Предисловие

Вид материала

Изложение

Содержание Что такое laissez faire Что такое демократия? Коалиции организованных интересов Почему это плохо? Кодекс справедливости Уроки Хайека Альфред Маршалл Крест Маршалла Эластичность спроса

Подобный материал:

• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
• Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
• Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
• Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
• Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
• Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
• Тесты, 4412.42kb.

Что такое laissez faire


Когда мудрые мыслители пришли к идее laissez. faire, или естественной свободы, она казалась 'простой и очевидной", как выразился Адам Смит. Но Хайек жил в эпоху, когда принцип естественной свободы утратил в общественном сознании свою очевидность. Вокруг этой проблемы было столько наворочено — притом немало злонамеренных измышлений и просто вздора, — что идея свободы в значительной мере обесценилась. Хайек поставил себе задачу вернуть ей ценность в сознании современных поколений. Поэтому требовалось сделать то, чего не требовалось делать в XVIII—XIX вв., — исследовать само понятие laissez faire. Это было сделано им в трилогии "Закон, законодательство и свобода".

Понятно, что речь идет уже не только о свободе торговли и даже не только об экономической свободе, но просто о свободе. Потому что экономическая свобода неотделима от политической.

Свобода неделима. И свобода — это нужно уразуметь однажды и навсегда — есть понятие, приложимое только к индивидууму. Свободное общество есть общество свободных людей, и не иначе. Так что мы употребляем термин laissez. faire расширительно, но смысл его остается прежним Поскольку главным врагом свободы остается государство, постольку сохраняет силу изречение Гурнэ: "Дайте людям самим делать свои дела, дайте делам идти своим ходом" (см. главу 12).

Главная мысль Хайека состоит в том, что, хотя люди сами создали институты денег, собственности, контракта, обмена, моральной нормы, юридической нормы и закона, суда, правительства, государства и др., все это было создано не по умозаключению, а стихийно. Не размышления каких-то мудрецов, а жизненная потребность людей породила подобные вещи. К ним относится, например, язык.

Хайек говорит, что деление всех вещей на естественные и искусственные, унаследованное нами от античных философов, неверно. Есть еще третья категория явлений, создаваемых людьми (искусственное?), но создаваемых непреднамеренно, без заранее обдуманного проекта, повинуясь природе человека и связей между людьми (естественное?). Больше того, подобные вещи не создать по плану, ибо никакой человеческий разум не может быть в состоянии обдумать все аспекты подобных институтов, все последствия их создания и укоренения, все взаимосвязи между ними, их дальнейшую эволюцию, их роль в развитии культуры и цивилизации.

Таким образом, речь идет о том, что люди стихийно вырабатывают некие правила поведения. Мы только что говорили о "создании", но правильнее будет говорить о том, что люди их не создают, а открывают. Люди постепенно открывают для себя полезные правила и институты. Какие-то из них закрепляются и развиваются сами собой, какие-то отмирают как неэффективные. Как работают эти институты, мы понимаем не вполне. Но важно понять одну простую вещь: никакой госаппарат, никакой плановый орган никогда не сможет заменить в данном отношении свободного выбора людей. Залогом цивилизации является свобода индивидуумов самим делать свои дела и свобода всем делам идти своим ходом. Вот на каких соображениях основана позиция Хайека


Что такое демократия?


В процессе развития — неискусственного (ибо оно спонтанно) и неестественного (ибо оно совершается людьми) — возникает демократия. Со времен Афинской республики было предложено великое множество трактовок и определений этого термина. В конце концов, Хайек останавливается на определении Мизеса — Поппера: демократия есть способ мирной смены правительства. А демократические институты суть "средства, используя которые управляемые могут уволить правителей' (Поппер). К числу таких институтов относятся, помимо многого другого, политические институты: парламент, правительство, судебная система — т.е. органы управления обществом.

Подчеркивая кардинальную роль свободы, Хайек указывает и другое неотъемлемое качество демократии: согласие всех жить по определенным правилам. Эти правила (нормы морали и права, а также условия договоров), казалось бы, ограничивают индивидуальную свободу. Так оно и есть. Люди открывают подобные правила именно в порядке ограничения свободы — но таких степеней свободы, которые разрушительны для общества, цивилизации и человеческого рода. Произвол и вседозволенность — это фикция свободы. Они приводят к праву силы и оборачиваются не чем иным, как утратой всяких степеней свободы индивидуума — порабощением.

Политические институты демократии открыты как органы, олицетворяющие волю большинства. Они являются гарантами от произвола, применяя подчас методы принуждения к тем, кто не хочет соблюдать вышеупомянутые правила. Однако и с этой стороны существует опасность для подлинной свободы.

Рано или поздно, говорит Хайек, парламент и правительство начинают претендовать на то, чтобы решать большинством голосов любой вопрос Это произошло в Афинах V в. до н.э. и в Великобритании в 1766 г., когда парламент потребовал неограниченной власти, провозгласив, что для него обязательны только законы (которые он же сам и принимал). Добавим от себя, что то же самое повторилось с Верховным Советом России в 1993 г. Тогдашняя Конституция России провозглашала этот институт "высшим органом власти" и давала ему формальное право рассматривать и выносить решение по любому вопросу.

