Вампир арман часть I тело и кровь
| Вид материала | Документы |
- Энн Райс Хроники Вампиров Вампир Лестат, 7802.97kb.
- Краткий конспект лекций строение тела кровь, 150.04kb.
- А. тело пренебрежительно малой массы, 100.22kb.
- Александр Лоуэн, 6615.21kb.
- Александр Лоуэн, 3806.69kb.
- Мониторинг качества обученности учащихся выпускных классов 2008-2009, 820.7kb.
- Титаны эпохи возрождения, 535.97kb.
- Иргупс кафедра «Высшая математика», 134.83kb.
- Миссионерский отдел московской епархии таинство Причастия, 63.59kb.
- О. А. Власова Телесность безумия: бытие тела и тело бытия Уизвестного невролога Оливера, 222.32kb.
- Мы дома, дибук, - прошептал Бенджи, дыханием обжигая мне щеку, хватая меня рукой через одеяло и больно нажимая на голову. – Теперь ты в надежном месте, мы поймали тебя и больше не отпустим.
Кляцанье замков, шаги по деревянному полу, запах ладана и свечей, стойких женских духов, густого лака для изысканных вещей, старых холстов с потрескавшейся краской, свежих и невероятно приятных белых лилий. Мое тело бережно уложили в пуховую постель, взбив одеяло, и, когда я опустился на шелк и бархат, подушки, казалось, растаяли подо мной. В этом самом взъерошенном гнезде я заметил ее своим мысленным взором, золотистую, спящую, в белой рубашке, а она отдала ее такому страшилищу.
- Не снимайте покрывало, - сказал я. Я знал, что именно это и собрался сделать мой маленький друг. Неустрашимый, он аккуратно сдвинул его. Одной выздоравливающей рукой я попытался схватить его, вернуть обратно, но мне удалось только согнуть обгоревшие пальцы. Они встали над кроватью и рассматривали меня. Вокруг них, смешиваясь с теплом, вился свет, вокруг хрупких фигурок, стройной фарфоровой девушки, с чьей молочной кожи стерлись следы синяков, и маленький мальчик-араб, мальчик-бедуин – теперь я осознал, что таково его настоящее происхождение. Они бесстрашно уставились на то, что для человеческих глаз являлось зрелищем омерзительным.
- Какой ты блестящий! – сказал Бенджи. – Тебе не больно?
- Что нам сделать? – спросила Сибель приглушенным тоном, как будто меня мог поранить даже ее голос. Она прикрыла рот руками. Непокорные клочья ее густых прямых бледных волос двигались на свету, руки посинели от холода, и она не могла сдержать дрожь. Бедное скромное создание, такое хрупкое. Ее ночная рубашка помялась – тонкий белый хлопок, расшитый цветами, с оборками из узких прочных кружев, одеяние девственницы. Ее глаза наполнились сочувствием до краев.
- Знай, что у меня за душа, мой ангел, - сказал я. – Я – существо испорченное. Бог меня не принял. Дьявол тоже не принял. Я поднялся к солнцу, чтобы они забрали мою душу. Она была любящей, не боялась ни адского огня, ни боли. Но моим чистилищем, моей темницей стала наша земля, эта самая земля. Не знаю, как я попал к вам в тот раз. Не знаю, какая сила подарила мне несколько кратких секунд, чтобы появиться здесь, в вашей комнате, и встать между тобой и смертью, нависшей надо мной, как тень.
- Нет-нет, - в страхе прошептала она, поблескивая глазами в тусклом свете комнаты. – Он ни за что меня не убил бы.
- Нет, еще как убил бы! – сказал я, и Бенджи произнес точно такие же слова хором со мной.
- Он напился, ему было наплевать, что он делает, - мгновенно взорвался Бенджи, - у него были здоровенные, неуклюжие, поганые руки, ему было наплевать, что он делает, а когда он в последний раз ударил тебя, ты пролежала два часа в этой постели, как мертвая, и даже не шелохнулась! Ты что, думаешь, дибук убил бы твоего брата просто так?
