Жанр: Историческая проза или Олитературенные мемуары
| Вид материала | Документы |
- Тест. А. С. Пушкин. «Капитанская дочка». 8 Класс. Определите жанр произведения а роман,, 30.26kb.
- Учебной дисциплины «История зарубежной литературы» для направления подготовки бакалавров, 37.24kb.
- Тема №1 «Психологічна та лірична проза, проза у віршах. Модерністська проза на початку, 386.26kb.
- На этом сайте расположены материалы: "Первоисточники", "Дневники и письма", "Военные, 17.75kb.
- Украины в творчестве Н. В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород»), 81.06kb.
- Художественно-историческая концепция власти, 251.05kb.
- Дискурс Интертекст (Цитата, аллюзия культурная Отсылка, перифраз,пародия) парадигма, 44.58kb.
- Дискурс Интертекст (Цитата, аллюзия культурная Отсылка, перифраз,пародия) парадигма, 44.62kb.
- 1 Общая хар-ка и периодизация, 1154.99kb.
- Научная задача, 8667.57kb.
Йен Воррес. Последняя Великая Княгиня
Жанр: Историческая проза или Олитературенные мемуары
Йен Воррес: Мемуары Великой Княгини Ольги Александровны, 1960
Перевод с английского В.В.Кузнецова, 1996
Предисловие Ее Императорского Высочества
Великой Княгини Ольги Александровны [Эти стоки
продиктованы Великой княгиней Йену Ворресу незадолго до ее
кончины 24 ноября 1960 года.]
Автор настоящей книги, господин Йен Воррес, убедил меня на
закате моей жизни в том, что мой долг, как перед историей, так
и перед моей семьей поведать о подлинных событиях, связанных с
царствованием последнего представителя Дома Романовых. Столь
жестокая в отношении к членам моей семьи судьба, возможно,
намеренно щадила меня столько лет, чтобы дать мне возможность
нарушить обет молчания и защитить мою семью от стольких клевет
и кривотолков, направленных против них. Я благодарна Всевышнему
за то, что он дал мне такую возможность у преддверия могилы.
Меня печалит лишь одно: я не увижу эту книгу опубликованной.
По причине многих моих недугов за преклонностью лет у меня
нет возможности написать эти мемуары лично. Свыше года в
длительных беседах мы обсуждали все стороны и события моей
жизни вместе с господином Ворресом, который пользуется
полнейшим моим доверием. Я предоставила в его распоряжение все
письма и фотографии, которые находились в моем распоряжении, и
я сообщила ему все сведения, необходимые для создания настоящей
книги.
Пусть эти страницы правдиво осветят два царствования Дома
Романовых, столь безжалостно искаженные небылицами и
"творениями" безответственных писателей. Пусть книга господина
Ворреса даст возможность читающей публике произвести переоценку
хотя бы некоторых лиц и событий, тесно связанных с одной из
самых великих и трагических Династий Европы.
Предисловие
В 1958 году я начал подготовку к выставке произведений
византийского искусства в Торонто. разумеется, я знал, что в
Куксвилле, милях в десяти от города живет Великая княгиня Ольга
Александровна. Я предполагал, что у нее найдутся какие-то
русские иконы, но, должен признаться, отправился в это
недальнее путешествие без всякой надежды на успех. Мне было
известно, что Великую княгиню постоянно осаждают праздные
туристы, а также журналисты, охочие до сенсаций. Я также слышал
о ее любви к уединению. Даже не был уверен, что меня пустят на
порог ее жилища. Лишенная состояния изгнанница, она по-прежнему
оставалась Романовой. Члены ее семьи могли быть обаятельными
людьми. Но могли оказаться и людьми высокомерными, при одном
виде которых у незнакомого человека язык присохнет к гортани от
страха.
Куксвилль, некогда небольшая деревушка, превратился в
пригород Торонто. Живет в нем всего несколько тысяч человек.