Почему все это угрожает свободе и в чем источник такой угрозы?


Коалиции организованных интересов


Вроде бы самоочевидно, что большинство всегда вправе решать, что справедливо и что нет. И обычное мнение склоняется к тому, что большинство всегда право.

Парламент избирается большинством голосов избирателей, решения в нем принимаются большинством голосов депутатов, и тем не менее далеко не всегда эти решения отвечают интересам большинства населения.

В 1906 г. британский парламент принял закон, освободивший профсоюзы от ответственности за любые их (мирные) действия. Этот закон имел далеко идущие и весьма прискорбные для британской экономики последствия, от которых удалось избавиться (и то не вполне) лишь правительству М.Тэтчер в 70-х гг. Между тем закон 1906 г. был принят в обстановке, когда против него было парламентское большинство: все консервативные депутаты (тори) и часть либералов (вигов). Однако присутствовавшее на заседании большинство либералов сговорились с маленькой тогда фракцией лейбористов — и билль прошел. В результате экономика Великобритании надолго оказалась пораженной тем, что стали называть 'английской болезнью": неумеренный рост зарплаты, массовая безработица, рост правительственных расходов, высокие налоги, инфляция, вялое производство, расстройство торговли и пр. Едва ли все это отвечало интересам большинства населения страны.

На таком примере Хайек поясняет свою мысль о том, что коалиции организованных интересов — определенные группы, сравнительно небольшие по численности, но хорошо организованные, — могут навязывать свою волю большинству населения, используя вполне законные демократические методы.

Парламент и правительство всегда находятся под воздействием тех или иных групп давления (их еще часто называют лобби), выражающих организованный интерес различных групп населения. В числе последних могут быть, например, профсоюзы, ассоциации врачей, союзы промышленников, какой-нибудь "аграрный союз", военно-промышленный комплекс, академия наук и т.д. и т.п. Началом этого служат предвыборные обещания дать то-то и то-то тем-то и тем-то. Мотивом подобных обещаний является не общественная польза, а желание получить необходимое количество голосов на выборах. Такие обещания суть не что иное, как средство покупки голосов.

Целью групп давления является получение каких-то привилегий для своей коалиции по отношению к остальной массе населения. Привилегии могут быть двоякого рода; по доходам или по ресурсам В первом случае речь идет либо о налоговых льготах, либо о выделении дотаций из госбюджета, либо о повышении заработной платы. Во втором случае речь идет либо о льготном (т.е. повышенном) снабжении какими-то ресурсами, либо о выделении дополнительных ассигнований на инвестиции. Иногда целью группы давления являются пониженные цены на приобретение чего-то или надбавки к ценам на услуги этих групп. Во всех случаях группы добиваются перераспределения денежных и материальных ресурсов общества — каждая группа в свою пользу и, следовательно, за счет других. Иногда две группы могут сговориться о согласованных действиях. Взаимная поддержка требований, при которой каждый получит свое, достигается за счет какой-то третьей группы, с которой, естественно, не советуются. "Все еще сохраняется представление, что согласие большинства само по себе доказывает справедливость решения, хотя группы, составляющие большинство, обыкновенно рассматривают свое согласие лишь как плату за получение привилегии".

О методах давления Хайек почти не пишет, но они и так известны. Это манипулирование голосами избирателей и депутатов, угрозы забастовок, подкуп и пр.

"Практика показала, — говорит Хайек, — что мы, сами того не желая, создали машину, позволяющую именем гипотетического большинства санкционировать меры, вовсе не угодные большинству, наоборот, такие, которые большинство населения, скорее всего, отвергло бы; и эта машина выдает решения, не только не отвечающие ничьим желаниям, но и попросту неприемлемые в их совокупности для всякого здравомыслящего человека в силу присущей им противоречивости".

Хорошо известно, что сумма обещанного нередко превосходит возможности народного хозяйства. В отношении ассигнований это ведет к хроническому дефициту госбюджета, т.е. инфляционной эмиссии денег. Но подчас дело обстоит еще абсурднее. Например, для одной группы принимается решение обеспечить ей получение дополнительного количества каких-то товаров, а другая группа протаскивает решение, затрудняющее импорт тех же товаров. Решение о замораживании цен на продукцию какой-то отрасли, принятое под давлением потребителей этой продукции, может приниматься параллельно с решением об увеличении зарплаты в той же отрасли. И тому подобное.

Часто те или иные группы преследуют цель ограничить конкуренцию в свою пользу. Для иных групп характерно стремление максимально затруднить вступление в них новых членов. Если они запишут такое в свой устав, они рискуют попасть под антимонопольное законодательство. Но другое дело, если они добьются нужного им решения на законодательном уровне. К подобным группам относятся как профессиональные союзы и ассоциации, так и объединения каких-нибудь производителей.


