Geum.ru

Я был адъютантом Гитлера

Вид материалаДокументы

Содержание


Лечение в Констанце
Объявление войны Соединенным Штатам Америки
Зимний кризис
Подобный материал:
1   ...   59   60   61   62   63   64   65   66   ...   102

Лечение в Констанце


   В Мюнхене мне временно пришлось с Гитлером расстаться, так как потребовалось отправиться на длительное лечение в Констанцу. Четыре недели до 8 декабря тянулись томительно, без особых событий, но я продолжал, насколько возможно, внимательно следить за ходом военных действий. Мне казалось, что на Восточном фронте продвижение наших войск приостановилось. Новостей я получал мало, и доходили они до меня из газет. Но особенно потрясли меня вести о смерти Удета и Мельдерса. Удет, как сообщалось, разбился 17 ноября, а Мельдерс погиб 22-го.
   Когда я прочел в прессе известие об Удете, меня сразу же озадачила приведенная причина его смерти. Гибель в авиационной катастрофе я счел исключенной, а потом узнал из Берлина, что в действительности Удет покончил жизнь самоубийством. Его смерть очень взволновала меня. Я хорошо знал Удета с тех времен, когда он еще не находился снова на действительной военной службе. Это был на редкость достойный уважения камерад, но Геринг дал ему неподходящую для него задачу. Да он и сам замечал, что в качестве генерал-мейстера самолетостроения не отвечал повышенным напряженным требованиям войны, но тем не менее хотел оставаться на этом посту и не был готов уйти. Удет был холостяком и любил всегда окружать себя друзьями, которые последнее время поддерживали его и словом и делом, но сам он видел все в другом свете и повлиять на него было невозможно. Самоубийство Удета не оставило равнодушной всю люфтваффе.
   Мельдерс же погиб 22 ноября во время полета на похороны Удета при промежуточной посадке в Бреслау{244} многомоторного самолета, который вел не он. Его смерть явилась тяжелой потерей, особенно для летчиков-истребителей.

Объявление войны Соединенным Штатам Америки


   9 декабря я с женой ранним утром приехал на Ангальтский вокзал в Берлине и сразу услышал из репродуктора обращение к пассажирам срочно освободить перрон. Я знал, что именно на эту платформу обычно прибывает в столицу рейха спецпоезд фюрера, и предположил его приезд. Приехав домой, я тут же позвонил в Имперскую канцелярию. Я оказался прав. Быстро переодевшись в военную форму, я отправился туда. Я даже и понятия не имел, насколько сильно изменилось за это время политическое положение и что ожидает меня в ближайшие недели.
   Доложил Гитлеру о своем прибытии. Он встретил меня очень дружелюбно, спросил о моем самочувствии. В квартире фюрера царило оживление. Я попытался поскорее получить представление о последних событиях. Самым важным было нападение японцев на Перл-Харбор – базу американского военно-морского флота на Тихом океане. Без объявления войны утром 7 декабря японские самолеты нанесли удар по этому крупному порту и потопили несколько американских линкоров, авианосцев и других боевых кораблей. Фюрер увидел в этом шаге японцев сигнал для объявления войны Америке. Я просто ужаснулся его явной неосведомленности насчет американского военного потенциала, который в конечном счете решил исход Первой мировой войны.
   В этом выразился политический дилетантизм Гитлера, проявилось его недостаточное знание зарубежья. Он полагался на то, что Америка в обозримый период – также и ввиду столкновения с Японией – не сможет вступить в войну на Европейском континенте, и был уверен в успехе (как это назвал позже историк Андреас Хильгрубер) своего «мирового блицкрига»{245} – то есть в том, что сумеет быстро победить всех противников одного за другим. Вероятно, Гитлер также считал (поскольку в это время по различным поводам заявлял о необходимости более тесного германо-японского взаимодействия), что должен помочь японцам, а это, по-моему, было за гранью реального. Каким образом формировал он свои внешнеполитические взгляды (скорее, по собственному желанию, чем в соответствии с действительностью), так и осталось для меня неизвестным. Предполагаю, что, хотя бы временами, фюрер испытывал сильное влияние со стороны Риббентропа, представление которого обо всем мире не очень-то сильно выходило за рамки Европы. Когда позже из-за попытки Риббентропа вести самостоятельную политику в отношении России у Гитлера произошел временный разрыв с ним, предпочтительным собеседником фюрера по внешнеполитическим вопросам стал посол Хевель.