Небольшой кирпичный коттедж, окруженный садом, который занимал
запущенный участок земли площадью в несколько акров, найти
оказалось несложно. Подойдя поближе, я увидел невысокую
худенькую женщину, хлопотавшую в саду. На ней была старомодная
темная юбка, обтрепанный на рукавах свитер, простая кофта и
крепкие коричневые башмаки. Зачесанные назад волосы стянуты в
узел. Лишь кое-где в них проглядывали серебряные нити. Изрытое
морщинами лицо не было похоже на лицо старого человека, а
светлые карие глаза, несмотря на затаившуюся в их глубине
печаль, не походили на глаза старой женщины. Она направилась ко
мне, и меня поразило изящество ее походки, а своей манерой
общения она тотчас рассеяла все мои страхи. Каждая жилка ее
подтверждала принадлежность этой женщины к Императорской семье.
В данном случае определение это подразумевало благородство,
которое, оставаясь самим собой, не имело ничего общего ни со
снисходительностью, ни с заносчивостью.
Великая княгиня пригласила меня к себе в дом, и мы
заговорили об иконах. Сидели мы в небольшой жилой комнате,
забитой мебелью, книгами, бумагами, всевозможными сувенирами и
памятными предметами. Пол уставлен горшками с цветами и
растениями, кипами бумаги для рисования, усеян кистями и
тюбиками краски. Вскоре я узнал, что живопись и садоводство --
главные занятия Великой княгини. У окна -- выцветшая розовая
софа, служившая Великой княгине рабочим креслом и столом. По
стенам развешаны картины, над камином -- большой портрет ее
отца, Александра III. На столиках множество семейных
фотографий, на одной из них -- Великая княжна Анастасия
Николаевна -- любимая племянница и крестница Великой княгини.
Парадокс состоял в том, что в комнате царили одновременно и
невероятный хаос и в то же время порядок.
Мы продолжали беседовать с ней. Время от времени пожилая
женщина улыбалась, и я с каждой минутой все больше привязывался
к ней. У нее самой, как и у комнаты, в которой мы находились,
вид был неказистый. И все же на ее манеру держаться налагало
отпечаток величие и красота дворцов; простота обращения
обезоруживала, а безупречное чувство собственного достоинства
внушало к ней уважение.
Каких только тем мы не затронули с ней. Беседовали об
искусстве, о событиях, происходящих в мире, о садоводстве. Я уж
и не помню, о чем мы только не говорили во время первой нашей
встречи. Зато помню хорошо, что время летело как на крыльях. До
чего же я поразился, когда понял, что нахожусь в гостях у
любезной хозяйки уже три часа. Она пригласила меня зайти к ней
еще раз, и я знал, что ее слова искренни. И я действительно
пришел к ней снова -- не как случайный посетитель, а как друг.
Между нами была разница в возрасте в сорок лет, но наша
привязанность друг к другу росла и крепла. Из каждой поездки в
Куксвилль я возвращался в Торонто, полный уверенности в том,
что доброта, моральная сила Великой княгини и, прежде всего, ее
непоколебимая вера в Бога и в людей будут до конца моей жизни
вдохновлять меня.
Мне кажется, что в основе привязанности, возникшей между
нами, были моя национальность и наша общая с ней вера. Греция
всегда была близка России. Нашу первую королеву, супругу
Георгия I, звали тоже Ольгой [Королева Эллинов Ольга была одной
из дочерей Великого князя Константина Николаевича, второго сына
Императора Николая I и дяди Александра III, отца Великой
княгини. Королева Эллинов Ольга Константиновна приходилась
крестной матерью Великой княгине Ольге Александровне.]. Она
была двоюродной теткой моей хозяйки, которую Великая княгиня
обожала. Дочь Королевы Эллинов Ольги Анастасия приходилась
теткой Великой княгине, а сын Королевы, принц Николай,
сочетался браком с русской Великой княгиней Еленой,
приходившейся Ольге Александровне двоюродной сестрой.
Узы, связывавшие фамилию Романовых с Грецией, были
достаточно прочны, но еще больше их связывала общность веры.
Киевский князь Владимир в 988 году взял в жены царевну Анну и
был крещен в православную веру греческими епископами.
