Geum.ru

Рейс на Токио отменяется. Пассажиры, застрявшие в крошечном аэропорту, развлекают друг друга странными историями

Вид материалаДокументы

Содержание


Ребенок, оставленный эльфами - Десятая история Ч.2
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   24




Ребенок, оставленный эльфами - Десятая история Ч.2

  Проснувшись утром, Бернар увидел, что Фарид выглядит еще хуже, чем раньше. Он не спал всю ночь, и его лицо очень опухло.
  – Кажется, они начинают прорастать.
  Бернар осторожно стянул со старика мягкое одеяло. Все верно – маленькие зеленые побеги пробивались сквозь кожу Фарида в самых разных местах. Отверстия, очевидно, причиняли бедняге боль: из них сочился гной, некоторые кровоточили.
  – Они идут и через спину. Просто не знаю, как мне теперь лежать ночью.
  Бернар принес из ванной туалетную бумагу и начал вытирать раны. Старик, похоже, смущался.

– Не беспокойтесь обо мне. Все хорошо, – сказал он.
  – Все надо как следует прочистить, Фарид. В раны может легко проникнуть инфекция. Я куплю антисептические средства, а потом обрежу концы побегов. Тогда вы, возможно, уснете.
  Он стал готовиться к новому дню поисков. А когда уже уходил, услышал тихие слова Фарида:
  – Люди говорят, что каждый умирает в одиночку. Банальность, не так ли? Но я чувствую себя именно одиноким в предсмертный момент. Лежу тут целыми днями, пока вас нет, и ощущаю, как растения пускают корни в моих легких, оставляя все меньше и меньше места для воздуха. Я чувствую себя самым одиноким человеком в мире. Вы были так добры ко мне, Бернар. Но даже вы не представляете, какой ужас творится у меня в душе.
  Бернар поспешил покинуть номер.

  Улицы опустели. Мимо промчалось несколько машин без номеров. Иногда из какого-нибудь дома выходил человек в маске, боязливо осматривался по сторонам и перебегал по улице до следующего подъезда.
  Бернар свернул на улицу Вожирар, которая кишела военными, устанавливавшими высокие заборы по обеим сторонам.
  Заграждения ставились так, чтобы люди могли передвигаться по тротуарам, но не заходили на проезжую часть. Промежуточную зону заполняли вооруженные солдаты в бронежилетах и масках. Военные растянулись в длинную линию и обрызгивали улицу антисептиками из канистр. Бронемашины и белые фургоны с надписью ВОЗ [2 - Всемирная организация здравоохранения.] выстроились вдоль дороги.
  «Надо идти быстрее», – размышлял Бернар. Пересечь улицу не представлялось возможным, и он направился к башне Монпарнаса. На покинутой людьми плошали, где замерли пестрые лошадки каруселей, а железные решетки уже перекрыли путь к станции метро, какой-то человек установил лоток и продавал кофе. Он не носил маски и смотрел на Бернар а весьма дружелюбно, как будто и не подозревал об эпидемии. Цена оказалась непомерно высокой, как и на все продукты в городе, однако Бернара тронула обыденность происходящего, он решил отложить поиски на несколько минут и задержался у лотка. Он сел на пластмассовый стул с чашкой кофе в руках. И только потом обратил внимание на человека, сидящего рядом с ним.
  – Здравствуйте, – галантно поприветствовал его незнакомец. – Отличное утро, не правда ли?
  Человек был одет в прекрасно сшитый клетчатый пиджак с розовым шелковым галстуком. Его веселость казалась совершенно неуместной. У Бернар а возникло ощущение, что он уже где-то видел его раньше. Он также потягивал дымящийся кофе.
  – Да, утро замечательное, – согласился Бернар. Лето уже подходило к концу, но даже в столь ранний час было тепло, и на небе ни облачка.
  – Что привело вас сюда, ведь этих мест избегают другие горожане, мой друг?
  На широком смуглом лице незнакомца сияла широкая улыбка. На вид довольно пожилой, однако глаза живые и веселые.
  – Ищу кое-что. Стараюсь не замечать происходящего вокруг.
  – А что вы разыскиваете?
  – Слова, необходимые для моего больного друга. Он должен спокойно умереть.
  – Знакомая проблема, – сказал человек. – Надеюсь, он умирает не от…
  – Нет, у него другое заболевание.
  – И как ваши успехи?
  – Не знаю, – отвечал Бернар. – Честно говоря, я в замешательстве. Искал слова по всему городу, но пока так ничего и не нашел. А скоро вообще на улицу не выйдешь. Так что мне надо торопиться.
  Незнакомец откинулся на стуле и посмотрел на небо. Потом заговорил, как бы обращаясь к чудесному утру.
  – Полагаю, сегодня ваши поиски закончатся.
  – Я найду то, что ищу? – взволнованно спросил Бернар.
  Человек внимательно посмотрел на него.
  – Все дело в том, узнаете ли вы эти слова. Может быть, они уже звучат рядом с вами.
  – Неужели? Вам что-то известно? Вы можете мне помочь?
  Человек посмотрел на часы.
  – Безусловно, я бы очень хотел оказать вам услугу, однако, понимаете, время бежит. Мне пора идти. Дела, знаете ли!
  Он сделал последний глоток из чашки.
  – Желаю вам удачи, молодой человек, и хорошего дня!
  Незнакомец слегка поклонился и ушел.