- Я думаю, он прав, моя красавица, - сказал я. Говорить было ужасно сложно. С каждым словом приходилось приподнимать грудь. Вдруг мне отчаянно, безумно захотелось посмотреться в зеркало. Я заворочался и повернулся на кровати, но застыл от боли. Их охватила паника.
- Не двигайся, дибук, не надо! – взмолился Бенджи. – Сибель, шелк, тащи сюда шелковые платки, мы его завернем.
- Нет! – прошептал я. – Накройте меня покрывалом. Если вы так хотите видеть мое лицо, оставьте его, но остальное закройте. Или…
- Или что, дибук, говори?
- Поднимите меня, чтобы я увидел, на что я похож. Поставьте меня перед высоким зеркалом.
Они озадаченно замолчали. Длинные золотые волосы Сибель улеглись и ровным льняным слоем легли на ее большую грудь. Бенджи жевал губу. По всей комнате плыли краски. Голубой шелк, прибитый к оштукатуренным стенам, кипы богато расшитых подушек вокруг, золотая бахрома, а там, подальше, на люстре, качаются стеклянные палочки, пропитанные всеми сверкающими цветами радуги. Я вообразил, что слышу звенящую песню стекла при соприкосновении палочек. Моему слабому помутившемуся рассудку казалось, что я никогда еще не видел столь неподдельного великолепия, что за все эти годы я забыл, насколько ярок и совершенен мир. Я закрыл глаза, прижав к сердцу образ комнаты. Я вдохнул поглубже сладкий, чистый аромат лилий, борясь с благоуханием их крови.
- Вы не дадите мне посмотреть на те цветы? – прошептал я. Обуглились ли мои губы? Видны ли им мои клыки, и пожелтели ли они от огня? Лежа на шелковой простыне, я погрузился в дремотное состояние. Я дремал, и мне показалось, что теперь можно и заснуть, в безопасности, в полной безопасности. Лилии стояли рядом. Я снова протянул руку. Я потрогал пальцами лепестки, и по моему лицу покатились слезы. Неужели они из чистой крови? Я молил Бога, чтобы это было не так, но услышал, как откровенно вскрикнул Бенджик и тихо зашептала Сибель, призывая его к молчанию.
- Когда это случилось, мне было, кажется, лет семнадцать, - сказал я. – Это было сотни лет назад.
На самом деле я был слишком маленький. Мой создатель любил меня; он не считал, что мы плохие. Он думал, мы можем питаться плохими людьми. Если бы я не умирал, он подождал бы. Он хотел, чтобы я узнал побольше, подготовился.
Я открыл глаза. Я их загипнотизировал! Они опять видели того мальчика, каким я был раньше. Я сделал это непреднамеренно.
- Какой же красивый! – сказал Бенджи. – Какой ты прекрасный, дибук.
- Маленький мужчина, - вздохнул я, чувствуя, как хрупкая иллюзия растворяется в воздухе, - отныне зови меня по имени; я – не дибук. Ты, наверное, подцепил это от палестинских евреев?
Он засмеялся. Он не дрогнул, когда я растаял и превратился в чудовище.
- Тогда скажи, как тебя зовут, - попросил он. Я сказал.
- Арман, - вступила Сибель, - скажи, что нам сделать? Если не шелковые платки, тогда мазь, алоэ, да, алоэ подойдет, оно вылечит твои ожоги.
Я рассмеялся, но совсем негромко, желая проявить только доброту.
- Мое алоэ – кровь, детка. Мне нужен мерзавец, человек, заслуживающий смерти. Так где мне его взять?
- И что тебе даст его кровь? – спросил Бенджи.
Он сел рядом и нагнулся надо мной, словно я оказался удивительным экземпляром.
– А знаешь, Арман, ты черный, как смола, ты весь из черной кожи, как те люди, которых вылавливают из трясины в Европе, блестящий, а все остальное спрятано внутри. По тебе можно мускулатуру изучать.
- Бенджи, прекрати, - сказала Сибель, борясь с неодобрением и тревогой. – Нужно придумать, как нам достать мерзавца.