Впоследствии между патриархами возникали споры, мелкие распри,
но суть их взаимоотношений оставалась неизменной. Великий
раскол 1054 года кончился тем, что все русские княжества
сохранили свою приверженность православию. Ни падение
Византийской империи, ни попытка Рима навязать Московии "унию"
-- ничто не смогло ослабить приверженности русских православной
вере. Великая княгиня Ольга Александровна и я не были людьми,
говорящими на разных языках, когда мы обсуждали церковное
искусство и вопросы религии. Иконы, которые у нее были, не
являлись для нее предметами, представлявшими ценность для
коллекционера. Они для нее были тем, чем являются иконы для
любого православного, а именно, символами веры в Христа, Матерь
Божию вместе с сонмом святых.
Быстро крепнущая дружба стала большим источником утешения
для меня. Тогда я еще не знал, что дни Великой княгини сочтены,
но для меня было радостью и честью вносить хоть немного света и
разнообразия в ее унылую жизнь.
Шли месяцы. Я все больше убеждался в том, что Великая
княгиня -- сущий кладезь воспоминаний. Мне было известно, что
она не раз отвергала заманчивые предложения со стороны
редакторов и издателей. Однако я понимал, что если она нарушит
обет молчания, то тем самым хотя бы в известной мере развеет
самые дикие домыслы, если не сказать, клеветы, паутиной которых
опутали трагедию Дома Романовых авторы сенсационных книг.
Великая княгиня знала такие факты, касающиеся Распутина, о
которых никто не упоминал в печати. Ее воспоминания об
умученных братьях носили отпечаток непосредственности и
достоверности. В ее критических замечаниях в адрес других
членов Императорской фамилии, при всей их суровости, не было ни
следа злопыхательства. Но, самое главное, эта самая
своеобразная представительница Дома Романовых, как я
впоследствии убедился, до боли близко знала свою родину.
Слушать ее было все равно, что бродить по садам истории.
Наконец я собрался с духом и посоветовал ей написать свои
мемуары, хотя бы ради грядущих поколений. Я подчеркнул, что ее
воспоминания представляют собой огромную историческую ценность.
Какие только доводы я не приводил! Помимо ее сестры, Ксении,
ставшей уже инвалидом, которая проживает в Англии, она, Ольга
Александровна, самая последняя Великая княгиня, внучка, дочь
Царей, сестра Царя, которая родилась, окруженная блеском и
великолепием, которые нынче даже трудно представить себе,
испытавшая такие невзгоды и лишения, которые выпадают на долю
не всякой благородной дамы. Несмотря на все это, она принимает
жребий мало кому известной изгнанницы с врожденным тактом и
кротостью, сумев сохранить веру незапятнанной перед лицом бед и
несчастий. Наверняка рассказ такого человека будет представлять
огромную ценность в наши дни, когда большинство людей так
равнодушно к красоте духовной.
Великая княгиня выслушала мои доводы достаточно терпеливо.
Я закончил. Она покачала головой.
-- Какой будет смысл от того, что я напишу автобиографию?
О Романовых написано слишком много и без того. Слишком много
лживых слов сказано, слишком много мифов создано. Возьмем
одного только Распутина! Ведь мне никто не поверит, если я
расскажу правду. Вы же сами знаете, люди верят лишь тому, чему
сами желают верить.
Признаюсь, я был разочарован, но слишком уважал ту точку
зрения, которой она придерживалась, чтобы продолжать свои
уговоры.
Но потом, какое-то время спустя, однажды утром она
поздоровалась со мной, одарив меня одной из редких своих улыбок
и сказала:
-- Ну, так когда мы начнем?
-- Начнем что? -- спросил я.
-- То есть, как что? Разумеется, работу над моими
мемуарами.
-- Значит, вы все-таки решили написать их?
-- писать будете вы, -- убежденно проговорила Великая
княгиня. -- Думаю, судьба свела нас для того, чтобы вы смогли
написать историю моей жизни. Убеждена, что вы сможете это
сделать, потому что понимаете меня лучше, нежели большинство
других людей.
Уж и не помню, что я ей ответил. Мы продолжали стоять на
пороге ее дома. На Великой княгине была та же самая
бесформенная старая юбка и тот же потрепанный свитер. Мы
находились на земле Канады за тысячи миль от ее любимой родины,
которую ей не суждено больше увидеть. Мы стояли на пороге
скромного коттеджа -- последнего ее жилища. И тут я понял, что
мы действительно встретились по воле Провидения. Великая честь,
которую мне оказала эта женщина, превратилась для меня в
поручение доверенному лицу. Не в силах произнести ни слова, я
поклонился.