Почему это плохо?


Чем коллективный эгоизм закрытой группы хуже индивидуального эгоизма одного человека? Действительно, вся классическая политэкономия и неоклассическая наука построены на том, что каждый человек вправе добиваться своих личных выгод, потому что это стремление служит и выгоде всего общества. Не так ли обстоит дело и с коллективным эгоизмом группы?

Нет, не так, отвечает Хайек. Совсем наоборот. Ценность любой услуги, которую оказывает обществу индивид, определяется ценностью предельной порции подобных услуг. Последняя же устанавливается на уровне предельной величины альтернативных издержек.

Если же предельные издержки оказываются выше предельной полезности данной услуги для потребителя, дополнительная услуга не производится, а ресурсы направляются на другой вид услуг. Коллективный интерес группы состоит в том, чтобы уйти от действия законов предельных величин и реализовать всю массу своих услуг по максимально возможной цене. В массу этих услуг входят такие порции, по которым предельные издержки превышают их предельную полезность для покупателей. В условиях конкуренции множества индивидуальных производителей такие порции услуг не были бы проданы, однако в условиях монополии группы эти порции продаются благодаря сокращению общей массы услуг.

При этом и большинство населения может быть вовлечено в обман. Энергия нужна? Хлеб нужен? Значит, дадим привилегии энергетикам, аграриям и т.д. Тогда как подлинная выгода для общества состоит не в обеспечении всей массы услуг такой-то отрасли, а в отсечении эффективных предприятий от пожирающих ресурсы без отдачи.

"Только усилия предельных производителей, зарабатывающих себе на жизнь тем, что они умудряются поставлять услуги по цене гораздо более низкой, чем та, какую потребитель был бы готов заплатить, будь общий объем поставок меньше, обеспечивают нам изобилие и улучшают нашу жизнь. Коллективный же интерес организованной группы всегда будет направлен против этого общего интереса; организованная группа всегда будет мешать предельному производителю сделать последнюю нужную добавку к общему объему услуг", — резюмирует Хайек.

Поскольку экономическая (и общественно-политическая) ситуация постоянно меняется, только подвижная система индивидуального эгоизма может обеспечить гибкую реакцию рынка на такие изменения. Гибкое реагирование рынка совершенно необходимо обществу для сохранения его способности приспосабливаться к меняющимся условиям.

Интерес организованных групп направлен в обратную сторону — на недопущение перемен. Эта общая тенденция вытекает из конкретных стремлений группы ограничивать свой состав, влиять на цену своих услуг и даже при своих неудачах не допускать выхода на рынок более эффективных производителей подобных услуг. Но сказанное как раз и означает не что иное, как блокировку рыночной саморегуляции и самонастройки. В итоге общество будет терять приспособляемость к объективным переменам и, следовательно, свою жизнеспособность.

"До сих пор мы еще не отдаем себе отчета, — указывает Хайек, — в том, что настоящие эксплуататоры в современном мире суть не эгоистические капиталисты и предприниматели, вообще не отдельные индивиды; это организации, чья власть проистекает, во-первых, из морального одобрения обществом коллективизма, во-вторых, из присущего членам организаций чувства групповой лояльности. Наше общество с его характерными инстинктами настроено в пользу организованных интересов, что дает соответствующим организациям перевес над рыночными силами. Это и есть главная причина действительной несправедливости в нашем обществе и деформации экономической структуры".

Встречается мнение в том духе, что, мол, так или иначе все население организуется в различные группы с противоположными интересами и эти группы будут взаимно уравновешивать друг друга. В частности, такова позиция Гэлбрейта. Хайек ссылается на исследование М.Олсона , показывающее, что все интересы населения невозможно организовать в принципе. Таким образом, организованные группы эксплуатируют тех, чьи интересы не организованы или не помаются организации: налогоплательщиков, потребителей жизненных средств, женщин, стариков, детей и т.д. — всех тех, кого у нас сегодня называют "социально не защищенными группами".


Кодекс справедливости


Принципиальный выход из положения Хайек находит в ограничении власти государства. В каком смысле это следует понимать? У парламента и правительства просят и требуют привилегий только потому, что государство обладает возможностью давать их по своему усмотрению. Чтобы обеспечить себе большинство (избирателей — для парламентских партий, депутатов — для правительства), государственный орган должен угождать организованным интересам. И поэтому такой орган становится орудием в руках организованных групп.

"Выбор таков: или свободный парламент, или свободный народ. Чтобы сохранить личную свободу, нужно ограничить всякую власть долговременными принципами, одобренными народом... Все это еще в большей мере относится к странам, в прошлом не имевшим даже отдаленного представления о выработанном европейскими народами идеале правового государства, которые заимствуют из Европы ее демократические институты, не располагая подразумеваемым и необходимым для их осуществления культурным фундаментом, ценностями и убеждениями", — таково послание, отправленное Хайеком в будущее, в нашу нынешнюю Россию.