  Бернар шел по улице Вожирар в противоположном направлении от отеля. Повсюду гудели подъемные краны и стремительно возводились стальные заграждения. Где только власти набрали столько металлических заборов? Может быть, они хранились в загородных складах на случай возникновения подобной ситуации?
  Солдаты в масках не обращали на него внимания. А кроме них, на улице не видно ни одной живой души. Людей и след простыл, лишь в том или ином окне верхнего этажа мелькнет порой на мгновение какое-нибудь бледное лицо. Магазины закрыты, многие из них разграблены. В городе, похоже, ощущается острая нужда в брезенте. Навесы модных кафе и кондитерских лавок почти без исключения срывались самым наглым образом. Двери больницы на противоположной стороне улицы заперты, хотя в помещении горит яркий свет.
  Исчезли люди, не стало слышно и слов. Нет газет, брошюр, даже граффити на стенах домов куда-то пропали. Мусорные баки тоже убрали. Большинства рекламных щитов и вывесок не было на привычных местах. Остались лишь обозначения на скелете города: дорожные знаки, таблички с названиями улиц… Бернар на минуту задержался у почтового ящика, чтобы узнать время выемки писем.
  Пришлось свернуть на бульвар Луи Пастера, так как далее проход по улице был полностью блокирован. Повсюду патрулировали военные, и царила мертвая тишина, только временами ворковали голуби.
  Бернар поднял с земли испачканную фотографию семейной пары. Надпись на обратной стороне отсутствовала.
  Пройдя вниз по бульвару, он увидел автомобиль, въехавший в витрину магазина. Засыпанная битым стеклом половина машины торчала на улице, другая скрывалась в помещении. На заднем сиденье спала пожилая женщина.
  Внимание Бернар а привлекла книга, валявшаяся на огороженной части улицы. Он не мог достать ее. Возможно, она упала с балкона.
  Бернар перешел рельсы, ведущие к станции «Монпарнас». Вагоны стоящего на путях поезда заняли какие-то люди. На солнце сушилось выстиранное белье.
  Вдалеке виднелось кладбище Монпарнаса. Он направился к нему. Ворота были открыты, и Бернар прошелся среди надгробий. Тихий порядок, царивший в прямолинейной метрополии мертвых, несколько успокоил его. Этот город не подавлял своими размерами. С любой его стороны виднелись здания Парижа: застройки семидесятых годов, башня Монпарнаса, ряд новых корпоративных небоскребов у Сены. А за ними… Что там такое? Кажется, шпили Министерства обороны. «Среди мертвых как-то спокойнее, – подумал Бернар. – Возможно, здесь я найду нужные слова». И он начал изучать надписи на надгробиях, однако они тут же разочаровали его своей краткостью и монотонностью.