-- Так когда же мы начнем? -- улыбнулась она.
-- Сию же минуту, -- ответил я.
Мы вошли в загроможденную вещами комнату, и Великая
княгиня села на выгоревшую розовую софу.
-- Начну с того, -- проговорила она, -- что я обдумала
все, что вы мне сказали на-днях, и поняла, что я действительно
своего рода исторический феномен. Если не считать мою сестру,
живущую в Лондоне, [Великая княгиня Ксения Александровна
скончалась в Лондоне в 1960 г.], которая очень больна, я
последняя русская Великая княгиня. Более того, я последний
порфирородный член династии [Определение "порфирородный"
относилось лишь к сыновьям и дочерям, родившимся у царствующего
монарха. Династия Романовых царствовала в течение трех столетий
(1613-1917), но порфирородных детей в ней было сравнительно
мало. В их числе младший сын Павла I Михаил Павлович, три
младших сына Николая I и два младших сына Александра II.
Великая княгиня Ольга была единственным порфирородным ребенком
Александра III. Зато все пятеро детей последнего царя, Николая
II, родившиеся после его восхождения на престол в 1894 году,
были порфирородными.].
Так начался мой труд, который продолжался до самой кончины
Великой княгини.
Я не склонен к сентиментальности, но в глубине души
понимал, что бедная, тесная комнатенка не могла заставить меня
забыть о высоком происхождении ее владелицы. Все внешние
атрибуты величия были утрачены, но осталось неистребимое
чувство породы. По мере того, как перед моими глазами
разворачивалась ее история, я с каждым днем все больше
поражался некоему началу сродни гениальности, присущему этой
маленькой старой женщине. Пожалуй, это была даже гениальность
-- способность находить общий язык с жизнью, которая наносила
ей удар за ударом, ранила, насмехалась над нею, но не смогла
победить и ожесточить ее. Петр I и Екатерина II могли бы по
праву гордиться таким своим потомком.
Великая княгиня обладала необыкновенной памятью. Многие
события так глубоко врезались в нее, что казалось, будто они
произошли день или два тому назад. По мере продолжения нашей
работы мне становилось ясно, что она все в большей степени
довольна принятым ею решением. Особый упор она делала на
точность и нередко собственноручно описывала некоторые события,
как, например, крушение императорского поезда в Борках (см.
стр.20).
Работа с Великой княгиней требовала ознакомления почти со
всеми книгами, которые были написаны про Романовых в течение
последних сорока лет. В нужном месте будут приведены ее взгляды
на Распутина, Екатеринбургское злодеяние и на утверждение Анны
Андерсон, будто бы она является Великой княжной Анастасией
Николаевной. Следует отметить, что Великая княгиня была
последним живым свидетелем, который мог отделить факты от
вымыслов. Ее негодованию и гневу, которые вызывали в ней
клеветнические измышления относительно фамилии Романовых,
появлявшиеся на страницах мировой печати, не было границ.
К каждой проблеме Великая княгиня подходила со всей
возможной объективностью. Она не испытывала тщеславного чувства
от того, что ее воспоминания имеют большое значение. Она с
осуждением отзывалась как о своих близких, так и о своей
родине. Однако, несмотря на то, что работа наша продвигалась, в
ней все больше росла уверенность, что следует торопиться.
Однажды Ольга Александровна сказала:
-- Нам нужно спешить, потому что осталось совсем мало
времени.
Очевидно, у нее было какое-то предчувствие. Прошло совсем
немного, и на ней начали сказываться все те лишения и
страдания, которые она так мужественно переносила. Она уже не
могла трудиться в саду. Миром для нее стала захламленная жилая
комната. Но память не изменяла ей.
Не мне судить, хорошо ли я справился с задачей,
возложенной на меня последней русской Великой княгиней, но хочу
заверить своих читателей, что писал эту книгу с чувством
искренней преданности и благодарности за то, что был удостоен
дружбы и доверия со стороны одной из самых мужественных и
благородных женщин нынешнего столетия.