Лео Таксиль Священный вертеп

Вид материала

Документы

Содержание Последние зверства иннокентия восьмого. Александр шестой.

Подобный материал:

• Лео Таксиль. Священный вертеп, 2498.18kb.
• Лео Таксиль священный вертеп святые распутники, 6103.7kb.
• Лео Таксиль Священный вертеп, 6471.32kb.
• Лео Таксиль, 5158.52kb.
• Лео Таксиль, 4782.8kb.
• Лео Таксиль, 6284.65kb.
• Первые шаги 5 Избавил ли Иисус от наследственных болезней (Дмитрий Лео), 42.95kb.
• Темы рефератов по дисциплине: Происхождение театра, 19.28kb.
• Шестое санкт-петербургское собрание вертепных театров, 31.53kb.
• Программа 18 февраля, 15. 00-18. 00 Вступительное слово: Бокерия Лео Антонович академик, 114.28kb.

Палачи папы добросовестно выполняли свою миссию: из шести тысяч вальденсов, населявших эту плодородную долину, осталось шестьсот человек, оплакивающих смерть своих братьев. Все добро этих несчастных разделили между собой Жак Лапаль, архидиакон Кремонский и Жан Рабо. Кроме того, легат получил от папы звание епископа в награду за свою энергию и беспощадность".


ПОСЛЕДНИЕ ЗВЕРСТВА ИННОКЕНТИЯ ВОСЬМОГО.


После смерти султана Мехмеда второго двое его сыновей, Баязид и Зизим, начали между собой борьбу из-за трона, во время которой пролилось много крови.


Побежденный Зизим бежал в Египет, чтобы спастись от мести брата, оттуда перебрался во Францию и, наконец, отправился в Италию искать покровительства святого отца, надеясь, что там он обретет безопасность скорее, чем в королевстве Карла восьмого.


Он явился в Рим в то время, когда Иннокентий, исчерпав все ресурсы, был вынужден отказаться от своих планов насчет Неаполитанского королевства и заключить мир с Фердинандом.


Появление турецкого принца окрылило папу: он сразу сообразил, какую выгоду может ему принести раздор двух братьев.


Когда на публичном приеме церемониймейстер предложил Зизиму поцеловать туфлю папы, мусульманин пришел в негодование и поклялся бородой Магомета, что никогда не прикоснется к этой образине. Переводчик благоразумно не перевел слов Зизима, ограничившись заявлением, что Зизим просит освободить его от целования туфли.


В иной обстановке Иннокентий, конечно, разделался бы с упрямым принцем, но Зизим был ему необходим. Поэтому он стал заверять его в своей дружбе и даже торжественно поклялся завоевать ему константинопольский трон.


Прежде всего папа, как гостеприимный хозяин, прибегнув к шантажу, выудил у Баязида крупную сумму, угрожая поднять восстание на Востоке в пользу Зизима.


Кроме того, он принудил Баязида подписать договор, по которому Блистательная Порта обязывалась поставлять папе солдат всякий раз, когда он этого потребует.


Это дало возможность его святейшеству возобновить борьбу с Фердинандом. Однако этим не исчерпывались все выгоды от истории с турецким принцем.


Как мы уже видели, крестовый поход против турок не раз служил предшественникам Иннокентия восьмого поводом к обиранию европейских народов. Весьма возможно, что римская курия собиралась организовать против султана экспедицию при содействии его брата, который в качестве претендента охотно возглавил бы это предприятие и у которого в Турции, вероятно, было еще много сторонников.


Святой отец не мог не воспользоваться такой ситуацией, но он, разумеется, не ограничился сбором налогов для войны с турками; в голове у него созрел более хитроумный план.


С одной стороны, он разослал по всем дворам Европы легатов, чтобы они известили о созыве собора, на котором будет провозглашен новый крестовый поход. С другой стороны, он вел энергичные переговоры с султаном, торгуясь насчет цены за мир.


Иннокентий, как видим, погнался сразу за двумя зайцами и, вопреки народной пословице, поймал сразу обоих.


На соборе, куда все королевства, провинции, а также более или менее значительные города прислали своих депутатов, было решено, что все христиане обязаны взять на себя издержки войны с неверными и папа уполномочен налагать подати, производить сборы, продавать индульгенции, разрешительные грамоты и привилегии в такой мере, в какой он сочтет это необходимым во имя крестового похода.


Иннокентий не преминул максимально использовать данное ему право. Он собрал во Франции, Германии, Испании, Венгрии, Богемии, Польше и Англии такую обильную жатву, что пришлось приделать к апостольскому хранилищу несколько пристроек для размещения золота и серебра, доставленных сборщиками.