  Скончался в возрасте пятидесяти двух лет.
  Покинул сей бренный мир 22 сентября 1927года.
  Любящий отец.
  Мир её праху.
  Скончался в возрасте девяти месяцев.
  Благочестивая женщина.
  Скончался в возрасте шестидесяти семи лет.
  Верный слуга Господа, своей страны и соотечественников.
  Моя любимая жена.
  Ушел в лучший мир.
  Скончался в возрасте двадцати трех лет.
  Покинул бренный мир.
  Наш любимый сын.
  Почил в возрасте семидесяти двух лет.

  На многих надгробиях лежал и цветы. Даже в такое смутное время люди не забывали об умерших родственниках, приходили и оставляли на могилах розы.
  Он наткнулся на могилу Шарля Бодлера. На ней даже не было надгробного камня. Простая надпись гласила: «Помолись за них».
  И здесь Бернар не нашел подходящих слов.

  Вернувшись на Монпарнас, он понял, что заграждения, стоящие вдоль улицы Вожирар, соединились с теми, что шли вдоль авеню Дю-Мен, перекрывая путь к отелю.
  – Мне нужно попасть в гостиницу. Как мне туда пройти? – обратился он к военному.
  – Наверное, уже слишком поздно. – Слова раздавались из громкоговорителя, прикрепленного к защитному костюму солдата. – Чем вы можете доказать, что живете здесь?
  – Я остановился в отеле.
  – Сожалею, но вам придется найти другую гостиницу. Район закрыт для прохода.
  – Но там остался мой друг.
  – Мы не можем выполнять все требования. Заграждения строятся для того, чтобы прекратить всякое движение. Найдите себе другое жилье. Чрезвычайное положение продлится всего несколько недель.
  Бернар понял, что спорить бесполезно, и в тоске пошел к тому месту, откуда начал свой путь. Неужели Фариду суждено умереть одному, так и не узнав слов, которые он искал в течение нескольких месяцев? Бернар в отчаянии трогал железные заграждения, с негодованием глядя на военных в масках.
  Вдруг за его спиной раздался голос.
  – Добрый день. Мы встретились снова.
  Бернар обернулся и увидел перед собой экстравагантно одетого человека, с которым беседовал утром.
  – Вы нашли нужные слова?
  – Нет, – смущенно пробормотал Бернар.
  – Ну, ничего. У вас все впереди. Послушайте, мне кажется, вы не в себе. Могу я вам чем-то помочь?
  – Нет. Просто… – Бернар в отчаянии развел руками, – Человек, нуждающийся в словах, находится по ту сторону заграждений. Я не могу попасть к нему.
  – Пойдемте. Вы преувеличиваете трудности. Следуйте за мной. Я только что проходил там.
  И он повел Бернара туда, откуда тот пришел.
  – Надо иногда думать головой. Не существует таких барьеров, которые нельзя преодолеть. Всегда можно найти какую-то лазейку. Как, по-вашему, солдаты возвращаются домой ночью? Вот сюда!
  Они подошли к воротам, которые чудесным образом оказались не заперты.
  – Проходите быстрей, пока никто не смотрит! Ну вот, отлично!
  Бернар бормотал слова благодарности.
  – Никаких проблем. Возьмите мою визитную карточку на случай, если я вам еще понадоблюсь.
  Он церемонно вручил Бернару визитку.

  Альберт Кенетт
  Вице-президент компании «Син-Тайм Инк»
  Франция

  – Звоните мне в любое время. И передавайте своему другу от меня сердечный привет!
  Бернар обернулся, чтобы еще раз поблагодарить, но новый знакомый уже удалялся прочь, насвистывая какой-то старомодный мотив.
  Бернар подходил к гостинице с мыслями о старике. Вытащил из кармана визитку и обратил внимание на то, что стильный логотип не вполне соответствует консервативному внешнему виду. Перевернул её и прочитал:

  «Син-Тайм»
  Исследуем время, в котором прошлое и будущее
  существуют одновременно в настоящем
  «Син-Тайм». Мировой бизнес-процесс.