Зимний кризис


   День моего возвращения прошел в большом волнении. В Имперской канцелярии, в надежде узнать непосредственно от Гитлера самые последние новости о военном положении, собралось множество посетителей. Но на сей раз фюрер был замкнут. После обеда у него состоялись беседы с Риббентропом, Гиммлером, Тодтом и Геббельсом. Затем помещения опустели, Шмундт передал мне текущие дела, и я остался в одиночестве.
   В тот день фюрер часто разговаривал со мной, а вечером долго ходил взад-вперед по Зимнему саду. Его занимали главным образом вопросы главнокомандования сухопутными войсками. Уже давно сотрудничество с Браухичем характеризовалось недостаточным доверием фюрера к нему. Гитлер искал преемника. Шмундт порекомендовал ему на некоторое время принять главнокомандование сухопутными силами на себя. Фюрер поначалу противился, но, увидев, что после объявления им войны США возникло новое положение, уже сильнее склонялся к тому, чтобы согласиться со Шмундтом. Гитлер сказал, что многим генералам нужна передышка. 1 декабря ему пришлось освободить от должности Рундштедта, внушает опасения Гудериан: совсем «свихнулся». Группа армий «Юг» получила Рейхенау, этому генералу он доверяет полностью.
   В эти дни Гитлер с большой тревогой рассматривал положение группы армий «Центр». Он предполагал, что русские намерены осуществить крупное контрнаступление. Клюге постоянно заговаривал об отходе. «Куда же он хочет отходить? – вопрошал фюрер. – Подготовленных тыловых позиций у нас нет. Войска должны держаться там, где они стоят». Затем следовали обвинения по адресу организации снабжения сухопутных войск. У них нет зимнего обмундирования, никакой защиты от холода и никаких средств для достаточного обеспечения. А ведь именно люфтваффе обязана была доставить нашим соединениям все необходимое для зимы.
   Дальнейшие жалобы Гитлера касались танков. Русские наступают теперь повсюду с большим количеством танков «Т-34», против которых сухопутные войска оборонительного оружия не имеют. Наш танк «T-IV» с его короткоствольной пушкой в борьбе с этим танком испытывает большие трудности. «Не имей мы наших 88-миллиметровок, русские танки делали бы что хотят!». Русские создали в виде этого танка серьезное оружие. Фюрер, правда, еще не знал, в каком множестве «Т-34» теперь производится. Но вскоре, в 1942 г., выяснилось, что он применяется во все возрастающем количестве. Наш выпуск танков, говорил он мне, удовлетворителен, но мы его должны еще более ускорить. Гитлер упомянул и об американских поставках русским. Теперь вот подтвердилось, что американцы уже давно снабжают их грузовыми автомашинами и продовольствием. Грузовики из Америки наши войска уже обнаружили.
   Гитлер был целиком захвачен самыми последними событиями на Восточном фронте и постоянно задавался мыслью, как помочь нашим войскам. Он вновь и вновь твердил: «Они должны стоять там, где находятся, и не делать ни шага назад!». В результате этого разговора с фюрером я неожиданно оказался посвященным в роковой ход нападения на Россию.
   На 15 часов 11 декабря Гитлер созвал рейхстаг, где произнес очень длинную и подробную речь{246} об общем политическом положении, но без выделения особенно заметных кульминационных точек.
   В полдень 16 декабря мы уже снова были в «Волчьем логове» и обнаружили внушавшее нам опасение непросматриваемое положение на фронте. В ночь с 16 на 17 декабря Гитлер окончательно решил взять на себя главнокомандование сухопутными войсками. Решение это фюрер принял после длившихся целый день размышлений. Шмундт приветствовал шаг фюрера, ибо он положил конец ежедневной борьбе с Браухичем{247}. Еще раз мелькнула мысль доверить этот пост Манштейну или Кессельрингу. Но Гитлер отверг ее, ибо характер Манштейна его не устраивал, а Кессельринга как раз предусматривали назначить командующим соединений люфтваффе на Средиземном море. Ввиду обстановки в Италии фюрер не хотел производить здесь никаких неожиданных изменений.
   18 декабря Гитлер заменил командующего группой армий фельдмаршала фон Бока{248} фельдмаршалом фон Клюге. День прошел в оживленных телефонных переговорах; во всех них звучали слова о необходимости отвода войск группы армий «Центр» под сильным нажимом русских. Гитлер не пожелал сделать ни шагу назад и приказал удерживать линию фронта. В период между Рождеством и Новым годом был отставлен по желанию Клюге Гудериан. Между обоими генералами издавна существовали такие противоречия, что они были несовместимы. Фюрер ежедневно проводил многочасовые обсуждения с Гальде-ром, тема всегда была одна и та же: держаться или отходить? В промежутках принимались паллиативные меры для подброски новых формирований на особенно угрожаемые участки фронта, сам же фронт изыскивал последние резервы. В ночь с 30 на 31 декабря Гитлер больше двух часов говорил с Клюге по телефону. Тот хотел отвести линию фронта своей группы армий на 35 км. Фюрер запретил и еще раз приказал: ни шагу назад. Тем самым он, вне всякого сомнения, спас ситуацию, хотя в ближайшие дни и недели еще предстояли тяжелые кризисы.
   После объявления войны Соединенным Штатам мы знали: против нас воюет весь мир. Когда я осознал это, верить в победу мне стало трудно. В Германии началось сильное расслоение мнений. Наибольший лагерь все еще составляли люди, которые видели прежние успехи Гитлера и теперь не могли и не хотели поверить, что этот человек, вновь давший Германии мировой авторитет, пошел по ложному пути. Среди них было много и таких, кто больше уже не ждал очевидной победы, но говорил: превосходство фюрера настолько велико, что он найдет путь во благо рейха. К ним принадлежали и те (и их было немало), кто вообще не имел собственного мнения и воспринимал все как есть, причем им было безразлично, какой оборот примет судьба.
   Мал, даже очень мал, был круг тех, кто ясно осознавал огромную беду для Германии, кто говорил об этом и желал идти на риск переворота. То были отдельные лица из среды церкви обеих конфессий, земельного дворянства, дипломатии, а также чиновники и офицеры. Государственная тайная полиция знала об этих кругах и была в курсе их деятельности. Большинство имен значилось в ее картотеках. Но она ничего не предпринимала, ибо число таких людей было слишком незначительно да к тому же признаков их каких-либо акций не имелось. Сам Гитлер был информирован об этом Гиммлером, и имена его активных противников ему были в общем и целом известны. В заканчивавшемся году все мы были свидетелями того, с какой силой фюрер своими речами и действиями противостоял этим критическим течениям. Однако неудивительно, что во время зимнего кризиса 1941-1942 гг. сомнения и критика постоянно возрастали.