Geum.ru

Жанр: Историческая проза или Олитературенные мемуары

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   19

для кого не секрет, что коллекция стоила во много раз дороже,

чем 100 000 фунтов. Некоторые знатоки, в их числе сэр Питер

Барк, оценивали ее в полмиллиона фунтов стерлингов. Сомневаться

относительно суммы, выплаченной обеим сестрам, указанной в

заявлении сэра Эдварда Пикока, нет оснований. Поэтому тайна

исчезнувших 250 000 фунтов стерлингов и поныне остается

неразгаданной.

Вскоре после продажи Романовских сокровищ в коллекции

королевы Марии появились весьма примечательные ювелирные

изделия, как сообщила мне Великая княгиня Ольга Александровна,

добавив при этом, что леди Барк, жена бывшего русского министра

финансов, также приобрела украшение из Романовской шкатулки.

Каков же может быть ответ на загадку? Может быть,

английские правители полагали, что они вправе удержать разницу

в 250 000 фунтов стерлингов, чтобы компенсировать содержание

Императрицы Марии Федоровны, ее семьи и ее крохотного двора в

Дании? Если дело обстояло таким образом, то английской королеве

следовало объяснить это своим кузинам, которые были уверены,

что зависят от щедрости своих английских родичей! Моральное

состояние изгнанников значительно улучшилось бы, если бы они

знали, что их долг перед Англией выплачен сполна.

Как правило, Великая княгиня старалась не касаться столь

щекотливого предмета, но в одном случае она изменила обычной

своей сдержанности.

-- Действительно, -- проговорила она, -- в этом деле есть

некоторые стороны, которые я не могла понять. Да я и не думала

об этом слишком уж много и ни с кем не делилась своими

соображениями, кроме своего мужа. Я знаю, что Мэй [королева

Мария] всегда обожала ювелирные изделия хорошего качества.

Помню, в 1925 году советское правительство, крайне нуждавшееся

в иностранной валюте, отправило для продажи в Англии множество

драгоценностей, принадлежавших фамилии Романовых, и, как мне

стало известно, Мэй приобрела очень многие из них, в том числе

коллекцию пасхальных яиц работы Фаберже. Мне также известно,

что среди ювелирных изделий, вывезенных в Англию на продажу,

был по крайней мере один предмет, похищенный из моего дворца в

Петрограде. Но его цена оказалась слишком высока даже для Мэй,

и я полагаю, что предмет этот и поныне находится в Кремле. Это

был один из моих свадебных подарков -- изысканный веер из

перламутра, усыпанный алмазами и жемчужинами.

Я мог убедиться, что Великую княгиню не слишком-то

заботила окончательная судьба сокровищ ее родительницы и даже

распределение средств от их продажи. Но она была уязвлена до

глубины души манерой, в какой производились все эти сделки.

Видя, как с ней обращались в те трудные недели после кончины

матери, ей жить не хотелось.


Дворец Видере, Ольга Александровна вполне это сознавала,

не мог служить ей домашним очагом. Он был слишком велик, а

содержание его было ей не по карману.

После отъезда сестры Ксении в Англию Ольга Александровна

со своей семьей жили в Амалиенборге. Но оставаться там на

долгое время им не позволили. Король Христиан послал своего

двоюродного брата, принца Акселя, с настоятельной просьбой к

Великой княгине и ее домочадцам незамедлительно покинуть

дворец.

На помощь Ольге Александровне пришел датский миллионер,

господин Расмуссен. Неподалеку от Видере у него было крупное

имение, и он нанял полковника Куликовского, превосходного

знатока лошадей, на должность управляющего его конюшнями.

Великая княгиня и ее супруг с радостью оставили мрачный

Амалиенборг, где король, взбешенный исчезновением сокровищ его

тетки, никогда не упускал возможности унизить свою кузину.

