Акин Алишани, Стрельцова Дарья

Вид материала

Книга

Содержание Роды по-советски: альпинизм, портвейн и аппендицит Лучше в Африку, чем в советский роддом Как я умирала в роддоме

Подобный материал:

• Акин Алишани, Стрельцова Дарья, 11806.95kb.
• Типичные роды Дарья Стрельцова, 515.21kb.
• Людмила Стрельцова Мамам, папам и ребятам о Космосе и Человеке, 1189.45kb.
• Халтурина Дарья Андреевна,, 288.78kb.
• Стрельцова Анастасия Станиславовна, Русин Олег Олегович, Мирошниченко Юлия Валерьевна, 88.38kb.
• Менеджеры направления: Лилия Гапанович: lilia@roza-v ru Марианна Стрельцова, 116.28kb.
• Менеджеры направления: Лилия Гапанович: lilia@roza-v ru Марианна Стрельцова, 112.88kb.
• Точилова Дарья, 426.77kb.
• «Методические указания к выполнению контрольных работ для студентов заочников спо», 8.77kb.
• Список литературы для комплектования детской библиотеки 2008, 102.91kb.

Роды по-советски: альпинизм, портвейн и аппендицит

(Рассказ папы Бориса Е., г. Санкт-Петербург)


У меня три дочери: Надежда, Светлана и Ксения семьдесят шестого, семьдесят восьмого и восемьдесят четвёртого годов рождения, соответственно.

Надя родилась, когда я ещё учился на третьем курсе Военной академии Можайского в Ленинграде. Свой курсантский отпуск в августе семьдесят пятого я проводил вместе с Таней, тогда ещё моей невестой, у моих родственников в Пскове и Псковской области. Удивительное дело! Куда бы мы с Таней ни отправлялись: в поле, в лес, на речку — нас везде сопровождали аисты...

В октябре мы сыграли свадьбу.

Где-то в конце февраля — начале марта Таню положили на сохранение в роддом на Свердловской набережной. Порядки драконовские. Ничего нельзя: мне войти — нельзя, ей выйти — нельзя, поговорить по-человечески — нельзя, цветы передать — и то нельзя! У них на третьем этаже открывалось только одно окно, узенькая створка в ванной. Вот через него и перекрикивались, записки по ниточке передавали. Для этого им, беременным, приходилось животом на какой-то тумбочке лежать. Сохранение по-русски. Долго не поговоришь.

Таня плачет: «Больничная еда надоела. Курочку хочу!» А курочку передать — нельзя!

Восьмое марта приближается, а любимая взаперти и ничего нельзя. Ну уж нет — как бы не так!

Купил я букет тюльпанов, собаку плюшевую в подарок, а Таниной бабушке сказал, чтобы курочку сварила. Ксения Дмитриевна спрашивает: ; — Как передавать-то будешь? Ведь нельзя.

— Моё дело! — отвечаю, а сам думаю: «Достали со своим нельзя!».

Седьмого числа договорился с Мишкой, своим однокурсником, взяли мы его альпинистское снаряжение и пошли в самоволочку — Таню с праздником поздравлять.

На третий этаж по стене взошел нормально, постучал в окно палаты. Дальше — сложнее. Окно-то только в ванной открывается, а это метров пять влево по карнизу. Прошёл. Таня уже там: «Ты что, хочешь, чтобы мы здесь все родили раньше времени?» А сама довольна. Ругается она обычно другим голосом. Рюкзак снял, отдал ей в окошко, дождался, когда пустой вернёт, и в обратный путь.

На следующее утро, Таня рассказывала, входит дежурный врач, а на тумбочке букет тюльпанов, собака плюшевая, на столе тарелка куриных косточек. Врач удивилась: «Ничего ведь не разрешаем! И как только проносят?»

Знала бы она как.

После того, как Таня выписалась, меня стали каждый день в увольнение с шести вечера до утра отпускать. В магазины ходил, бельё стирал, квартиру мыл. Жене ведь с животом нельзя, бабушка старенькая, а тёща — инвалид.

Тринадцатого мая мне тоже увольнительная была выписана, но она так и осталась в канцелярии...

Дело в том, что в тот день ребята из моего учебного отделения (взвода) должны были чистить овощи на кухне. Картошку обычно пропускали через машину, а потом выковыривали глазки. Машина, как назло, сломалась. А чистить-то надо полторы ванны! Вот мы и просидели всем отделением до трех ночи. Утром спали до завтрака, потом сразу на лекции. Только после обеда смог домой позвонить. Таксофон трещит, скрипит, тёщин голос едва пробивается:

— Поздравляю с дочкой!

«Вот те на,— думаю,— прозевал парня! Стоило на одну ночь без присмотра оставить и сразу — девочка».