В то же время переговоры на Востоке тоже увенчались успехом. Султан Баязид, опасаясь угроз Иннокентия, согласился уплатить ему ту сумму, которую он требовал.


Больше того, он прислал папе и его кардиналам богатейшие подарки из драгоценных камней, сопроводив их тридцатью красивыми черкешенками в придачу.


Дары вызвали энтузиазм при дворе папы – многие даже объявляли, что перейдут в мусульманство. Разумеется, это была лишь шутка: вовсе незачем было принимать магометанство, для того чтобы содержать у себя гарем. Помимо этого роскошного подарка Баязид прислал еще сто шестьдесят тысяч экю золотом на содержание Зизима и его свиты. Успех плана его святейшества превзошел все ожидания!


Спустя несколько дней после прибытия в Рим турецких послов к Иннокентию явилась новая делегация. Ее прислал калиф Египта, который обещал папе четыреста тысяч дукатов, передачу Иерусалима в полную собственность христиан и содействие во всех завоевательных предприятиях папы на Востоке в обмен на Зизима.


Послы не скрыли от Иннокентия своих намерений: египетский калиф задумал поставить Зизима во главе своих войск и низложить Баязида, к которому питал непримиримую вражду.


Иннокентий принял предложение: не в обычаях папы отказываться от денег, за что бы они ни предлагались. Это решение было явным вероломством по отношению к Баязиду, но папа считал ниже своего достоинства считаться с такими пустяками.


К тому же разве он не обещал помощь Зизиму? Что ж, теперь его святейшество выполнит свое обещание – неважно, что с помощью другого. И он дал слово послам при первой возможности отправить Зизима в Каир.


Переговоры велись в полной тайне; но не успели послы калифа покинуть Рим, как турецкому послу стало известно, что папа собирается освободить Зизима, несмотря на все дары, полученные им от султана.


Каким образом турецкий посол узнал о переговорах с калифом? Летопись об этом не сообщает, но можно полагать, что ловкий деляга-папа сам известил посла о предложении, полученном им из Каира.


Турецкий посол предложил папе шестьсот тысяч экю золотом за то, чтобы отравить Зизима. Первосвященник согласился. Он получил шестьсот тысяч экю и дал свое высочайшее разрешение, но потребовал, чтобы его поставили в известность, как этот план будет осуществлен.


Посол, не подозревая подвоха, уведомил папу, что на следующий день офицер из охраны его дворца, Кристофор Макрен, вольет яд в графин с водой, который стоит на столе принца.


Историк Райнальд, которому мы обязаны этими сведениями, сообщает: «Иннокентий одобрил этот план, и посол в тот же день передал яд убийце. Но святой отец, который приобретал огромную сумму в этой игре, не имел никакого желания лишаться своего пленника. В тот же вечер Кристофор Макрен был арестован папской стражей и отдан на пытку. Он признался и был приговорен к четвертованию раскаленными клещами. После казни его изуродованные члены были прибиты к воротам города». «Это вопиющее вероломство и мошенничество, – добавляет Райнальд, – расторгнуло все переговоры, и на следующий день посол отплыл в Константинополь, разглашая повсюду, что святой отец – наглый жулик».


Иннокентий не слишком заботился, что о нем думает или говорит султан, он только посмеивался: он получил огромные суммы – единственное, что для него имело значение, – все остальное его мало интересовало.


Папа продолжал еще некоторое время шантажировать и вымогать деньги, распространяя слухи, что представители Баязида уехали взбешенными, потому что он отказался подписать с ними мир. Эти слухи, подхваченные его сателлитами, давали возможность увеличить сбор податей. Последняя мошенническая афера первосвященника не только не обесславила его, но принесла ему еще пользу.


Апогей бурных успехов папы пришелся на конец его жизни. Перед кончиной он испытал еще большое удовлетворение, заставив наконец короля неаполитанского отречься от тех владений, которые святой отец с такой неистовой страстью хотел передать своему сыну.


Он умер вскоре после этого события от апоплексического удара.


По словам историков Инфессуры и других, его врач, пытаясь пробудить в нем жизненные силы, прибегнул к преступному средству – впустил в жилы умирающего кровь трех мальчиков. Папа знал об убийстве этих мальчиков, и согласился на это.


Что ж, мы считаем, что он был вполне способен на такой поступок!


АЛЕКСАНДР ШЕСТОЙ.