Вскоре подтвердились юридические права Великой княгини на

дворец Видере. Она смогла продать его и на вырученные деньги

приобрести усадьбу. Но на все это ушло почти четыре года. Лишь

в 1932 году она и ее семья стали владельцами крупной фермы

Кнудсминне в городке под названием Баллеруп, милях в пятнадцати

к северо-западу от Копенгагена.

-- Мы почувствовали себя словно в раю и хотели прожить в

мире и покое всю оставшуюся жизнь. Даже не помышляли о том,

чтобы куда-то переехать. Амалиенборг стал далеким прошлым.

Кнудсминне принадлежало только нам, мы были там ограждены и от

дурного нрава короля, и от его недоброжелательности. Это была

скромная крестьянская усадьба, которой было далеко до дворца

или замка, но для нас это был семейный очаг. Нас ожидал тяжелый

труд. но я была готова ко всему. Я понимала, что в тысячу раз

лучше жить бедным изгнанником среди бедных крестьян, чем среди

владетельных богачей и аристократов. Я полюбила этих

мужественных, трудолюбивых людей. Думаю, и они приняли нас в

свою среду -- и не за наше происхождение, а за наш упорный

труд, -- рассказывала Ольга Александровна.

Пришлось нанимать работников, но Великая княгиня и

полковник Куликовский и сами не отлынивали от работы. Они

держали лошадей, коров джерсейской породы, свиней и домашнюю

птицу. Домашнее хозяйство вели неутомимая Мимка, горничная

Великой княгини, и Татьяна Громова, бывшая няня Великой княжны

Анастасии, которая бежала в Финляндию, а в 1934 году отыскала

Великую княгиню Ольгу Александровну. Приходили помочь и женщины

из соседней деревни.

Впервые после 1914 года Ольга Александровна почувствовала,

что принадлежит самой себе. Теперь у нее появилось немного

свободного времени, и она вновь вернулась к живописи, которой

не занималась столько лет. Постепенно ее изящные этюды с

изображением цветов и деревьев стали находить сбыт в

Копенгагене и других городах.

-- То были спокойные годы, -- призналась Великая княгиня.

-- У меня были муж и сыновья. Никто не вмешивался в нашу жизнь.

Богатыми мы не были, но на жизнь нам хватало. Все мы много

трудились, и какое же это было счастье -- жить своей семьей,

имея собственную крышу над головой.

Она упорно называла себя женой фермера, но ведь она

оставалась дочерью и сестрой Царей, и к ней в Кнудсминне

приезжали навестить ее царственные родственники. Иногда Ольга

Александровна ездила в Германию и во Францию. Ее любили и

уважали все эмигранты, но она держалась в стороне от всех

группировок и партий. Раз в год на пароходе отправлялась в

Швецию погостить у кронпринца и принцессы в их поместье

Софиеру.

-- Я бывала в Софиеру еще в то время, когда королем Швеции

был Оскар II. Тогда мне там не очень нравилось. Но Густав и

Луиза все переделали на свой лад. Этот замок из красного камня

превратился в уютное жилище -- так приветливы были его

владельцы. Я получала удовольствие от этих поездок. Густав --

известный археолог и ботаник. Всякий раз, когда я возвращалась

в Данию, он дарил мне разные растения. А Луиза была просто

неповторима. Знаете, у себя дома они ввели такое правило, чтобы

гости не давали прислуге на чай. Для такой бедной родственницы,

как я, это было весьма кстати. В Софиеру было так весело.

Возвращаясь домой, я чувствовала себя помолодевшей и более

жизнерадостной, -- отмечала Великая княгиня.

Однако, несмотря на всю ее привязанность к своим шведским

кузенам, Ольга Александровна без всякого сожаления возвращалась

в Баллеруп. Кнудсминне со своими серыми стенами стал для нее

родным. В Ольге пробудилась материнская кровь, и она наконец-то

поняла, что язык, на котором разговаривают в Дании, отнюдь не

чужд ей. Оба ее сына, Тихон и Гурий, завершив образование,

поступили на службу в датскую королевскую гвардию. Вскоре оба

они женились на девушках-датчанках. Великая княгиня занималась

живописью, гуляла, работала в саду, сознавая, что заслужила

право мирно окончить свои дни на родине своей матери.