- Ты серьезно? – спросил он, поднимая голову и глядя на нее с другой стороны кровати. Она стояла, сжав руки, как при молитве. – Сибель, это ерунда. Проблема в том, как потом от него избавиться. – Он посмотрел на меня. – Знаешь, как мы поступили с ее братом? Она зажала уши руками и наклонила голову. Сколько раз я сам повторял этот жест, когда мне казалось, что поток слов и воспоминаний затопил меня с головой. - Ты просто глянцевый, Арман, - сказал Бенджи. – Но я достану тебе мерзавца, это ерунда. Хочешь мерзавца? Давай продумаем план. – Он наклонился надо мной, как будто старался проникнуть в мои мысли. Я внезапно понял, что он рассматривает клыки.
- Бенджи, - сказал я, - не приближайся. Сибель, убери его.
- Но что я сделал?
- Ничего, - сказала она. Она понизила голос и с отчаянием добавила: - Он хочет есть.
- Поднимите еще раз покрывало, пожалуйста, - попросил я. – Снимите их, посмотрите на меня и дайте мне заглянуть вам в глаза, станьте моим зеркалом. Я хочу увидеть, насколько все плохо.
- Хммм, Арман, - сказал Бенджи. – Похоже, ты вроде как спятил.
Сибель наклонилась и осторожными руками стянула покрывало назад и вниз, обнажая мое тело во всю длину. Я зашел в ее мысли. Все было даже хуже, чем я мог себе представить. Глянцевый, жуткий труп из трясины, точь-в-точь, как говорил Бенджи, за исключением страшно выделяющихся рыже-коричневых волос и огромных ярко-карих глаз без век, плюс белые зубы, выстроившиеся безупречными рядами между иссохшими до основания губами. На плотно натянутой морщинистой коже слезы оставили густые красные полосы. Я резко отбросил голову набок и уткнулся в пуховую подушку. Я почувствовал, как меня накрыло покрывало.
- Даже если я это выдержу, с вас хватит, - сказал я. – Я не потерплю, чтобы вы смотрели на это хотя бы еще минуту, поскольку чем дольше вы будете с этим мириться, тем больше вероятность, что вы сможете примириться с чем угодно. Нет. Так продолжаться не может.
- Все, что захочешь, - сказала Сибель. Она свернулась рядом со мной. – Если я положу тебе руку на лоб, тебе станет прохладнее? Если я поглажу твои волосы, тебе станет легче?
Я посмотрел на нее из узкой щели глаза. Длинная тонкая шея составляла часть ее трепетного, изнуренного очарования. У нее была пышная, высокая грудь. За ее спиной в приятном теплом полумраке комнаты я разглядел пианино. Я представил себе, как дотрагиваются до клавишей эти длинные тонкие пальцы. В голове у меня билась “Апассионата”. Раздался громкий стук, хруст, щелчок, а потом густо запахло дорогим табаком. Сзади расхаживал Бенджи с черной сигареткой в зубах.
- У меня есть план, - объявил он, без усилий прочно удерживая сигарету в полуоткрытых губах. – Я спускаюсь по улице. Я и моргнуть не успеваю, как встречаю настоящего мерзавца, подонка. Я говорю ему, что остался в номере, там, в отеле, вдвоем с одним мужиком, он напился, мелет чушь, совсем спятил, а нам нужно продать кокаин, я не знаю, что делать, мне нужна помощь.
Я засмеялся, невзирая на боль. Маленький бедуин пожал плечами и поднял ладони, попыхивая черной сигаретой, а дым окутывал его волшебным облаком.
- Как думаете? Все получится. Послушай, я в людях разбираюсь. Теперь ты, Сибель, ты уйдешь с дороги и дашь мне провести этот жалкий мешок грязи, мерзавца, которого я заманю в ловушку, прямо к кровати, а здесь я пихну его в лицо, вот так, я поставлю ему подножку, вот так, и бац! – он свалится прямо тебе в руки, Арман, ну, как тебе?
- А если пойдет не по плану? – спросил я.
- Тогда моя красавица Сибель треснет его по голове молотком.
- У меня идея получше, - сказал я, - хотя, видит Бог, ты изобрел непревзойденный, потрясающий план. Ты, конечно, скажешь ему, что кокаин разложен под покрывалом в аккуратных пластиковых пакетиках, но если он не клюнет и подойдет посмотреть, что здесь лежит на самом деле, пусть наша красавица Сибель просто откинет покрывало, а когда он увидит своими глазами, что действительно было в постели, он вылетит отсюда, и не подумав причинить никому вред!