  «Звучит не очень обнадеживающе, – подумал Бернар. – Но все-таки я обнаружил сегодня новые слова».
  Он неуверенно поднимался по лестнице в номер. Фарид спал, Бернар разбудил его. Старик с трудом сфокусировал взгляд на лице молодого человека.
  – Вы нашли что-нибудь?
  – Не так уж много. Вот моя находка.
  И он показал визитку Фариду. Старик очень ослабел. Он посмотрел на карточку, затем закрыл глаза. Бернар был крайне разочарован.
  – Слова не имеют никакого смысла, – воскликнул он с горечью в голосе. – Плохие слова.
  – Все хорошо, – сказал старик. – Не волнуйтесь. – Он положил бледную руку на плечо Бернара. – Возможно, мы не всегда находим то, что ищем. Вы приложили много усилий. Я очень ценю ваши старания.
  Он отвернулся.
  – А теперь мне нужно поспать.
  Бернар встал и посмотрел в окно. Наступил вечер, стемнело. Но в желтом свете виднелся полукруглый садик, в котором стояли собранные вместе старенькие стулья. Довольно трогательная картина. В приступе разочарования он разорвал визитку на части и бросил кусочки в темноту за окном.

  Бернар проснулся рано утром. Свет едва пробивался сквозь шторы, стояла мертвая тишина. Впервые за долгое время он не знал, чем заняться.
  «Пора уходить, – размышлял он. – Больше от меня не будет никакой пользы. Оставаться дальше в этом мире просто опасно, Надо бы позвонить старым друзьям и попросить их позаботиться о Фариде. А я должен подыскивать местечко, где можно оставить свое бренное тело».
  Бернар повернулся к старику и вдруг, к своему ужасу, обнаружил, что того нет на месте. Он вскочил на ноги. Фарида не оказалось ни в ванной, ни в коридоре. Бернар натянул на себя какую-то одежду. Мысли бешено скакали у него в голове. «Старик убежал, чтобы самостоятельно продолжить поиски. Он не мог уйти далеко. В его-то состоянии. К тому же кругом воздвигнуты заграждения. Он, видимо, не хотел больше находиться со мной в одной комнате. Ведь я так подвел его. Он понадеялся на меня, а я разочаровал человека. Что-то случилось ночью; он не хотел обременять меня своей смертью. Решил покончить жить самоубийством. Посчитал дальнейшую жизнь без нужных слов абсолютно бессмысленной». Бернар сбежал вниз по лестнице. Консьерж смотрел телевизор.
  – Вы не видели моего друга? Старика. Он здесь проходил?
  Консьерж, не отрывая глаз от экрана, рассеянно махнул рукой в сторону двери черного хода.
  Бернар бросился к выходу и распахнул дверь, ведущую в сад, который он уже видел из окна номера. Побежал вниз по лестнице…
  Фарид сидел на стуле в центре садика. Его лицо было обращено к небу, глаза закрыты. Руки спокойно сложены на коленях. Легкий ветерок шевелил его волосы.
  Старик пел.
  Бернар присел и с изумлением посмотрел на него. У Фарида слабый голос, он задыхается, однако пост страстно, и слова песни какие-то загадочные. Он поет о смерти:

    Смерть – не моя она и ничья.
    Я начал умирать с рожденья
    (родился ли я но своей воле?).
    С тех пор смерть вечно маячит впереди.
    Я умирал даже когда мечтал о том, кем стану в жизни.
    Какой обман!
    Я расцветал под сенью смерти
    И, возмужав, остался прежним глупцом…

  Бернар ничего не понимал, однако не мог отвести взгляда от старика, который пел, обращаясь к небу и постепенно сливаясь с песней.

    Ничем я не владею в этом мире, но все – мое
    Сей миг – ничто и все в одном сосуде,
    И смерть сама – она моя иль нет?
    Прошу тебя, мой друг по жизни, умереть со мной.
    А я умру с тобой…

  Бернар сам не понимал, как долго он слушал пение Фарида. Голос звучал тихо, но абсолютно спокойно и уверенно. Горничная из гостиницы вышла в сад развесить белье и тоже заслушалась песней. Наверху в окне какой-то человек уже несколько часов наблюдал за стариком. Становилось жарко, однако Фарид не прекращал пение.

