Я был адъютантом Гитлера

Вид материалаДокументы

Содержание


Спуск на воду «Бисмарка»
Овладение «остатком Чехии»
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   102

Спуск на воду «Бисмарка»


   Спуск со стапелей «Бисмарка», крупнейшего построенного до той поры в Германии линейного корабля, был назначен на 14 февраля 1939 г. на верфи судостроительной компании «Блом унд Фосс» в Гамбурге. Гитлер сам выбрал линкору это имя. В своих застольных беседах тех дней фюрер не раз давал нам в связи с Бисмарком{143} «уроки истории», обосновывая это решение. Он характеризовал Бисмарка как государственного деятеля, проложившего путь к созданию германского военно-морского флота. Без приобретения Шлезвиг-Гольштейна в 1864 г. {144} обеспечить германское могущество на морях, тем самым положив начало всемирной торговле Германии как важному фактору силы в международном масштабе, было бы невозможно. Имя Бисмарка, вопреки всеобщему препятствованию этому, придает немецкому народу мировое значение и вызывает глубокое уважение.
   Во время своей проездки на спуск линкора Гитлер посетил «Фридерикус мавзолеум» и возложил венок на гробницу Бисмарка, а также побывал в его родовом замке. Спуск со стапелей должен был явиться государственным актом. Это было большим днем для Гамбурга и для военно-морского флота. В своей речи фюрер воздал должное основателю рейха, имя которого с гордостью будет носить корабль. Главнокомандующий военно-морскими силами генерал-адмирал Редер ответил краткой речью, а фрау фон Левенфельд, внучка Бисмарка, освятила корабль.
   После государственного акта Гитлер поднялся на борт военного корабля «Грилле», где состоялся завтрак с адмиралами и высшими морскими офицерами. Фюрер охотно посещал военно-морской флот, хотя, как выразился Путткамер, «море всегда казалось ему зловещим» Он был подвержен морской болезни и склонности к морским поездкам не имел.
   Но что завораживало Гитлера в «кригсмарине»{145}, так это техника. Он знал крупные военные корабли всего мира не только по названиям, но и по таким их данным, как величина, скорость, броня и вооружение. На эти темы, а особенно о вооружении, Гитлер мог говорить с морскими офицерами часами. Для «Бисмарка» было предусмотрено оснащение 8 орудиями калибра 381 мм и 12 орудиями калибра 150 мм. Все остальные вопросы он предоставил решать Редеру, а тот, со своей стороны, старался не допускать вмешательства фюрера в эти дела. Между ними царили отношения взаимного доверия при точном разграничении и уважении компетенции каждого. В основных же вопросах строительства флота они были едины. Оба выступали за постройку крупных кораблей: Редер – по традиции, а Гитлер – по политическим причинам: тяжелые корабли содействовали демонстрации мощи рейха.
   Перед своим отъездом из Мюнхена 12 марта, сразу же после государственного акта по случаю «Дня поминовения героев», Гитлер 10 марта принял германских атташе, аккредитованных в различных странах, а на следующий день – офицеров военных академий, т.е. будущих генштабистов. Шмундт получил от фюрера согласие на проведение таких встреч каждый год в этот самый день. Мы, адъютанты от вермахта, удивлялись тому, с какой откровенностью Гитлер при любой возможности говорил о своих политических планах. Вот и теперь он в своем выступлении упомянул «остаточную Чехию», Данциг, польский коридор и Мемель{146}. Это были те самые планы и намерения, о которых он прежде говорил только в узком кругу, да и то лишь намеками. Однако вопрос о том, какими способами он собирается решить эти проблемы, фюрер оставил открытым. Тем не менее из его высказываний было нетрудно догадаться: он рассчитывал и на использование вермахта.