Еще римский писатель Катон писал, что в том случае, если депутаты "уж издают законы, то такие, под действие которых подпадут они сами и их потомство; если налагают на всех расходы, то такие, в которых будет и их доля; если делают зло, то такое, которое падет на головы не только их соплеменников, но и на их собственные, — тогда их доверители могут ожидать от них хороших законов, мало зла, много благоразумия'.

Речь идет о том, что власть государственных органов управления нужно подчинить власти общих правил, выработанных не этими органами. Лишь ограничив таким образом власть парламента и правительства, можно ограничить власть организованных групп над обществом. Государство должно быть лишено возможности потворствовать групповым интересам.

По-видимому, при таком положении вещей (только при таком) общество могло бы избавиться (или хотя бы уменьшить свою зависимость) от двух ужасных язв. Одной из них является коррупция в верхних эшелонах власти. Второй — низкое качество депутатского и министерского контингента. Чем меньше может дать депутат или чиновник, тем меньше будет желающих купить его услуги.

Ради предлагаемых им общих принципов, управляющих парламентом и правительством, Хайек предлагает создать специальную верхнюю палату парламента или иной выборный институт. Такой институт имел бы одну главную функцию — вырабатывать кодекс справедливости, обеспечивающий долговременные интересы большинства населения. Положения кодекса справедливости и могли бы стать теми общими правилами, которым должны подчиняться все органы государственного управления и которые не позволяли бы этим органам по своему усмотрению решать, кому, сколько, чего дать.


Уроки Хайека


Если вернуться к рассуждениям Хайека о конкуренции валют и злоупотреблениях финансовых органов в условиях монополии государства на выпуск денег, может возникнуть соблазн потребовать незамедлительного введения системы частных денег в сегодняшней России.

Кажется, будто Хайек предвидел такие наши соблазны и потому отправил нам свое послание с предостережением от слепого заимствования западных институтов (тем более не прошедших испытание практикой). В основном же его рассуждения адресованы читателям Запада.

Хайек предупреждает: демократия вырождается, прежняя свобода исчезает. В России не было традиции личной свободы, и демократия у нас только нарождается. Ни одно западное общество в нынешние времена, не потерпело бы парламента, подобного Верховному Совету России образца 1993 г., — органа, который всерьез претендовал на власть над всем и вся без юридической и моральной ответственности за что бы то ни было, — и нашло бы мирные средства поскорее избавиться от такой власти. В России пришлось применять для этого военную силу. И притом многие интеллектуалы возмущались "недемократичностью" решения проблемы, которая не имела демократического решения. Мы еще не умеем в полной мере пользоваться свободой себе во благо.

Средний западный обыватель неплохо ориентируется в понятиях о банковском проценте и валютном курсе, в курсах ценных бумаг и самих этих многообразных акциях, облигациях и т.п. Он умеет расшифровывать биржевые бюллетени. Он твердо знает, что всегда сможет в судебном порядке защитить свои интересы от посягательств и шарлатанства.

У нас тысячи людей, не задумываясь, вверяют свои ваучеры и деньги мошенникам, а когда это обнаруживается, им остается лишь слать жалобы в газеты и на радио. Но у нас пока нет правовой базы для эффективной судебной защиты — нет договорного права и эффективной процедуры взыскания ущерба с виновной стороны.

У нас многого нет такого, что является необходимыми предпосылками функционирования свободного рынка и свободного общества на Западе. Главное, нет понимания того, что демократия требует жесткой системы принуждения к соблюдению всеми общих правил. Нет и ясного представления в обществе о том, каковы должны быть такие правила.

Хайек говорил о необходимости ограничить власть государства над обществом в странах Запада. Он объяснял, что государство становится слишком сильным. Он растолковывал это сильному обществу. Сегодняшняя беда России — это не слишком сильное государство, а скорее слишком слабое государство , неспособное гарантировать даже то, что предписывал ему Адам Смит. охрану жизни и имущества своих граждан. Поэтому можно сказать, что в нынешней России осуществлена такая полная система laissez. faire, какой не знала ни одна западная страна. Каждый волен делать все, что хочет, в меру своих способностей и при минимальном риске. Все это происходит в обществе, где законопослушание, а также уважение к личности ближнего и его имущественным правам едва ли являются распространенными гражданскими добродетелями. В таком обществе имеется немного условий для широкой солидарности на основе общих принципов нравственного характера. Где она, "воспитанная в индивиде привычка подчиняться признанным правилам достойного поведения", о которой пишет Хайек и которая, по его мнению, служит опорой цивилизации? При слабом государстве мы имеем еще и слабое общество. Как не вспомнить Монтескье: "Республика становится добычей, а ее сила — это власть немногих и произвол всех".