Приехал к роддому, что возле окружного госпиталя, прямо в х/б и сапогах, правда, с увольнительной. Узнал в справочном рост и вес, номер палаты. Отыскал окно, кричу — никто не подходит. Тане врачи вставать не разрешали.

Тут ко мне подходят два мужичка, один спрашивает: . .

— Ну, что, курсант, кто у тебя? - ...

— Девочка,— говорю.

— А у меня уже второй парень! Что ж ты? Надо было фуражку подложить!

Протягивает мне бутылку портвейна и конфетку:

— Будешь?

— Давай.

Отпил на треть. Мужик говорит:

— Можешь всю — пей всю!

— А вам? .

— Мы уже.

Тут второй говорит:

— Не стесняйся, пей, у нас ещё есть.

Мужики пиджаки распахивают, а у них там ещё четыре бутылки! Дома я пожалел об этом, увидев на столе дорогой коньяк. Вечером, провожая до трамвая Таниных родственников, я шёл уже не пьяный, а просто никакой.

Дочку жене в роддоме долго не давали. Молоко пришло очень бурно — разбарабанило грудь. Что делать, Таня не знала. Нам ведь было тогда только по двадцать лет. Обратилась к врачам, а они вместо того, чтобы дать ей ребёнка или хотя бы научить правильно сцеживаться, сделали какой-то укол. После этого укола возникли трудности с кормлением, причем на всю жизнь. Вторую и третью дочерей тоже не удалось вскормить нормально.

Настал день выписки. Мне нужно забирать жену из роддома, а увольнительную получить не могу. Майор Дурицкий на пару с капитаном Подчуфаровым никак не могут отпустить меня в увольнение. И против увольнения не возражают, и увольнительную не выдают. Промурыжили часов до четырёх. Без всякого смысла взвинтили нервы всем. Жена в роддоме извелась, родственники дома нервничают и я, естественно, тоже. Система! Не хочу обратно в коммунизм.

Когда наконец-то Таню домой привёз, молоко у неё совсем пропало, а Наденька плачет — хочет есть. Побежал в магазин за смесью, принёс не ту, побежал снова.

Друзья — мужчины! Берегите своих жен! Сейчас есть все возможности миновать роддом, подготовиться и помогать своим любимым в родах, поддерживать их. Это нам Система мало оставляла выбора кроме дрянного портвейна.

Вскоре после моей Надюшки родилась дочка у моего однокурсника Юры. У его жены, к счастью, был избыток молока. Юра по утрам приносил рожок с молоком прямо в Можайку. Договорившись с буфетчицами, я ставил его в холодильник, а после занятий относил домой. Так что у моей Нади есть молочная сестрёнка.

Есть и молочный брат. В августе, когда мы снова гостили в Пскове, соседка I договорилась со своей кормящей дочерью, и я по утрам бегал в военный городок за молоком. Мы все до сих пор благодарны этим женщинам.

В феврале семьдесят восьмого у нас родилась Света. Роды начались девятнадцатого поздно вечером. В роддом на «скорой» мы приехали уже в первом часу ночи. Я хотел хотя бы в приёмном покое дождаться рождения ребёнка, но вышедший ко мне молодой акушер стал меня активно выпроваживать: «Езжайте, езжайте домой. Она родит не раньше восьми утра. Утром приедете — как раз успеете». В шесть утра я позвонил в роддом. Мне ответили: «У вас дочка. Родилась в два часа ночи». Вот и верь этим «специалистам»!

Света получила материнского молока ещё меньше, чем Надя. Это по ней заметно до сих пор.

Во время рождения Ксюши мне пришлось находиться вообще в другом городе на похоронах родственника. Хороший урок! Одновременно происходят два совершенно естественных для этого мира события: рождение человека в мир и уход из мира. Почему же второе так нас пугает, хотя является всего лишь противоположностью и следствием первого?

У Тани в роддоме через два дня после родов начались сильнейшие боли в животе. Её осмотрел «специалист»-хирург, сделал заключение: «Просто у Вас матка сокращается. Терпите». Она и терпела. Перетерпела. Вскоре даже забыла об этом. А без малого через месяц — сильнейший приступ ночью. Гнойный перфорационный аппендицит. Осталась жива только потому, что оперировали в Институте имени Мечникова, а не в больнице Красина. Врачи утверждали, что при первом приступе аппендицит не мог так быстро развиться до перфорационного. Был, как минимум, ещё один приступ, так, примерно, на месяц раньше...