Овладение «остатком Чехии»


   О том, в какой мере мы находимся накануне пробы сил в политической и, вероятно, военной области, Гитлер не сказал ничего. 10 марта из Братиславы{147} , столицы Словакии, поступило известие о том, что дружественный Германии парламент этой части Чехословакии во главе с д-ром Тисо{148} отпал от ее центрального правительства в Праге. Одновременно сообщалось, что в Братиславе и некоторых других городах Словакии пражским правительством введено военно-полевое право. Причиной послужили волнения в Закарпатской Украине – составной части страны. Гитлер отреагировал на эти вести весьма спокойно, поскольку он уже вскоре после Мюнхенской конференции предвидел возможные беспорядки в этом многонациональном государстве. Фюрер с удовлетворением следил за сообщениями из Лондона и Парижа, отчетливо дававшими понять, что запланированная еще со времени Мюнхена гарантия Чехословакии ввиду ясного осознания ее распада Англией и Францией не дана и по сей день. Активность Гитлера росла. В квартире фюрера снова распространилось уже привычное «кризисное настроение». Число посетителей увеличивалось с каждым часом. Гитлер опять оказался окруженным любопытствующими слушателями, которым он открыто рассказывал о самых последних событиях, сообщениях и переговорах. Не говорил фюрер только о своих указаниях и приказах вермахту. Их он давал Кейтелю или адъютантам.
   Меры, принимавшиеся пражским правительством по отношению Словакии, были Гитлеру весьма на руку. Он пригласил премьер-министра Словакии д-ра Тисо в Берлин. Лидеру словацких нацистов д-ру Туке, с которым фюрер имел беседу еще в феврале, уже была обещана германская помощь. Вечером 13 марта Тисо посетил Гитлера, а в первой половине 14-го парламент в Братиславе провозгласил независимость Словакии. Еще 12 марта фюрер дал указание немецкой печати заклеймить поведение чешского правительства в отношении национальных меньшинств, проживающих в этом государственном образовании, и «подогреть» настроение против Праги.
   В тот же день, 12-го, вермахт получил приказ на вступление в Чехословакию утром 15 марта. Жребий был брошен. 10-го я спросил фюрера, желает ли он проинформировать о таком ходе событий отсутствующего Геринга. Но Гитлер не пожелал беспокоить его: ведь тот только что отправился отдыхать за границу. Он добавил, что присутствие Геринга в Сан-Ремо сможет способствовать успокоению возбужденных умов в Италии и других странах. Лишь 13-го фюрер сообщил мне о своем согласии отозвать Геринга из отпуска; тот вернулся в Берлин 14 марта.
   Я очень живо вспоминаю прибытие в Берлин чешского президента д-ра Гахи{149} 14 марта. В полдень из Праги сообщили о его желании переговорить с Гитлером. Фюрер сразу дал согласие, но тут же сказал нам, военным: свой приказ на наступление утром 15-го он «в любом случае оставляет в силе». Теперь он больше не хотел выпускать из собственных рук благоприятную возможность. В этот день Гитлер вел себя очень спокойно. После обеда пришло известие из Праги, что Гаха прибудет в Берлин поздним вечером и готов сразу же начать разговор с ним.
   Во второй половине дня только что приехавший с вокзала Геринг имел до этой встречи, а также и после нее короткие беседы с фюрером.
   В нашей адъютаитуре вермахта дела развивались довольно бурно. Гитлер распорядился подготовить все для его поездки в Чехословакию. На сей раз ответственность за проведение этой акции несли мы, военные. На основе опыта с Австрией, а также поездок по Западному валу и в Судетскую область была образована «Ставка фюрера». Комендантом ее Шмундт предложил сделать Роммеля, и под его началом были созданы первые подразделения «штаб-квартиры фюрера» – два батальона сопровождения. 14 марта во второй половине дня в нашей адъютантуре состоялось оперативное совещание, и мы договорились, что Гитлер отправится поездом до Бемиш-Лейпы – населенного пункта в Судетской области, прилегающего к чешской границе, а оттуда еще тем же вечером выступят моторизованные подразделения. Фюрер с нашим предложением согласился, но заметил, что дальнейшие решения будут зависеть от хода событий, а потому он примет их только в Лейпе. Спецпоезд должен с 0 часов быть готов немедленно отправиться с Ангальтского вокзала.