    Ребенком я не думал о прошлом,
    Не размышлял о том, кем ранее был.
    Но будущее вспыхнуло призывным светом,
    Я бросился к нему и понял – это лишь мираж и ночи.
    Будущее – мрак.
    Лишь прошлое таит в себе огонь и свет.
    Я отвернулся от мира вещей и заглянул в пустоту,
    Дабы увидеть там свою смерть.
    Неужто надеялся я встретиться с ней до срока?
    Затея не нова: я потерял к ней интерес.
    Я устремился по пути времен и вдруг застыл
    У града светлого былого,
    Пытаясь постичь его умом
    И упасть в распростертые объятия вечности.

  Так прошел день и наступил вечер. Только глубокой ночью Фарид прекратил пение. Он с трудом дышал, но был полон жизненных сил.
  – Что случилось, Фарид? – спросил его Бернар. – Что заставило тебя петь?
  – Не знаю. У меня нет ответа. Может быть, все дело в тех словах, которые ты сказал мне. Или в разочаровании от отсутствия слов. Не знаю. Только теперь меня переполняют слова. Боюсь, я не успею произнести их все!
  Фарид говорил, а Бернар слушал его. Стемнело, и пора было ложиться спать.
  – Иди, Бернар, а я еще посижу здесь.
  Бернар ушел, оставив старика в саду, и ночевал в номере один.