Но сестре последнего русского монарха, видно, было не

суждено мирно встретить закат ее жизни. Над Европой пронеслись

грозы 1939 года, а к концу 1940 года нацисты захватили всю

Данию. Сначала все было относительно спокойно, но затем король

Христиан X был интернирован за его упорное нежелание

сотрудничать с захватчиками. Датская армия была распущена, и

сыновья Ольги Александровны несколько месяцев провели в тюрьме.

-- Потом в Баллерупе была создана база Люфтваффе. Узнав,

что я сестра русского царя, пришли засвидетельствовать свое

почтение немецкие офицеры. У меня не оставалось иного выбора, и

я их принимала, -- рассказывала Ольга Александровна.

Вторжение гитлеровцев в Россию привело к ужасным

осложнениям в жизни Великой княгини. Многие тысячи русских

эмигрантов, поверивших обещанию Гитлера освободить Россию от

коммунистов, встали под немецкие знамена. Многие из них

приезжали в Данию лишь для того, чтобы увидеть сестру их

умученного Императора. Неподалеку от усадьбы Кнудсминне возник

временный лагерь, и Великая княгиня никогда не закрывала двери

перед своими соотечественниками. Но для датчан, чувствовавших

себя униженными германской оккупацией, один вид ненавистной

немецкой формы на тех русских приводил в состояние бешенства.

Ольга Александровна разрывалась надвое.

Между тем датское сопротивление усиливалось. Многие

датчане рисковали своей жизнью и часто гибли, пытаясь

освободиться от чужеземного ига. А рядом с ними жила русская

Великая княгиня, дочь датской принцессы, причем жила уже

столько лет, и вот теперь она заодно с оккупантами. оказывая

гостеприимство противнику и его пособникам. Датские фермеры и

крестьяне не могли понять точку зрения Ольги Александровны, да

она и не ждала этого от них.

Всю свою жизнь воздерживаясь от участия в политике, Ольга

Александровна оказалась втянутой в опасный круговорот интриг. В

качестве представительницы рода Романовых, она не могла не

принять сторону союзников, сражавшихся с Гитлером. Она не

забывала войну, начатую кайзером, сыновья ее служили в датской

армии, да она и сама многим была обязана Дании. Но она была

русской и чувствовала, что обязана оказать помощь своим

соотечественникам, надевшим немецкие мундиры в надежде, что с

победой Гитлера в России будет покончено с коммунизмом. Эти

несчастные русские эмигранты жестоко заблуждались. Некоторые из

них прибыли в Европу из самых отдаленных уголков мира, но все

они одинаково не представляли себе условий жизни в России и

тешили себя надеждой, что большевикам ни за что не удастся

выстоять перед ударами немецких бронированных полчищ. Победу

Гитлера они представляли себе лишь в радужных красках. Никому

из них не приходило в голову, что с торжеством нацизма вся

Европа оказалась бы под таким же жестоким и ненавистным гнетом,

как и власть Кремля.

В конечном счете все надежды русских эмигрантов потерпели

крушение. В довершение всего, сталинские войска подошли чуть ли

не к границам Дании. Коммунисты неоднократно требовали от

датских властей выдачи Великой княгини, обвиняя ее в том, что

она помогала своим землякам укрыться на Западе, а правительство

Дании в то время едва ли смогло бы воспротивиться требованиям

Кремля. Обвинение не было совсем необоснованным, хотя в глазах

других людей в действиях Великой княгини не было никакого

преступления. После разгрома Гитлера многие русские,

сражавшиеся на его стороне, приезжали в Кундсминне, надеясь

получить убежище. Ольга Александровна не могла оказать всем им

реальную помощь, хотя в разговоре со мной призналась, что один

из таких людей в течение нескольких недель скрывался у нее на

чердаке. Но эти эмигранты поистине попали из огня да в полымя,

а те из них, кто прибыл из союзных стран, сознавали, что перед

ними в Европе откроется не всякая дверь.