- Отлично! – закричала Сибель. Она захлопала в ладоши и широко раскрыла бледные просветленные глаза.
- Идеально, - согласился Бенджи.
- Но смотри, не бери с собой на улицу ни единой монетки. Если бы у нас было немножко поганого белого порошка, чтобы приманить зверя.
- Но у нас есть, - сказала Сибель. – Именно столько, немножко, мы достали его из карманов моего брата. – Она задумчиво посмотрела на меня невидящими глазами, перебирая детали плана в плотных кольцах своего мягкого податливого ума. – Мы все забрали, чтобы, когда его найдут, при нем ничего не было. В Нью-Йорке многие так умирают. Конечно, тащить его было невыразимо тяжело.
- Ну да, есть у нас поганый белый порошок! – сказал Бенджи, внезапно сжимая ее плечо, молниеносно исчез из поля моего зрения и мгновенно вернулся в маленьким плоским портсигаром. - Положи сюда, я понюхаю, что там внутри, - сказал я. Видно было, что точно они этого не знали. Бенджи щелкнул крышкой тонкой серебряной коробочки. Там, устроившись в маленьком полиэтиленовом пакете, сложенном с безупречной аккуратностью, лежал порошок с тем самым запахом, которого я ждал. Мне не требовалось класть его на язык, для которого вкус сахара показался бы точно таким же чуждым.
- Прекрасно. Только немедленно высыпи половину в водопровод, чтобы осталось совсем немного, и оставь здесь серебряный футляр, иначе найдется дурак, который убьет тебя за него.
Сибель затряслась от нескрываемого страха.
- Бенджи, я пойду с тобой.
- Нет, это было бы уж совсем неразумно, - сказал я. – Он сумеет сбежать от них гораздо быстрее, чем ты.
- Как ты прав! – воскликнул Бенджи, затянувшись в последний раз, а затем раздавив сигарету в большой стеклянной пепельнице у кровати, где свернулся, поджидая нового соседа, целый десяток белых окурков. – А сколько раз я ей это твердил, выходя посреди ночи за сигаретами? Думаешь, она слушает?
Он исчез, не дожидаясь ответа. Я услышал, как из-под крана побежала вода. Он смывал половину кокаина. Я обвел глазами комнату, отклоняясь от мягкого, полного крови ангела-хранителя.
- Бывают люди, добрые от рождения, - сказал я, - люди, которые хотят помогать другим. Ты из таких людей, Сибель. Пока ты жива, мне покоя не будет. Я останусь рядом с тобой. Я всегда буду охранять тебя, я отплачу тебе. – Она улыбалась. Я изумился. Ее узкое лицо, ее красивой формы бледные губы прорезала самая свежая, самая здоровая улыбка, словно пренебрежение и боль никогда ее не терзали.
- Ты станешь моим ангелом-хранителем, Арман? – спросила она.
- Всегда.
- Я пошел, - сообщил Бенджи.
Щелчок, хруст – он зажег новую сигарету. Должно быть, у него не легкие, а мешки угля.
– Я пошел, на ночь глядя. А вдруг сукин сын окажется больной, или грязный, или…
- Мне все равно. Кровь есть кровь. Просто веди его сюда. Не стоит пробовать свои фантазии с подножкой. Подожди, пока не подведешь его прямо сюда, к кровати, а когда он потянется за покрывалом, ты, Сибель, отдерни его, а ты, Бенджи, толкни его изо всех сил, чтобы он ударился голенью о бок кровати, тогда он упадет прямо мне в руки. И тогда я его получу.
Он направился к двери.
- Подожди, - прошептал я. О чем я только думал в своей жадности? Я взглянул на ее безмолвное улыбающееся лицо, а потом – на него, на маленький моторчик, дымящий черной сигаретой, ничего не надевший для жестокой зимы, кроме проклятой джеллабы.
- Нет, нужно - значит нужно, - сказала Сибель, широко раскрыв глаза. - А Бенджи выберет очень плохого человека, правда, Бенджи? Настоящего мерзавца, который захочет тебя ограбить и убить.