Борджиа!.. Имя, которое стало синонимом всех пороков. А между тем немногим известны все злодеяния этого сущего дьявола на земле. Мать его, урожденная Иоанна Борджиа (родословную которой некоторые историки вели от арагонских королей), супруга некого Готфрида Лензоло, находилась в длительной связи со своим братом Альфонсо Борджиа, восседавшим на троне апостолов под именем Каликста третьего.


Родриго явился плодом их преступной связи; этот факт был настолько очевиден, что Готфрид Лензоло развелся с женой, отказался признать ребенка, и, таким образом, Родриго унаследовал имя матери и своего фактического отца.


Уже в раннем возрасте он отличался недюжинными способностями и необузданностью нрава. Изучив юриспруденцию, он в короткий срок снискал себе репутацию на редкость красноречивого адвоката, специализировавшегося на темных и грязных делах. Очень скоро он стал тяготиться своей профессией, обязывающей его обуздывать себя, и в один прекрасный день променял тогу адвоката на военный мундир. Теперь уже ничто не мешало ему дать волю своим низменным инстинктам.


В те времена у него была связь с одной испанкой; эта вдова, на редкость хороша собой, была, правда, намного старше его и имела двух дочерей. Соблазнив мать, Родриго растлил ее детей, привив им любовь к чувственным наслаждениям. Когда мать умерла, он заточил старшую дочь в монастырь, сохранив для себя младшую, более красивую. Она родила ему пятерых детей, из которых в живых остались Франческо, Цезарь, Лукреция и Джифрид.


В течение семи лет слава о веселой и распутной жизни Родриго гремела по всей Испании, и это немало способствовало тому, что его отец и дядя Альфонсо Борджиа был избран папой.


Достопочтенный первосвященник горячо любил юношу.


Как только его увенчали тиарой, он сразу вызвал Родриго к себе; по его настоянию молодой человек сбросил мундир и надел сутану. Естественно, что с помощью высокого покровителя Родриго Борджиа быстро сделал церковную карьеру. Уже через несколько лет он получил сан архиепископа Валенсии. После его прибытия в Рим папа пожало вал ему бенефиций, что давало двенадцать тысяч экю годового дохода.


Эта сумма вместе с тридцатью тысячами дукатов ренты от родовых поместий позволила Родриго вести жизнь знатного вельможи.


Считая, что соблюдение внешних приличий необходимо для завершения его честолюбивых замыслов, Родриго не взял с собой свою возлюбленную в Рим, а поселил в Венеции, время от времени навещая ее там.


Получив архиепископство в Валенсии, Родриго был освобожден от непосредственного управления своей епархией. Каликст третий неотлучно держал его при себе, ибо любовь, которую папа питал к своему незаконному сыну, отнюдь не была только отцовской. Тем не менее внешняя строгость поведения и лицемерная маска благочестия очень быстро создали Родриго репутацию святого человека. Лишь очень немногие догадывались о подлинном характере связи его со святым отцом. Вскоре папа назначил Родриго вице-канцлером церкви и кардиналом-диаконом святого Николая с пенсией в двадцать восемь тысяч золотых экю.


С этого момента все помыслы Родриго были направлены к одной лишь цели: проложить себе путь к апостольскому трону. Он стал вести образ жизни подлинного отшельника, как сообщает Морис Лашатр: на людях появлялся всегда скрестив руки на груди, со взором, потупленным ниц, говорил проникновенно и важно, усердно посещал церкви, больницы, богоугодные заведения, раздавал щедро милостыню, объявил, что имущество свое завещает беднякам. Он проявлял глубокое презрение к богатству, ревностную любовь к религии и нравственности. И римский народ, хотя его столетиями обманывали священнослужители, и на этот раз позволил одурачить себя.


Родриго прозвали Соломоном за мудрость, Иовом – за терпимость и Моисеем – за верность закону божьему.


Продолжая неутомимо трудиться на своем посту, Родриго Борджиа никогда не пропускал заседаний святой коллегии, усердно завоевывая симпатии своих коллег и выказывая необычайное смирение и благожелательность к людям – те качества, которые у него как раз полностью отсутствовали. В меру важный и в то же время простой, серьезный и шутливый, он привлек на свою сторону многих кардиналов, послов и итальянских сеньоров, толпившихся возле престола святого отца. Умея удивительно ловко скрывать свои страсти под маской полного бесстрастия, он упорно и продуманно шел к осуществлению заветной цели.