Над жизнью Великой княгини и ее близких нависла угроза.

Требования русских были все более настойчивыми. Атмосфера в

Баллерупе становилась все более напряженной, и стало очевидно,

что дни семейства Ольги Александровны в Дании сочтены.

Великой княгине, которой исполнилось шестьдесят шесть лет,

не очень-то легко было срываться с обжитого места. После многих

раздумий и семейных совещаний они решили эмигрировать в Канаду.

Датское правительство понимало, что семья Куликовских должна

покинуть страну как можно скорее и незаметнее. Существовала

реальная опасность похищения русскими Великой княгини.

В 1948 году гражданским лицам было не просто совершать

какие-то переезды, поэтому пришлось преодолеть множество

трудностей. Осуществить множество предварительных переговоров

помог сэр Эдвард Пикок. В конечном счете семье Куликовских было

позволено выехать в Канаду в качестве "сельскохозяйственных

иммигрантов". Это значило, что, добравшись до этой страны, они

должны были трудиться на ферме. Продать усадьбу Кнудсминне

оказалось нетрудно, зато они столкнулись с почти непреодолимыми

трудностями, когда следовало получить деньги и вывезти их, как

и другие средства, которыми располагала Ольга Александровна.

Лишь помощь, которую предложила супруга принца Виго, американка

по происхождению, сумела помочь беде. Именно она открыла

долларовый счет в нью-йоркском банке на имя Великой княгини и

согласилась принять платежи в датской валюте.

Все планы строились в глубочайшей тайне. И все-таки

произошла, по-видимому, какая-то утечка информации. Сначала

семья Куликовских должна была отправиться в Англию, и за

несколько дней до отплытия у них в доме появился служащий

судоходной конторы с билетами на пароход "Баторий", где им

предоставлялись каюты. Одним из директоров конторы был принц

Аксель. Название судна ничего не говорило Великой княгине, но

когда она упомянула его в разговоре с друзьями в Копенгагене,

те пришли в ужас.

"Вы не должны подниматься на борт этого польского судна,

-- заявили они. -- это же ловушка".

-- Я задрожала, -- призналась мне Великая княгиня. -- Я

поняла, что, стоило бы нам появиться на судне, принадлежащем

коммунистам, нас всех могли бы схватить коммунистические агенты

и отправить в Москву. А там бы нас предали так называемому

суду, обвинив нас в государственной измене. Я притворилась

больной, и "Баторий" ушел без нас.

Лишь в мае 1948 года семья Куликовских покинула Данию, сев

на датский военный транспорт, направлявшийся в Лондон, однако,

распрощавшись с Данией, Великая княгиня еще не была вне всякой

опасности. Насколько реальной и близкой была эта опасность,

можно заключить из следующего свидетельства, предоставленного

мне господином Дж.С.П. Армстронгом, Генеральным агентом

провинции Онтарио, аккредитованным в Англии. Было очевидно, что

как британское, так и канадское правительства считали себя

ответственными за безопасность Великой княгини и приняли самые

строгие меры для ее защиты.


"После войны, -- писал г-н Армстронг, -- Скотланд Ярд

часто вступал со мной в контакт, в целях проверки, относительно

многих иностранцев, желающих эмигрировать в Канаду. Кажется,

где-то в середине апреля 1948 года сотрудники Скотланд-Ярда

впервые связались со мной по поводу Великой княгини. В данном

случае речь шла о том, чтобы установить, желателен ли ее

приезд, будут ли ей предоставлены право убежища и надлежащей

защиты, и не приведет ли ее присутствие к трудностям и

осложнениям для наших властей. Я заявил, что уверен в том, что

приезд ее будет приветствоваться, и что как правительство

Канады, так и правительство провинции Онтарио предоставят ей

всю необходимую защиту.

Из переговоров можно было сделать вывод, что дело не

терпит отлагательств, что оно рассматривалось на самом высоком

уровне и что для безопасности Великой княгини и ее семьи

необходимо, чтобы они покинули Великобританию как можно скорее.