  Город изменился до неузнаваемости. За два дня воздвигли сеть заграждений, и все передвижения по улицам прекратились. Пространства в отгороженных местах не хватало даже для короткой пешей прогулки, так что людям приводилось сидеть дома и ожидать развития событий. Все основные улицы города заняли армейские подразделения, и военные круглосуточно несли караульную службу. Днем грузовики с гуманитарной помощью подвозили запасы продовольствия и все необходимое к огражденным площадкам. Началась вакцинация. Солдаты в защитных костюмах и масках в сопровождении экипированного медперсонала переходили из дома в дом и делали прививки всем без исключения. Тем временем другие военные прочесывали улицы в поисках бездомных или беженцев. В те дни горожане со страхом ждали прихода новой волны эпидемии, присматриваясь к себе на предмет обнаружения признаков болезни.
  На рассвете Фарид вновь начал петь. Закрыв глаза, он полностью уходил в пение, постигая глубокий смысл произносимых слов.
  В течение дня многочисленные гости отеля и жители близлежащих домов стояли у открытых окон и слушал и старика. Иные даже спустились в сад и сели рядом с Бернаром. Людей одолевала скука: заняться абсолютно нечем, пойти некуда, все были поглощены голосом необычного певца. Никто не разговаривал и даже не шевелился. Все вокруг напоминало гнетущее затишье перед грозой.
  Когда наступила ночь, Фарид обратился к Бернару:
  – Не мог бы ты развести костер, мой друг? Прошлой ночью я очень замерз.
  И Бернар зажег огонь прямо перед стариком. Всем это очень понравилось: некоторые зрители перелезли через стену, чтобы оказаться поближе к певцу. Молодая девушка вполголоса напевала песню, услышанную днем. Люди оживились.
  – Знаменитый ученый заявил, что вирус оспы при благоприятных условиях может продержаться в канализации города лет сто пятьдесят. Вы помните взрыв бомбы возле Бастилии? Еще до начала эпидемии? Так вот ученый говорит, что в результате был высвобожден вирус оспы, покоившийся там с девятнадцатого века.
  – Ерунда. Вирус – живом организм и нуждается в собственной среде обитания, которой может быть только человек. Вернее, множество людей. Современный город идеально подходит для этого.
  – Дайте мне рассказать. В Париже есть похоронная компания, которая терпела большие убытки. Команда управляющих решила, что проблема заключается в рынке сбыта. Если бы уровень смертности в городе увеличился на несколько процентов, компания вновь начала бы процветать. Они провели исследование и призвали на помощь кого-то из специалистов. К сожалению, план вышел из-под контроля. Посмотрите, что происходит сейчас. Они этого не хотели.
  – Вы все придумали!
  – Уверяю вас, я говорю серьезно. Человек, который рассказал мне…
  – Послушайте, во всем виновато правительство. Только оно могло спланировать такую ужасную вещь. Задайте себе вопрос: кто выиграет в результате подобного бедствия?
  Шло время: днем старик пел, а ночью у костра велись беседы. Люди разрушили стены между дворами, чтобы собраться вместе и послушать удивительное пение. Они разбили клумбы посреди асфальта и посадили цветы, за которыми заботливо ухаживали. На месте кучи камней, деревянных сараев и мусорных баков появился сад.
  На третий или четвертый день одежда Фарида уже не скрывала побеги, растущие из его тела. Они пробились через рубашку и зацвели, наполняя двор свежим ароматом. Бернар хотел обрезать их, однако Фарид не согласился. Растения пустили корни в земле, на которой сидел старик. Бернар вновь обратился к бедняге:
  – Мне кажется, все-таки стоит заняться растениями. Вы скоро уже не сможете передвигаться.
  – Мне и не надо больше двигаться, Бернар. Я нахожусь там, где хотел быть, И мне уже недолго осталось.
  Теперь люди посвящали все свое свободное время размышлениям о жизни и смерти. В песнях старика они видели смысл, который находил отклик в их душах и радостно вырывался наружу. Они с радостью слушали и размышляли, Бернар несколько раз звонил Клэр, дабы убедиться, что с ней все в порядке, но у нее дома отзывался только автоответчик. Ему хотелось вновь увидеть девушку и многое сказать ей, но никаких сообщений он не оставлял.
  Как-то вечером, закончив пение, Фарид прошептал Бернару:
  – Идите сюда.
  Бернар бросился к нему.
  – Посмотрите вот на это.
  Чудесный белый цветок красовался на длинном стебле, проросшем из пупка старика. На лепесток опустилась пчела и жадно начала пить нектар.
  Многие люди теперь не верят, когда им говорят, что пение старика в саду продолжалось всего тринадцать дней. Казалось невероятным, что феномен такого масштаба, исполненный взрывной творческой энергии, длился всего две недели. Но Фарид пел ровно тринадцать дней. А на четырнадцатый умер.