- Я знаю, куда идти, - сказал Бенджи с кривой улыбочкой. – Смотрите, разыграйте свои карты, когда я приду, вы оба. Накрой его, Сибель. Не смотри на часы. За меня не волнуйся!
Он хлопнул дверью, за ним автоматически закрылся большой тяжелый замок.
Значит, она придет. Кровь, густая красная кровь. Придет. Придет, она будет горячая и вкусная, полный мужчина крови, она придет, придет через несколько секунд. Я закрыл глаза, а когда открыл, перед ними вновь обрела форму комната – небесно-голубые занавески на каждом окне, плотными складками падавшие на пол, ковер с большим искривленным овалом напоминающих капусту роз. И она, девочка-стебелек, не сводящая с меня глаз, улыбающаяся искренней милой улыбкой, словно ночное преступление казалось ей пустяком. Она опустилась на колени в опасной близости от меня и еще раз ласково прикоснулась к моим волосам. До моей руки дотронулась ее мягкая, ничем не скованная грудь. Я прочел ее мысли, как читал бы судьбу по ладони, сталкивая слой за слоем ее сознание, опять увидел темную извилистую дорогу, вьющуюся по долине реки Иордан, и родителей, слишком быстро ведущих машину для кромешной тьмы и поворотов-шпилек, а также водителей-арабов, мчащихся на еще более высокой скорости, так что каждое пересечение фар превращалось в изнурительное состязание.
- Поесть рыбы из моря Галилеи, - сказала она, отводя глаза. – Это я захотела. Это я придумала туда ехать. У нас оставался последний день в Святой Земле, все говорили, что от Иерусалима до Назарета далеко добираться, а я сказала: “Но он ходил по воде”. Самая странная легенда, я всегда так думала. Ты ее знаешь?
- Знаю, - сказал я.
- Про то, что он ходил прямо по воде, как будто забыл, что рядом апостолы, что его могут увидеть, а когда с лодки сказали: “Господи!”, он испугался от неожиданности. Такое странное чудо, как будто все произошло… по случайности. Это я захотела ехать. Это я хотела съесть свежей рыбы, прямо из моря, из той же воды, где ловили рыбу и Петр, и все остальные. Моих рук дело. Нет, я не говорю, будто это моя вина, что они погибли. Просто это моих рук дело. А мы все направлялись домой, на большой концерт в Карнеги-холл, его должна была записывать компания звукозаписи, вживую. Знаешь, я уже записала одну пластинку. Никто и ожидал, что она так хорошо пойдет. Но той ночью… той ночью, которой так и не было, я собиралась играть “Апассионату”. “Это было самое главное. Я люблю и другие сонаты, и “Лунную”, и “Патетическую”, но моей… моей была “Апассионата”. Мама и папа так мной гордились. Но мой брат, это мой брат всего добивался, договаривался о времени, о месте, о хорошем пианино, об учителях. Это он открыл всем глаза, но, конечно, с другой стороны, собственной жизни у него не было, и все мы видели, чем это кончится. По ночам за столом мы обсуждали, что он должен жить собственной жизнью, что не годится ему на меня работать, но он отвечал, что в будущем он мне понадобится, я и не представляю, до какой степени он мне понадобится. Он станет заправлять записями, концертами, репертуаром, гонорарами. Агентам нельзя доверять. Я понятия не имею, говорил он, как высоко я поднимусь. Она помолчала, склонив голову набок с серьезным и искренним видом. - Понимаешь, я не принимала никакого решения, - сказала она. – Я просто не могла больше ничего делать. Они умерли. Я просто не могла выходить из комнаты. Я просто не могла снимать трубку. Я просто не могла играть другую музыку. Я просто не могла слушать, что он говорит. Я просто не могла строить планы. Я просто не могла есть. Я просто не могла переодеваться. Я только играла “Апассионату”.
- Я понимаю, - тихо сказал я.
- Он привез с нами Бенджика, чтобы тот обо мне заботился. Мне всегда было интересно, как он это устроил. Я думаю, Бенджика купили, ну, знаешь, купили, за деньги.