Впоследствии я узнал, что семейству серьезно угрожали в Дании,

и что это вынудило их спешно оставить эту страну. Какие-то люди

пытались установить местонахождение семейства и в Англии. Я был

приведен к присяге и ко мне обратились с просьбой всеми

способами помочь переезду семьи в Канаду, если будет принято

окончательное решение по этому поводу. Я согласился помогать

всяческими способами.

Приблизительно неделю спустя сэр Эдвард Пикок обратился ко

мне с просьбой принять его по вопросу, носящему

конфиденциальный характер. Он хотел выяснить у меня, считаю ли

я, что провинция Онтарио будет подходящим местом для проживания

Великой княгини и хорошо ли она будет встречена. Он рассказал

мне историю семьи, поведал об ее бедственном положении, и

выразил надежду, что семье будет оказано гостеприимство и

всяческая помощь.

Сэр Эдвард попросил меня встретиться с Великой княгиней у

нее дома и рассказать подробно о канадском образе жизни,

стоимости жизни, жилищных условиях, сельском хозяйстве и т.д.

Он организовал мою первую встречу с ней, подчеркивая сохранение

в тайне ее домашнего адреса и дальнейших планов.


Я хорошо помню обстоятельства, при каких происходил мой

визит в апартаменты Хэмптон-корт пэлис, которые предоставила

семейству королева Мария в качестве временного прибежища. Они

находились в квартале, представляющем собой ряд невысоких

домов, расположенных на одной из улиц города, и я с трудом

отыскал нужный адрес. Подъезжая к указанному мне дому, на

противоположной стороне улицы я заметил мужчину, стоявшего под

дождем без всякой видимой необходимости. Неожиданно я

сообразил, что было бы глупо с моей стороны припарковать

большой канадский автомобиль с канадскими номерными знаками

перед нужным мне домом, поэтому свернул на боковую улицу и,

проехав пару кварталов, вернулся назад пешком. Мужчина

по-прежнему стоял под проливным дождем. По-видимому, это был

переодетый полицейский.

Меня провели в похожую на столовую скудно обставленную

комнату, расположенную на первом этаже. Огонь в камине не

горел, шторы на окнах задернуты. В помещении было так холодно и

сыро, что пальто снимать я не стал. Спустя несколько минут

вошла Великая княгиня. Представившись, она предложила мне

раздеться и сесть и поблагодарила за то, что я пришел. На ней

был теплый костюм из плотного материала темного цвета,

закрывавший даму от горла чуть ли не до щиколоток. На плечах

теплый шерстяной платок. Великая княгиня очень нервничала. Она

оказалась чрезвычайно обаятельной, умной и интересной женщиной.

У нее была царственная осанка, как и у ее знаменитой подруги

королевы Марии. Когда я ее увидел, Великая княгиня показалась

мне усталой, грустной, издерганной и озабоченной, однако,

несмотря на все это, в каждой жилке лица, в каждой черте фигуры

этой женщины были видны решимость и отвага. Она искала

прибежища, где могла бы жить с семьей в мире и безопасности

простой деревенской жизнью, как можно меньше привлекая к себе

внимание со стороны общества. Сама она смерти не боялась,

главной ее заботой было уберечь от гибели ее детей и внуков.

Во время беседы она привела в комнату своего мужа,

полковника Куликовского, и сыновей, которые стали задавать мне

вопросы. Полковник был не вполне здоров и, хотя много вопросов

не задавал, слушал меня внимательно. Мне предложили перекусить,

и Великая княгиня, которая, по-видимому, принимала все важные

семейные решения, поручила мне предпринять необходимые меры.

Говорила она очень быстро и четко. Объяснила мне свою

проблему и подчеркнула, как важно, чтобы она и ее семья как

можно раньше уехали из Великобритании. По ее мнению, в Канаде

они будут в большей безопасности, чем в США. Она поблагодарила

меня за предложение помочь ей и более часа осыпала меня