  Сначала его песни распространялись только по Парижу, что было вполне естественно. Люди томились без дела и размышляли о смерти – так что песни передавались от человека к человеку быстрее, чем вирус, Фарид не записывал текстов, слушателям приходилось запоминать слова и петь для других. Они собирались у заграждений и пели друг другу. Потом песни подхватывали люди на соседних огороженных участках и так далее. Песни стали гимнами этого ужасного времени; распространялись, правда, определенные идеи, а не сами тексты, часто слова, передаваемые из уст в уста, постоянно преобразовывались и изменялись. Особенно эффективно использовали этот прием рэпперы, выступая на импровизированных площадках перед публикой, ибо их стиль наиболее подходит для видоизменения и адаптации оригинала.
  Некоторые обработанные веши в результате использования первоначальных песнопений привели к возникновению нового жанра, включающего в себя элементы детских считалок и высоколобой поэзии. Другие песни обязаны своим происхождением рэпперскому шедевру под названием «Тесак адвоката дьявола», в котором темы Фарида подвергаются осмеянию некими потусторонними голосами. Кое-кто пытался записывать слова песен – многие еще помнят граффити, появившиеся тогда по всему городу и позволившие соединить отрывки текстов в нечто единое целое, – однако до сих пор не существует авторитетного издания произведений Фарида. Скорее всего такое вообще невозможно. Старик обладал столь неопределенной аурой, что никакая память не могла в точности сохранить ее. Люди говорили о саде, где он пел, как о мистическом месте и сами начали разбивать сады и собирались там, чтобы вспомнить его голос. Воображение горожан не знало разумных пределов: некоторые утверждали, будто все, к чему он прикасался, превращалось в цветы, которые, в свою очередь, излечивали от болезни. Иные считали старика посланником последних дней, так как он принес с собой гимны, бичевавшие прогнивший мир, и призывал народ покаяться. Надо помнить, что времена стояли жуткие, и все страдали от сильных стрессов. Тут уж не до объективных оценок.
  Труднее понять внезапный интерес к поэзии Фарида – а зачастую к вторичным её вариантам, – вспыхнувший вдруг за пределами Парижа, да и во всем мире. Конечно, и в других странах люди с ужасом наблюдали за распространением оспы во Франции. Тем не менее трудно объяснить, почему представители разных национальностей с таким энтузиазмом восприняли эти тексты – особенно учитывая тот факт, что любовь к ним продолжалась и после того, как эпидемию остановили, а Париж вновь ожил. Переводы стихов на английский появились в Нью-Йорке почти одновременно с их возникновением на улицах французской столицы. Целые группы американских поэтов и певцов соревновались друг с другом в мастерстве переработки оригинальных текстов. Большое внимание привлекла к себе никому не известная болгарка по имени Майя Спассова. Простая программистка сочинила чудесные стихи, вдохновленные песнями Фарида, на болгарском и английском языках. Надо все же помнить, что, несмотря на огромный всплеск творческой деятельности, издательства не поняли его суть и не смогли воспользоваться этим явлением. Более того, печатная индустрия и СМИ намеренно держались в стороне от происходящего и даже пытались препятствовать распространению поэзии Фарида. Си-эн-эн, например, охарактеризовала это явление как «культ смерти», а службам безопасности США было приказано следить за проявлениями среди населения интереса к французскому «движению». Итальянские власти обвинили коммерческий «Сад поэзии» в Милане в подстрекательстве к мятежу и закрыли спустя два дня после начала его деятельности. По всему миру закрывали веб-сайты, пропагандирующие песни Фарида. Теперь все это кажется непонятным, но тогда в мире царило нечто странное, суть которого мы еще до конца не осознали и сегодня.
  Наверное, необходимо вновь напомнить следующее: все случившееся впоследствии ставит под сомнение даже саму возможность физического существования человека по имени Фарид, а также восстановления простейших деталей, связанных с последними судьбоносными днями его жизни.
  Тем не менее, нам хорошо известно, что на тринадцатый день пения он продолжал размышлять на тему жизни и смерти. Жизнь в его притчах делилась на две части, а место смерти находилось между ними. Смерть – это срединная точка существования: бренному телу требуется столько же времени для становления, сколько и для разложения и превращения в ничто. В теле рождается дух, он борется с земным притяжением, подобно воздушному шару, который рвется ввысь, но ребенок держит ниточку и не пускает его. Так и человеческий дух постоянно старается освободиться от бренного тела. Но и он обречен на гибель, оставаясь живым лишь в памяти людей (подобным же образом одежда умершего, отданная бездомному, продолжает обогревать и защищать от ненастья).
  Фарид повествовал о разложении тела и духа. Он пел о том, что жизнь началась в процессе соединения двух пылинок, создав скелет, впоследствии обросший бренной плотью, в которой неожиданно поселился высокий гордый дух, став вершиной человеческого существования. Первоначально дух парил в горних высях и гордо взирал оттуда сверху на людскую юдоль. Постепенно он слился с телом, и возник благотворный союз. Однако в присутствии смерти происходит разделение духа и плоти, и тогда приходит конец человеческому существованию.