Дурача таким образом доверчивых людей, он в то же время вел переписку со своей возлюбленной и в письмах сам раскрывал мотивы, побудившие его разыгрывать описанную выше комедию:


«Роза, возлюбленная моя, следуй моему примеру: живи целомудренно в ожидании того дня, когда у меня появится возможность снова слиться с тобой в бесконечном блаженстве. Пусть ничьи уста не осквернят твоих прелестей, и ни одна рука не дерзнет сорвать покров с тела, которое принадлежит мне одному. Еще немного терпения – и тот, кто слывет моим дядюшкой, оставит мне в наследство трон святого Петра. Все придет со временем и своим чередом. А пока прояви величайшую заботу о воспитании наших детей, ибо им предстоит управлять народами и королями…» Однако Родриго просчитался!


Он переусердствовал и пылкостью религиозных чувств лишь повредил себе.


Добродетель в ту эпоху не являлась лучшим средством для завоевания апостольского трона. Ему стало ясно, что он заблуждался, когда тиара, которой он так добивался, досталась сначала Пию второму, затем Павлу второму, Сиксту четвертому и Иннокентию восьмому, а уж их никак нельзя было назвать отшельниками.


Когда папой провозгласили Сикста четвертого, Родриго, убедившись, что трудился впустую, купил звание легата Арагонии и Кастилии и отправился в Испанию, где его разнузданные оргии приняли такие размеры, что Генрих Слабый был вынужден изгнать его.


Родриго возвратился тогда в Рим. Терять ему уже было нечего, и он поселил Розу и ее пятерых детей во дворце, расположенном в отдаленном квартале. Роза приобрела титул графини Кастильской (таково было имя интенданта дворца, который вступил с ней в фиктивный брак). Под предлогом визитов к своему другу кардинал Борджиа каждый вечер навещал свою возлюбленную, проводя ночи напролет в оргиях, которые он устраивал с Розой, с дочерью Лукрецией и сыновьями Франческо и Цезарем.


После смерти Иннокентия восьмого он уже не стал бесплодно заигрывать с кардиналами, а просто купил их голоса. Средство самое надежное, чтобы ключи святого Петра снова не уплыли из-под его носа! Кардинал Орсини продал ему свой голос за замки Монтичелли и Сариани; кардинала Сфорца он назначил вице-канцлером римской церкви. Кардинал Колонна потребовал за свой голос аббатство святого Бенедикта, со всеми его владениями. Кардинал святого Ангела получил епископство в Порто, а также замок и погреба, полные вина. Получивший кардинальскую шапку венецианский монах, у которого тряслась голова, продал свой голос за пять тысяч дукатов золотом и за обещание, что Лукреция Борджиа проведет с ним ночь. Купив всю священную коллегию, Родриго был провозглашен папой под именем Александра шестого. «Итак, – вскричал он, когда имя вице-канцлера римской церкви Борджиа было вынуто из избирательного ящика, – итак, я – папа! Наместник святого Петра!» «Да, ваше святейшество, – ответил ему Сфорца, – вы избраны первосвященником по всем церковным канонам, и мы надеемся, что избрание ваше даст отдых церкви на радость всему христианскому миру, ибо вы избраны святым духом, как самый достойный из наших братьев».


Однако, когда новоиспеченный папа облекся в священные ризы и, не скрывая торжества, возложил на голову долгожданную тиару, кардинал Медичи не удержался и шепнул на ухо сидевшему рядом с ним члену конклава: «Мы попали в пасть волка, он сожрет всех нас, если мы не найдем средства избавиться от него».


Восшествие Александра шестого на папский престол пришлось по вкусу далеко не всем европейским королям. Некоторые монархи Испании отнеслись недоверчиво к новому папе, ибо Борджиа достаточно прославился там своими подвигами.


Наконец Борджиа дал полную волю своим природным инстинктам и страстям и смело стал афишировать свои позорные связи. Этот алчный человек не останавливался ни перед каким преступлением, стремясь обогатить своих детей. Бенедиктинский монах, современник Борджиа, утверждает, что при Александре шестом. Рим превратился в бойню.


Все его интересы и стремления сводились к тому, чтобы сделать своих детей могущественными людьми. Первенца, Франческо, он провозгласил герцогом Кандии; второму сыну, Цезарю, он подарил архиепископство в Валенсии. Но все эти назначения были лишь частью того обширного плана, который вынашивал Александр шестой. Он хотел, чтобы его дети стали повелителями Неаполя, Венеции, Флоренции, господствовали над всей Италией и ее провинциями. Он мечтал о победах, о крупных завоеваниях; именно это и побудило его принять имя Александра – в честь величайшего завоевателя древних времен.


В то время Италия была раздроблена на множество мелких государств. Отдельные княжества вели между собой смертельную борьбу. Борджиа решил использовать междоусобные раздоры и постепенно прибрать к рукам мелких и крупных властителей, а из их земель и замков создать княжества для своих детей.