Верно, что в руках государства сегодня остается много рычагов распределения ресурсов и благ. Остается, конечно же, и денежная монополия. Но сказанное не делает наше государство сильным. Напротив, остающееся слабым государство становится совершенной игрушкой в руках коалиций организованных интересов. Коалиции представлены у нас не только такими группами, как на Западе, но и многочисленными монополиями, каких Запад давно уже не знает. Не удивительно, что ресурсы и блага, остающиеся в руках государства, распределяются исходя из сиюминутных соображений, а сами эти соображения формируются таким образом, чтобы удерживать неустойчивое равновесие между группами давления. Равновесие это постоянно нарушается из-за инфляции, и государство мечется, принимая решения, дающие инфляции новые стимулы.

Таким образом, болезни демократии и свободного рынка, присущие Западу, в нынешней России приобретают удесятеренный размах. Лекарства же, которые показаны там, здесь помочь не могут, покуда организм российского общества не сумеет найти в себе внутренние силы для сопротивления болезни. Только тогда мы сможем позволить себе роскошь прибегать к западным рецептам, да и то выборочно — ведь рецепты те разноречивы и специфичны. Правда, ничто не мешает нам изучать их сегодня и воспитывать в себе самосознание свободного человека.


Альфред Маршалл


Маршалл указывал, что Рикардо, к сожалению, писал не столько для собратьев-ученых, сколько для политиков и предпринимателей — тех кругов, к которым принадлежал он сам, бизнесмен и парламентарий. "Начала" Рикардо совсем не задумывались как университетский курс Поэтому, говорит Маршалл, Рикардо опускал многие пояснения, которые могли бы сделать его книгу более связной и систематической, но которые он считал лишними для своего читателя. Чтобы понять Рикардо, его следует интерпретировать широко, считает Маршалл, — шире, чем сам Рикардо интерпретировал Адама Смита (').

Маршалл не без оснований находит у Рикардо много следов того, что тот понимал значение предельных величин и подчас даже именно их имел в виду. Однако невнимание к строгому употреблению терминологии и пренебрежение необходимыми разъяснениями и уточнениями оказали Рикардо плохую услугу. "И он более, чем кто-либо другой, повинен в плохой привычке стараться выразить глубокие экономические доктрины несколькими предложениями", — резюмирует Маршалл. Так или иначе, но книга Маршалла "Принципы экономики" увидела свет лишь в 1890 г. Понятно, что она не стала научной сенсацией. Зато она стала чем-то большим. Возникновение предельного анализа Маршалл понимал не как революцию в науке, а как результат ее эволюции. Ему действительно удалось связать классику с современностью. Он обеспечил преемственность идей и показал неразрывность развития экономической мысли. Книга Маршалла заменила книгу Дж.Ст.Милля в качестве полного и систематического курса политической экономии, где целостное здание теории возведено на фундаменте нескольких главных принципов, часть из которых была взята у классиков.

Прежде всего Маршалл реабилитировал понятие "реальных" издержек производства в качестве основы для теории ценности в том духе, как это было у Рикардо. Подобными вещами не швыряются — вот как можно понять Маршалла. Писал же он так: "Мы могли бы с равным основанием спорить о том, регулируется ли ценность полезностью или издержками производства, как и о том, разрезает ли кусок бумаги верхнее или нижнее лезвие ножниц". Мысль понятна: одно без другого не работает; чтобы определить ценность, нужны оба начала совместно.


Крест Маршалла


Об этой проблеме мы уже писали в предыдущей главе. Спрос на конечную продукцию определяет вознаграждение факторов производства — ренту, зарплату, прибыль. Но эти цены факторов сами определяют потребительский спрос, потому что они формируют доходы населения (вспомним Смита: три первичных источника доходов).

И мы обещали рассказать, кто и как разрешил эту проблему, которая сильно напоминает порочный круг. Сделал это Маршалл. Чтобы лучше понять ход его мысли, взглянем на проблему с другой стороны. Рента, зарплата, прибыль — это действительно доходы различных групп населения. Но ведь это еще и составные части издержек производства, не так ли? (Вспомним Смита еще раз: всякий элемент издержек сводится или к зарплате, или к ренте, или к прибыли, или к какой-то комбинации этих элементов.) Так что же получается — значит, издержки все-таки, хотя и очень опосредованно, влияют на спрос? Но ведь они же прямо влияют на рыночное предложение. Это очевидно: чем выше издержки, тем меньше производится продукта при той же цене. А за определенным порогом суммы издержек производство вообще прекращается. Если же издержки влияют и на спрос, и на предложение, значит, они все-таки лежат в основе ценообразования. Вот почему Маршалл не спешил отбросить доктрину Рикардо: ее нужно лишь правильно истолковать!

Итак, полезность и издержки — два лезвия ножниц. Полезность (потребность) формирует спрос, издержки формируют предложение. Чтобы разрезать бумагу, два лезвия нужно соединить тем "гвоздиком", о котором говорит известная детская загадка про два кольца и два конца.

Решение Маршалла просто и глубоко одновременно. Вспомним, что такое "спрос". В строгом понимании этого слова "спрос" есть кривая спроса. Она показывает объем закупок данного товара в зависимости от его рыночной цены. Это воображаемая величина. Она показывает, сколько готов покупать потребитель при такой-то и такой-то цене (при прочих равных). Нанесем кривую спроса на диаграмму (см. рис 25-4). Это кривая DD.