  Пение измучило и истощило старика, К тому времени Фарид уже пустил в землю крепкие корни, и его окружала буйная растительность: кожа на груди и спине лопнула, наружу проросли ветви толщиной с руку. Он с трудом дышал. Страшные боли мучили старика. Наступила ночь. И тогда он обратился к Бернару:
  – Не могли бы вы переночевать сегодня рядом со мной? Я чувствую, что конец мой близок.
  – Конечно, – ответил Бернар. Он подкинул дров в костер и примостился среди корней и веток, обняв высохшее тело Фарида.
  Проснувшись, когда уже совсем рассвело, Бернар почувствовал, что задыхается.
  За ночь вокруг него выросло множество растений, и он не мог двигаться. Они росли вокруг его шеи и ног; оплели верхнюю часть тела, сковали руки. Из Фарида во все стороны тянулись ползущие вьюны и цветы, приводя в восторг жителей близлежащих огражденных пространств своим божественным ароматом.
  – Фарид, – со страхом прошептал Бернар. – Помогите мне! Я в плену у растений. Они разрослись вокруг меня. Нужно обрезать их корни. Сломайте их и помогите мне!
  Бернар пытался разбудить Фарида, однако старик бредил и ни на что не реагировал. Хотя его руки были крепко привязаны к телу, он стал кое-как ногтями ломать стебли. Сердце билось учащенно, им овладела паника. Стебли были толстые и прочные, словно проволока. Бернар беспомощно дергал ногами и звал на помощь, однако его никто не слышал. Постепенно рукам стало свободней, и работа пошла быстрей. Наконец Бернар у удалось вытащить из-под себя древесное волокно. Длинные, переплетающиеся, бледные от отсутствия воздуха растения. Тем не менее, он по-прежнему не мог двигаться.
  Тело Бернар а полностью соединилось с телом Фарида. Он был не в силах оторваться от старика.
  «Пора покинуть этот мир. Тело мне больше не нужно. Я должен оставить его».
  Чувства переполняли Бернара от избытка происходивших событий. Он не подготовился должным образом к уходу, да и жалел своего нового умирающего друга. И все-таки взял себя в руки – инстинкт самосохранения возобладал над эмоциями. Бернар вспомнил о своей необычной природе. И начал освобождаться от бренной оболочки, набираясь духовной энергии.
  Но дело как-то не ладилось. Ему не удавалось выйти из тела. Какая-то необъяснимая сила держала Бернара, навалившись мертвым грузом на его дух, и лишала возможности вернуться к своим истокам. Фарид пришел в себя и посмотрел на него ясным взглядом.
  – Наши души, Бернар, также слились. Словно две капли на окне. – Он захрипел – Я не хотел этого. Простите меня.
  Бернар весь задрожал от страха.
  «Я умру», – подумал он.
  Бернар начал кричать, умолять старика, как будто тот мог чем-то помочь ему. Находясь в каком-то полуобморочном состоянии, он лихорадочным шепотом уговаривал Фарида:
  – Вы не можете взять меня с собой: я не смогу умереть вашей смертью, мне предстоит жизнь вечная!
  Однако Фарид уже не понимал его слов, да и Бернар все больше слабел. Он прилагал последние усилия, отчаянно пытаясь освободиться от растений и чужой плоти. А старик лежал тихо и абсолютно неподвижно. Их тела теперь слились в одно и стремительно лишались жизненных сил. Бернар стал лишь извивающейся частицей большего существа, обреченного насмерть. Когда же исчезли последние преграды между их душами, умиротворенность Фарида передалась ему, и он затих рядом с умирающим.
  Старик прошептал, не открывая глаз:
  – Наконец-то я не умираю в одиночестве.
  На ресницах его закрытых глазах стояли слезы. Поток впечатлений, ужасных и чудесных, наполнял сознание Бернара. Они удивляли его своей полнотой, будто целый мир предстал перед ним. Так вот в чем суть умирания. Словами он не мог этого выразить.
  Сознание затуманилось, и лишь тихий звук еще соединял Бернара с миром. Он слышат бормотание Фарида:
  – Вы видите? Там повсюду рыбы. Они плывут по небу.
  – Да, – отвечал Бернар слабым голосом, словно звучащим в продуваемом ветром туннеле. – Я вижу их. Так много рыб.

  Женщина зевнула и переместилась со стула на пол. Устраиваясь поудобней, подложила под голову большую сумку. Стояла глухая ночь. Вчерашний день казался далеким прошлым, а завтрашний неопределенно маячил где-то в сумрачном будущем. Сон соблазнительно свернулся у берегов «определенности и уверенности», но его вдруг накрыла волна и утащила в теплую глубину пучины неизвестности. Усталость влияла на сознание: не совсем ясно, то ли летучие мыши проносятся за окном, то ли мерещатся темные пятна… Какой-нибудь неопределенный рисунок на кирпичной стене или тень необычной формы заведут вас в лабиринт долгих размышлений, а любое лицо может вдруг напомнить старого знакомого.
  Начался новый рассказ, и люди вновь собрались в кружок, чтобы послушать рассказчика.