Прежде всего ему удалось одержать победу над Венецианской республикой, которая не нашла поддержки у мелких тиранов полуострова, завидовавших ей. Затем он с необычайной, чисто макиавеллиевской ловкостью, прибегая к тайным убийствам и открытым военным действиям, сокрушил могущество властителей богатейших провинций.


Чтобы обеспечить поддержку своей завоевательной политике, Александр шестой попытался заключить ряд соглашений. Пользуясь тем, что французский король Карл восьмой собирался напасть на Неаполитанское королевство, он предложил союз Фердинанду с условием, что тот отдаст свою внучку в жены младшему сыну папы вместе с владениями в Неаполитанском королевстве. Предложение папы было отвергнуто в оскорбительной для него форме. Тогда Александр начал переговоры с герцогом Миланским, рассчитывая объединиться с Францией против короля Неаполя.


Но к этому времени скончался старый Фердинанд, а его сын Альфонс Калабрийский, предпочитая иметь папу союзником, согласился выдать свою дочь за молодого Джифрида Борджиа.


Договор между папой и королем двух Сицилий был торжественно подписан в Риме.


Свадьбу организовали с невероятной пышностью. Альфонс отдавал молодым супругам княжество Сквилатти и графство Кариати и обязался выплачивать Франческо Борджиа пенсию в пять тысяч дукатов. Что касается его высокопреосвященства, то он получил в подарок на мелкие расходы десять тысяч дукатов, в которых он в то время сильно нуждался. Дело в том, что церковная казна была пуста: оргии папы поглотили все золото.


Александр шестой прибегнул к старому способу, который столь часто применялся его предшественниками: он провозгласил крестовый поход против мусульман. «Необходимо, – говорил он, – совершить последние усилия, чтобы вырвать из рук магометан гробницу Иисуса Христа». По всему христианскому миру рассеялись монахи с призывом жертвовать на святое дело. Даяния потекли в папские ларцы. Много еще оставалось идиотов, желавших принять участие в походе; много людей еще верило, что от грехов можно откупиться деньгами.


Когда папа решил, что дойная корова дала все, что могла, он преспокойно положил себе в карман золото благочестивых верующих и вместо крестового похода заключил союз с султаном Баязидом.


Но это мошенничество блекнет перед новым преступлением папы.


Это было время, когда Христофор Колумб открыл Америку. Испанцы и португальцы хлынули в Новый Свет. Богатство казалось столь соблазнительным, что два народа, недавно дружественные, не замедлили вступить в ожесточенную драку из-за новых владений. Короли Португалии и Испании были католиками, и они обратились к папе с просьбой рассудить их. Александр шестой за соответствующее вознаграждение, разумеется, согласился взять на себя роль посредника. Он определил, кто из королей какой частью Нового Света будет владеть, и опубликовал буллу, в которой требовал обращения в католичество всех жителей новооткрытых стран. На основании этой буллы миссионеры нагрянули в Америку и стали грабить и убивать несчастных индейцев. Именно благодаря буллам Борджиа открытие нового континента сопровождалось жестоким избиением миллионов туземцев.


Тем временем Борджиа выдал свою дочь Лукрецию за Иоанна Сфорца. А так как она еще раньше была обручена с одним арагонским дворянином, то папа освободил дочь от данного ею обета.


По случаю этого брака, пишет Инфессура, были устроены торжественные празднества, вполне достойные Лукреции. Вечером его святейшество кардинал Цезарь, его брат Франческо, куртизанки и благородные дамы присутствовали на пиру, во время которого, к удовольствию присутствующих, актеры изображали непристойные сцены.


Утром Александр шестой лично отвел молодых супругов в свадебную комнату, посреди которой возвышалось роскошное ложе без балдахина. Здесь, по словам летописца, происходили такие возмутительные вещи, которые невозможно передать. Святой отец исполнял у ложа своей дочери функции матроны. Лукреция, эта Мессалина, которая уже в ранней юности была участницей вакханалий отца и братьев, разыгрывала девственницу, что делало всю комедию еще больше непристойной, и в конце концов брак был завершен в присутствии всей семьи первосвященника.


Папа согласился на брак своей дочери, ибо в ту пору его захватила новая страсть.


Он влюбился в девушку, которую звали Джулия Фарнезе, сестра некого Александра Фарнезе, обвинявшегося в подлоге. Борджиа простил ему его преступление; более того, Джулия Фарнезе добыла брату сан кардинала и тем самым подготовила почву для того, чтобы в недалеком будущем он вступил на папский престол.