Для каждого потребителя существует своя кривая спроса по каждому виду товара. Она зависит от бюджета потребителя и его индивидуального ощущения убывающей полезности. Но можно пред ставить себе, что мы взяли кривые спроса всех потребителей (для одного вида товара) и суммировали их алгебраически, получив таким образом рыночную кривую спроса (на данный товар!). Она-то и представлена кривой DD.

Теперь взглянем на эту кривую, так сказать, с изнанки. Чем ниже цена, тем больше товара готов купить совокупный потребитель, это понятно. Но ведь одновременно: чем ниже цена, тем менее привлекательным будет производство этого товара. Одни производители будут сокращать его производство как малодоходное” другие вовсе переключатся на что-то другое. И наоборот: если цена будет очень высокой, очень многие производители начнут производить этот товар. Зато все меньшее количество его будет продаваться, так что может наступить затоваривание рынка данным продуктом.

Если каждому количеству товара соответствует определенная цена, устраивающая совокупного потребителя (цена спроса), тогда этому же количеству товара соответствует тоже определенная цена, устраивающая совокупного производителя (цена предложения). Но во втором случае закон будет иным: чем выше цена предложения, тем больше количество товара. Поэтому кривая предложения пойдет так, как линия 5S на рис. 25-5.

Точка пересечения обеих кривых означает ту цену р, при которой будет продано количество q. Это та цена, при которой готовность производителей изготовить определенное количество товара совпадает с готовностью потребителей купить это же самое количество. Это точка рыночного равновесия — точка равновесия спроса и предложения. Казалось бы, ну что такое равновесие спроса и предложения? Ведь каждая точка кривой спроса означает лишь одно: при данной цене товара продано столько, сколько куплено. Кажется, будто спрос и предложение равны всегда, в любой точке кривой спроса. Это ошибочное рассуждение. Оно ведет к большой путанице и само основано на путанице в понятиях . Ведь мы договорились, что

слово "спрос" означает не определенное количество денег, предлагаемое за товары на рынке, а всю кривую спроса. Иначе нам не понять ничего в законах рынка. И вот пример: если мы будем считать, что в любой точке кривой спроса имеет место равновесие спроса и предложения, мы не сможем понять, что такое это равновесие на самом деле, не сможем получить строгое определение понятия равновесия.

Когда мы говорим, что равновесие спроса и предложения отвечает лишь одной точке кривой DD — той именно точке, где ее пересекает кривая 55, мы имеем в виду нечто более точное, чем то первоначальное поверхностное суждение. А именно:

o при более низкой цене (р 1 ) покупателям будет выгодно увеличивать объем покупок, но продавцам


невыгодно наращивать объем продаж; они будут повышать цену от р 1 в сторону р;


при более высокой цене (р 2 ) продавцы готовы были бы продать больше товара, но

покупатели не купят этого количества; продавцам придется снижать свою цену от р 2 в сторону р.


И только при цене р желания одних и готовность других сходятся на количестве q.

Кривая DD выражает закон убывания предельной полезности данного товара для потребителей.

Кривая SS точно так же выражает закон возрастания предельных издержек для производителей.

Рыночная ценность товара определяется равновесием предельной полезности и предельных издержек. Обе величины взаимно регулируют друг друга. "Крест" Маршалла и в самом деле похож на ножницы. А точка пересечения кривых есть самый настоящий гвоздь решения проблемы одновременного определения издержек и полезности. Именно для того чтобы вставить этот "гвоздик", Маршалл и поменял местами оси абсцисс и ординат при изображении кривой спроса.


Эластичность спроса


Размышляя над законом убывающей полезности, Маршалл обратил внимание на то, что само это убывание может иметь различные степени. Иногда предельная полезность изменяется быстро, иногда медленно. Как раз по этой причине кривая спроса, в общем виде, — именно кривая (вогнутая относительно начала координат), а не прямая 1

Как выяснить степень, в которой изменение цены влияет на спрос? '

1 В некоторых особенных случаях она может быть и прямой. Пример I. Некто ежедневно покупает батон хлеба и съедает его со своей женой. Так они привыкли питаться и так будут, как бы ни менялась цена на хлеб. Кривая спроса этого г-на на хлеб будет прямой, параллельной оси ординат.

Напрашивается такой ответ" нужно на кривой спроса взять две точки. Одна имеет координаты р 1 q 1 , другая — координаты р 2 q 2 (см. рис. 25-6).

Взяли две такие точки? Теперь вычислим соотношение

(q 2 – q 1 ) / (p 1 – p 2 )

Вычислили? Хорошо. Мы с вами — продавцы в коммерческом киоске. Мы хотим узнать, чего заказывать побольше — жевательных резинок или видеокассет. Вот кривая спроса на резинку. Мы выяснили, что при снижении йены на жевательную резинку на 10 руб. спрос на нее возрастает на 200 штук (допустим, речь идет о спросе одного среднего потребителя жвачки в месяц).