Лучше в Африку, чем в советский роддом

(Роды Светланы Ш. в Эфиопии)


В своё время, ещё не замужем, я готовилась к материнству и слушала рассказы своих замужних подруг о том, как у них прошли роды. И я была сильно напугана перспективой рожать в советском роддоме, где санитарки могут матом кричать на рожениц, где детишки содержатся отдельно от мам, а мамы должны всё время лежать, носить уродливые халаты и тапки. Где мне могут вколоть стимуляцию родов и прочими способами вмешаться в живой процесс.

У меня был и естественный страх боли во время схваток и родов, и ещё я наслушалась, как зашивают разрывы или разрезы без анестезии, но тем не менее не это меня останавливало более всего, это объяснимо (нет лекарств), а именно отсутствие душевной поддержки, отношение к женщине как к мешающему существу. Я не была согласна на такие роды, я решила совсем другое дать своим детям и себе. Рождение — это таинство, это сказка, мне хотелось, чтобы это было красиво.

И я сбежала от отечественных роддомов в Африку, на высоту 3 тысячи метров, и мои ребятки родились там.

Ну, это я шучу, так сложилось, что мы с мужем поехали в Эфиопию, в Аддис-Абебу.

С первой дочкой, вернее, ожиданием её, я была непросвещённой в вопросах беременности и процесса родов и хотела понять, что со мной происходит и будет происходить. Я упросила своего врача — тут мне необыкновенно повезло; меня наблюдал тот же врач, который будет потом принимать роды, и у нас было время подружиться, чувствовать себя легко и защищённо в обществе друг друга — я упросила его принести мне книгу по акушерству и гинекологии. Она была на английском, и я проштудировала всё о своей теме. Потом, когда доктор (сам он харьковчанин) стал спрашивать меня, правильно ли я поняла и усвоила ли главное, я сыпала английскими названиями: русских я не знала.

Сами роды во многом были по-советски, и не мудрено: все врачи-эфиопы учились у нас в вузах, то же родильное кресло, то же взвешивание малыша и рутинные уколы ему, но была и огромная разница. Во-первых, бережное и доброжелательное отношение ко мне, я была очень беззащитной и ранимой и так в поддержке нуждалась, была так неуверена в себе и затронута происходящим. По сути, я была целиком погруженна в ощущения своего тела, в происходящее внутри, и надо было, чтобы другие заботились в это время обо мне самой.

Предполагаю, так происходит с каждой женщиной, и особенно остро в первых родах. И значимы все мельчайшие детали окружения — цвет стен, запах, есть цветы или зелень, чтобы остановить на них взгляд.

В момент родов боль уходит, ты знаешь, с подсказки доктора, что надо делать, и это просто сложная работа.

Я ожидала, что в тот момент, когда ребёнок родится, я переживу незабываемую радость, восторг, ещё что-то возвышенное и сильное. Но то, что возникло, я тогда назвала себе «пресное чувство». Сейчас я могу подобрать точные слова — чувство утраты, обобранности. Отчего это? Может, это была моя утрата: то, что было всеохватно моим, теперь мне не принадлежит, начинает свою, отдельную человеческую жизнь. А может, это я почувствовала тоску и утрату безвозвратно приземлившегося с небес существа.

Другая замечательная сторона эфиопского роддома — через два часа ты свободна. Это время я провела со своей дочкой в палате больницы, где рядом лежала женщина после операции и всё на меня удивлялась. Я попробовала покормить дочурку, но она так устала, что ей было ни до чего, она просто тихо лежала в бутерброде из пелёнки, слава Богу, не скрученная в батон, как принято на Руси. А я смогла принять душ и накраситься, так что выглядела цивильно, не больнично, и это тоже радовало. Так быстро быть дома — окрыляет. Чувствуешь себя здоровой и сильной, хоть и устала, и рядом семья — мы все вместе, теперь втроём. Женщины из советской общины принесли мне праздничный обед и много компота: знали наперёд, что захочу много пить. Потом и я так поступала с другими роженицами.

Но вот с кормлением начались проблемы. Надо было мне меньше слушать советы. Я стала сцеживаться, как учат всех советских мам, и молока прибывало так много, что у меня и температура поднималась, и боль в груди была ужасная. И у меня всё время свербил вопрос — что ж мне никто не сказал? Я не была заранее морально готова. Но я ни на минуту не сомневалась, что буду продолжать кормить своим молоком, и сохранить молоко мне удалось — с помощью других женщин, терпения и твёрдого намерения.

Чуть позже я стала посещать «Todler group», английскую группу для мам с малышами, где малыши могут играть рядом, а мамы — обсуждать свои вопросы, пообщаться, получить вдохновения на неделю жизни. И в группе я искала как можно более полную информацию о кормлении грудью — и из рассказов, и из английской литературы. Выписала журнал «Родители» («Parents»), а это был 1990 год. И постепенно сформировала картину, как можно наиболее легко и приятно и для мамы, и для малыша войти в кормление и кормить так долго, как захочешь. И со второй дочкой эти знания, кровью и болью добытые, я применила — и кормила её до года и семи месяцев (по нашим меркам это очень долго).