   Тем временем жизнь в апартаментах фюрера шла обычным чередом. Вечером Гитлер даже посмотрел кинофильм. Никогда еще ни при одной военной акции мне не доводилось видеть его таким спокойным. К концу вечера появился Кейтель. Около 23 часов сообщили о прибытии Гахи. Риббентроп договорился с ним о начале переговоров в 0 часов 15 марта. В назначенное время мы сопроводили Гитлера в Новую Имперскую канцелярию. Он был уверен, что Гаха уступит. Ведь чехи были покинуты своими бывшими союзниками. Второго Мюнхена на сей раз быть не должно. Фюрер с настроем на успех приветствовал Геринга, Риббентропа и его статс-секретаря Вайцзеккера. Своего гостя он ожидал у въезда в Почетный двор. Бросалось в глаза, что участвовать в беседе был вызван большой круг лиц. Я увидел здесь Геринга, Кейтеля, Риббентропа, Майсснера, шефа печати д-ра Дитриха и Хевеля, который вел протокол встречи. Гаха захватил с собой чешского министра иностранных дел Хвалковского и начальника кабинета. Двери закрылись, для нас настало обычное время ожидания.
   По сравнению с конференциями в Годесберге и Мюнхене в эту ночь все проходило непринужденнее. Мы были свидетелями беспрестанного хождения: в кабинет Гитлера то входили, то выходили, и каждый раз удавалось узнать что-нибудь о ходе переговоров. Мы испытывали невольное сострадание к старому господину. Неожиданно появился со своим докторским саквояжем и скрылся в конференц-зале профессор Морелль. Через какое-то время он вернулся и сообщил: у Гахи – сердечный приступ, но после укола ему полегчало. Около 2 часов ночи конференция была прервана. Гаха вместе со своим министром и начальником кабинета удалился, чтобы переговорить с Прагой по телефону.
   Мы увидели Гитлера в том же уверенном настроении стоящим в своем кабинете в кругу немецких участников переговоров. Из его слов мы поняли, что он наглядно обрисовал Гахе безнадежную для Чехии ситуацию и сказал ему: приказ о наступлении уже отдан. От него, Гахи, самого зависит, будет ли открыт огонь или нет и в какой именно форме Чехия будет включена в рейх. Ни один из советников фюрера ничего не возразил на этот ультиматум, а также не порекомендовал ему какое-либо более гуманное решение, ведущее к той же цели.
   Примерно через час Гаха получил из Праги согласие своего правительства. Итак, в результате конференции больше сомневаться не приходилось. Я тут же велел отвезти себя на Ангальтский вокзал и занял полку в своем купе. С одной стороны, я очень устал от этого долгого и утомительного дня, а с другой – не хотел больше ни видеть, ни слышать, как закончился этот диктат.
   Когда я проснулся, поезд уже шел. День был почти весенний, но лежал плотный туман. Я прежде всего подумал: из-за плохой погоды люфтваффе сегодня действовать не сможет. Мне пришлось признать, что, несмотря на некрасивые сопутствующие обстоятельства, Гитлер в своей оценке политической обстановки снова оказался прав. За завтраком в вагоне-ресторане я узнал некоторые подробности. Вермахт перешел границу и продвигался по всем направлениям вперед, не встречая никакого сопротивления. Чешская армия получила приказ оставаться в казармах и передать там свое оружие вермахту. Горькая участь для неразбитой в бою армии!
   Из Лондона пришло подтверждение, что английское правительство не проявило к этим событиям никакого интереса, ибо предпринятые Германией шаги Мюнхенского соглашения не нарушили. Позднее, вечером, я услышал о протесте французов. Но это было пустой формальностью.