Затем мы берем кривую спроса на видеокассеты. И точно так же выясняем, что при снижении цены этого товара на 10 руб. спрос возрастает на 1 штуку в месяц. Много ли мы узнали, если хотим сравнить влияние цены на спрос по двум этим видам товаров? Очевидно, что принятый нами показатель (рост спроса при снижении цены на 10 руб.) не очень-то хорош.

Пример II. В одном городе много чистильщиков обуви, хотя не все они сидят одинаково удачно. Один, сидящий у вокзала, постоянно загружен работой. Сидящие же на ближайших перекрестках часто скучают без клиентов. Но цена услуги у всех одна. Если бы привокзальный чистильщик повысил ее, его клиенты проходили бы мимо и пользовались услугами тех, кто сидит чуть подальше. Он не может влиять на цену. Кривая спроса на его услуги — это прямая, параллельная оси абсцисс.

Очевидно, что в иных случаях прямая спроса может занимать любое положение между двумя описанными крайними случаями.

Понимая все это, Маршалл предложил задавать изменение цены не в единицах денег, а в процентах. Как меняется спрос при изменении цены на 1%? Этот показатель Маршалл назвал эластичностью спроса.

Теперь мы можем сравнивать. Например, при снижении обеих цен на 1% спрос на жвачку увеличивается на 8%, а спрос на видеокассеты — на 2%. Спрос на жевательную резинку более эластичен. Чего будем заказывать больше? Правильно: жвачки.

Заметим, что для вычисления эластичности изменения обеих величин нужно брать по модулю, т.е. считая их обе положительными числами. Если этого не делать, тогда числитель дроби будет отрицательным при положительном знаменателе (при снижении цены) или наоборот (при повышении цены) и показатель эластичности окажется со знаком минус, что лишено экономического смысла. Формула эластичности такова:

где e — эластичность спроса на товар икс по цене.

Когда мы говорим об эластичности какого-то показателя, мы всегда должны указывать, по какому другому показателю дается эта эластичность. К примеру, мы можем представить себе кривую спроса на мороженое в зависимости от того, насколько жаркая погода на дворе. По оси абсцисс у нас опять будет количество покупок, но по оси ординат уже будет не цена одного "эскимо", а температура воздуха. И когда мы будем говорить о том, как изменение одного влияет на изменение другого, мы должны сказать: "эластичность спроса по температуре воздуха".

Показатель эластичности может использоваться, конечно, при изучении не только спроса, но и многих других показателей. Например, эластичность рыночного предложения по издержкам. Можно было бы вычислить эластичность уличных травм по степени гололедицы. Если бы мы умели представить последнюю в виде переменной величины с однородной единицей измерения, мы могли бы получить и соответствующую кривую, а значит, и узнать показатель эластичности: насколько растет число травм при увеличении гололедицы на 1%. Маршалл и его продолжатели выяснили несколько интересных свойств показателя эластичности и вывели из них ряд практических следствий. Но сперва постараемся дать более точное определение эластичности. Рассмотрим числитель дроби (2). Изменение количества в процентах можно алгебраически записать так:

где Q= q 2 - q 1 (см формулу (1)).

Точно таким же образом знаменатель дроби (2)

записывается алгебраически:

Теперь мы готовы к маленьким хитростям, которые скрывает от нас такой простенький показатель, как эластичность.

Для начала возьмем кривую спроса в виде прямой, как указано на рис 25-7.

Не кажется ли вам, что эластичность спроса по цене у такой кривой одинакова по всей ее длине? Если кажется, немедленно проверьте себя по формуле (5). Введите по обеим осям масштаб единиц и возьмите пару соседних точек поближе к оси ординат. А затем — другую пару соседних точек поближе к оси абсцисс. Если результат покажется вам странным, возьмите пару соседних точек где-то по \ середине. Вы убедитесь, что эластичность такой прямой спроса все время меняется. Возле оси абсцисс она приближается к 0, а по мере приближения к оси ординат эластичность может быть больше, чем сколь угодно большое число (стремится к бесконечности). Вот вам и прямая кривая спроса!

Из характера показателя эластичности ученые делают выводы, которые можно применять в бизнесе. Например:


1. Если на каком-то участке кривой спроса эластичность спроса по цене равна единице, то ни снижение цены, ни повышение цены в пределах этого участка не окажет влияния на сбыт данного товара.

Существует одна форма кривой, которая по всей своей длине будет иметь одинаковую эластичность, равную единице. Такова хорошо известная нам равнобокая гипербола, асимптотами которой служат координатные оси. Этот факт установил сам Маршалл.


2. Если эластичность спроса по цене меньше единицы, то цену товара можно повысить в пределах данного участка кривой, не опасаясь существенного снижения объема продаж и выручая этим дополнительную прибыль. Такая кривая называется неэластичной.