- Знаю.
- Думаю, так все и было. Он говорил, что не может оставить меня одну, даже в “Царе Давиде”, это был отель….
- Да.
- … потому что, он говорил, я стою у окна без одежды, или не впускаю горничную, а еще играю на пианино посреди ночи и не даю ему спать. И он нашел Бенджика. Я люблю Бенджика.
- Я знаю..
- Я всегда делаю, что скажет Бенджи. Он никогда не смел ударить Бенджика. Только под конец он начал бить меня всерьез. Раньше он либо пощечину мне давал, либо пинка. Он хватал меня за волосы, наматывал все волосы на руку, и бросал меня на пол. Так часто бывало. Но Бенджика он не бил. Он знал – если ударить Бенджика, я буду кричать без остановки. Но, с другой стороны, когда Бенджи старался его остановить… Но я не знаю, у меня так кружилась голова. У меня болела голова.
- Я понял, - сказал я. Конечно, он бил Бенджика. Она тихо призадумалась, ее глаза оставались широко раскрытыми, яркими, она не плакала и не щурилась.
- Мы с тобой похожи, - прошептала она, устремляя на меня взгляд. Ее рука лежала рядом с моей щекой, и она очень осторожно прижала ко мне мягкую подушечку своего указательного пальца.
- Похожи? - спросил я. - Ради всего святого, о чем ты думаешь?
- Чудовища, - сказала она. - Дети.
Я улыбнулся. Но она не улыбалась. У нее был мечтательный вид.
- Я так обрадовалась, когда ты пришел, - сказала она. - Я знала, что он умер. Знала, когда ты встал у пианино и посмотрел на меня. Знала, когда ты стоял там и слушал меня. Я так радовалась, что нашелся тот, кто смог его убить.
- Сделай это для меня, - сказал я.
- Что? - спросила она. - Арман, я сделаю все, что угодно.
- Подойди к пианино. Поиграй мне. Сыграй “Апассионату”.
- А как же план? - тихо и недоуменно спросила она. - Мерзавец, он сейчас придет.
- Оставь это нам с Бенджи. Не оборачивайся, не смотри. Просто играй “Апассионату”.
- Нет, ну пожалуйста, - ласково попросила она.
- Но почему нет? - сказал я. - Зачем тебе проходить через такую пытку?
- Нет, ты не понял, - ответила он с широко открытыми глазами. - Я хочу посмотреть!
22
Внизу только что вернулся Бенджи. От далекого звука его голоса, совершенно неслышного Сибель, в каждую ткань моего тела мгновенно вернулась боль.
- О чем я и говорю, - болтал он, не закрывая рта, - все лежит прямо под трупом, а мы не хотим его поднимать, но вы, как полицейский, вы, как полицейский из отдела по борьбе с наркотиками, говорят, вы в таких делах знаете толк…
Я засмеялся. Ему действительно было, чем гордиться. Я снова взглянул на Сибель, смотревшую на меня с выражением тихой решимости, глубокого понимания и задумчивости.
- Закрой мне лицо покрывалом, - сказал я, - и отойди подальше, еще дальше. Он ведет к нам типичного принца мошенников. Быстрее.
Она мгновенно принялась за дело. Уже пахло кровью жертвы, хотя она все еще стояла в поднимающемся лифте и разговаривала с Бенджи в сдержанных, осмотрительных выражениях.
- И все это случайно оказалось у вас с ней в номере, и больше с вами никого нет? – Какой красавец! В его голосе я услышал убийцу.
- Я все вам рассказал, - ответил Бенджи совершенно естественным голоском. – Вы нам просто помогите, сами понимаете, я не могу позволить, чтобы к нам заявилась полиция! – Шепот. Это приличный отель. Откуда я знал, что тот мужик возьмет и умрет прямо здесь! Мы дурь не принимает, забирайте ее, только уберите отсюда труп. И еще кое-что… - Двери лифта открылись. – Труп довольно подпорченный, так что не надо на меня пускать слюни, когда вы его увидите.
- Пускать на тебя слюни, - прорычала жертва, переводя дух. Послышались тихие звуки спешащих по ковру ботинок.