственном предрасположении. Мы найдем подтверждение этому, подвергнув соответствующему анализу истории больных, которых увидим далее. Из 8 дипсоманов, которых я вам представлю, у двоих имеется двухстороннее наследственное отягощение психическими заболеваниями, пятеро отягощены со стороны одного из родителей; в последнем, восьмом случае сведения семейного анамнеза недостаточны. Г-н Foville в цитированной нами работе, отнеся вначале дипсоманию к особой форме частичного бреда (delire partiel), в последующем меняет отношение к сущности этой патологии и, на наш взгляд, совершенно справедливо, отказывается видеть в ней самостоятельное заболевание. «Вместо того, пишет он, чтобы рассматривать дипсоманию как истинную мономанию, как это делали Marce и Esquirol, нам представляется более уместным, вместе с некоторыми другими современными авторами, такими как Morel, Griesinger, Skae, Forbes-Winslow, Trelat, оценивать ее как частный симптом более общего страдания.» Факты, с которыми мы познакомимся, не позволяют вынести иного суждения на этот Счет. Впрочем, вся концепция мономаний, введенная в обиход науки Esquirol, который обозначил этим термином «разновидность помешательства, характеризующуюся частичным расстройством интеллекта, аффекта и воли», изо дня в день теряет своих сторонников. Falret-отец подверг сомнение само ее право на существование, говоря, что эта доктрина покоится на ошибочных принципах, на поверхностных и неполноценных наблюдениях и на ложной интерпретации выявленных феноменов. Что касается меня, то я категорически и всецело отклоняю учение о мономаниях, хотя и не отрицаю, что сами по себе импульсивные влечения часто являются наиболее яркими проявлениями различных форм душевных заболеваний. Я придаю им подчиненное, симптоматическое значение: первичным является психический фон, на котором эти влечения возникают, но признаю, и соглашаюсь в этом с прежними авторитетами, что импульсивные расстройства иногда настолько доминируют в клинической картине, настолько поглощают и подчиняют себе всю психику больного, что определяют лицо заболевания, чем и объясняется — позиция сторонников названного учения. Больные, которых мы увидим, продемонстрируют нам со всей очевидностью, что если влечение к алкоголю у дипсомана и представляет собой наиболее яркое проявление его болезни, оно, однако, не исчерпывает ее и является лишь временным, преходящим синдромом иного, более глубокого, психического расстройства, обусловленного прежде всего неблагоприятной наследственностью больного. Я собираюсь показать вам женщину, чья история в этом отношении весьма поучительна. Она предстанет перед вами вначале как больная с меланхолией и суицидальными идеями, затем у нее возникнет приступ мистического бреда, далее — состояние с нимфоманией, потом — дипсоманическое влечение, к которому присоединяется гомицидомания (влечение к убийству). И в данном случае, во всей этой клинической мозаике, нельзя не видеть различные проявления одной и той же патологической конституции. Мы наблюдали дипсоманический приступ у этой больной в стенах отделения. Приступ был совершенно характерен: у больной возникла тоска, отчаяние, чувство собственного бессилия, физическая разбитость, бессонница, утрата аппетита, предсердная тоска, чувство жжения в горле и наконец — неукротимая, неудержимая тяга к алкоголю. К счастью для больной, она была ограждена от себя самой и не имела возможности дать своему влечению обычного удовлетворения. Благодаря лишению алкоголя, приступ протекал не столь продолжительно и не так пагубно для больной — за ним не последовало того глубокого упадка духа, к которому приводят обычно длительные алкогольные эксцессы. В отсутствие алкоголя подобный пароксизм мог рассматриваться как смягченный и укороченный вариант меланхолического приступа.
Вторая лекция. Симптомы	ссылка скрыта Маньян В.