3. Если эластичность больше единицы (кривая эластична), то небольшое снижение цены может значительно увеличить объем продаж, так что убыток от снижения цены будет перекрыт ростом дохода от массы продаваемого товара.

Показатель эластичности и его свойства находят самое различное применение в экономической практике: при определении рыночной стратегии фирмы (повышать цену, понижать цену...), при изучении влияния налогов на цены и спрос и т.п.


Лонг ран и Шорт ран


Маршаллу удалось также ввести одно крайне важное уточнение в рассуждения экономистов всех времен. Объясним это на знакомом примере.

Мы помним концепцию ценности Рикардо (см. главу 16): относительная ценность двух товаров пропорциональна соотношению затрат труда на их производство. И мы кое-что выяснили о том, сколь уязвима такая концепция (мы рассмотрели далеко не всю критику, какая была высказана против нее).

А Маршалл как бы говорит критикам: "Постойте-ка! Вы-то сами знаете, о чем толкуете?" И объясняет, что Рикардо не так-то просто было бы ловить на слове, если бы он сказал то же самое, но с уточнениями. Некоторые из этих уточнений Рикардо, правда, и сам высказывал, только в других местах своей работы и не очень внятно. Например, что его определение ценности справедливо при одинаковых капиталах и равных нормах прибыли. Это можно у него найти.

Маршалл очень сожалеет, что одного уточнения у Рикардо не хватает, а именно: речь идет о длительном промежутке времени. Вот что должен был отметить Рикардо: он вовсе не имел в виду, что его правило пропорциональности соблюдается ежедневно. В коротких промежутках времени трудно отметить зависимость цен от затрат труда. Но в долговременном аспекте (при прочих равных условиях) соотношение цен двух товаров стремится к величине, равной соотношению трудовых затрат. Так должен был сказать Рикардо, по мнению Маршалла. Маршалл как раз ввел эти понятия: короткий период и долгий период, или кратковременный аспект и долговременный аспект (по-английски short run и long run). Этим он действительно устранил много путаницы как в трактовке прошлых теорий, так и в теориях настоящего и будущего.

Например, увеличение объема спроса на рыбу обычно повышает цену предложения рыбы. Но это можно говорить, только уточнив: в короткий период (год-два). Со временем рыболовов становится больше (так как их привлекает высокая цена на этот товар), возрастает рыночное предложение и цена возвращается к уровню, близкому к первоначальному. Перед нами картина: при кратковременных колебаниях цены она в долговременном аспекте держится на одном уровне.

Введение Маршаллом понятий о кратковременных и долговременных периодах помогло более точно анализировать влияние одних показателей на другие. Кроме того, это внесло ясность в различие между статическими и динамическими задачами (см. главу 22).

Теперь мы можем уточнить то, что говорилось в предыдущей главе относительно понятия прибыли. В долгом периоде чистый доход на капитал действительно стремится к величине, соответствующей ставке процента. Но в коротком периоде возможно получение капиталистом еще какой-то надбавки к указанной величине процента. И эту надбавку можно назвать "прибылью". Например, капиталист применяет новое изобретение, понижающее одну из статей издержек производства. Пока он один такой умный, он и получает ту самую "прибыль". Но постепенно (и довольно быстро) его конкуренты тоже начинают применять такое изобретение, рыночная цена несколько снижается, а чистый доход на капитал возвращается к величине, определяемой процентом.

Кстати, подобного характера "прибыль" (получаемую за счет использования какого-то особенного или даже уникального искусственного (не природного явления) Маршалл предложил называть квазирентой (мы уже упоминали о ней в главе 1б). Аналогия с рентой возникает оттого, что предприниматель использует особое преимущество, недоступное другим. Но "квази" ("как будто", "как бы") добавляется потому, что преимущество это не естественное, а искусственное.

А в главе 23 мы уже упоминали о понятии потребительского излишка, которое Маршалл изобрел вслед за Дюпюи. В отличие от первопроходца, однако, Маршалл всесторонне развил и само это понятие, и графический метод его применения. Вообще, благодаря Маршаллу в экономической науке получил право гражданства графический метод анализа, который до того был еще непривычен, а графики применялись редко и скорее в качестве иллюстрации.

Подобно Адаму Смиту до того Маршалл создал систему науки. Правда, масштаб его деяния был более скромным. Адам Смит строил свою систему хотя и используя множество готовых деталей, но все-таки, можно сказать, на голом месте, потому что это была первая попытка такого рода. Маршалл строил, конечно, не на голом месте. Более того, большая его заслуга в том и состоит, что он не стал разрушать сделанного ранее "до основанья...". Однако ему пришлось многое перестраивать, и часто — радикальным образом. Здание неоклассической науки, которое стало вырисовываться после Маршалла и благодаря ему, получало облик, значительно отличающийся от прежнего, но зато в нем можно было жить сообразно потребностям и стилю новой эпохи.

Понимая все это, Маршалл и предложил называть новую экономическую науку иначе, чем прежде. Вместо "политическая экономия" — "экономика" (economics).