Вторая дочка родилась в том же роддоме, только врач был уже эфиоп, да в момент родов к тому же вышел, и помогала мне женщина-акушерка. Я уже чувствовала себя уверенней, имея в запасе опыт первых родов, и когда подошёл момент, ждать не стала, заставила медсестёр и акушерок поспешить — и дочурка родилась быстро и для неё более-менее легко. У меня ярко запечатлелся момент, когда малыша положили мне на живот — маленькую, мокрую. Акушерка сказала мне по-амхарски: «Гобез». И я хоть и не знаю амхарского, чудом вспомнила это слово — «молодец» — и была очень польщена. Я действительно чувствовала себя молодцом.

И там я увидела интересную вещь: негритята рождаются белыми! Они темнеют — засвечиваются — в первый час своей жизни. И такие впечатления от положенных двух часов пребывания в роддоме. За это время малышка немного пососала — она не так устала в родах, как старшая сестра. А дома нас ждала любимая семья и новая жизнь.

Хочу поделиться тем, чему я научилась и что важно для меня. Беременность — это здоровое состояние, и к себе стоит относится как к здоровой и от других ожидать тоже такого же отношения. Я имею в виду не способность выполнять столько же работы, как раньше, а быть такой же умной, подвижной, открытой для впечатлений, способной продолжать отвечать за свою жизнь.

Роды деликатный, таинственный момент, это мистерия матери. Я жалею мужчин, что они лишены такого опыта в своей жизни. Может быть, папы, которые участвуют в родах, могут глубоко пережить сам сакральный акт. Быть рядом — хорошо для мужчин ради них самих, а не только для женщин.

Я этого была лишена — и больница не позволяла, и муж был морально не готов. Получилась нелепая ситуация: я мучаюсь здесь, он мучается там. К третьим родам мы будем более подготовлены, надеюсь, проведём их с большим умом.

И ещё одна из идей, которые не удалось осуществить, потому что акушерка испугалась,— рожать не лёжа, а сидя на корточках. Так делают африканки. Мама может схватиться за какой-то упор вверху, скажем, ветку дерева, и сила тяжести помогает ребёнку и матери.

Несколько мифов о кормлении, которые пришлось преодолевать мне, и которые хочу развенчать. Пусть они больше не бытуют в сознании женщин.

М и ф 1: надо сцеживаться.

Правда — сцеживаться не надо, разве что изредка, в крайней ситуации и когда кормление уже установлено. Мама—дитя — живая система, которая сама установит баланс потребности в молоке и его прибытке. Уровень молока можно регулировать питанием.

Миф 2: кормить надо строго по часам.

Правда — порядок кормления постепенно установит сам ребёнок, и мама может направить его мягко в удобный также и для себя режим.

Миф 3: чем раньше начать прикармливать, тем здоровее ребёнок.

Правда — не спешите с прикормом, малыш может насладиться один раз в жизни единственной, только для него предназначенной, самой подходящей пищей. Моя вторая дочурка с такой страстью сосала грудь, что у неё были мозоли на губах.

Миф 4: чем раньше оставлять ребёнка одного, тем более он привыкнет к самостоятельности в жизни.— Полный нонсенс.

Правда —в превращении: чем ближе дитя к матери, чем больше на руках, на спине, на груди, на бедре в первые годы жизни, тем более защищенным он себя чувствует и тем более отважным и самостоятельным становится в один прекрасный момент.

Счастливого вам родительства!


Как я умирала в роддоме

(Роды Карины, г. Москва)


Я училась на последнем курсе (шестом) Московской медицинской академии имени И.М.Сеченова и проходила специализацию по отоларингологии. У меня было две палаты больных, и я ассистировала на операциях: рано вставала, поздно возвращалась из института, а токсикоз беременной начался очень скоро. Я похудела до 42 кг и к трём месяцам беременности появилась угроза выкидыша из-за повышенного тонуса матки. Ребёнок в животе был очень активен, видимо, поэтому и тонус матки был повышен. В 14 недель зафиксировали движение плода, и он решил, видимо, не уставать двигаться и дальше. Попробовала лечиться иглорефлексотерапией (ИГРТ), появилась резкая боль в животе. У меня дома был репринтное издание по ИГР-терапии, где написано, что одна из точек, которая мне была поставлена, категорически не показана при беременности. Я достала учебники, которые, я думала, я нескоро ещё возьму в руки, по гистологии (наука о тканях), физиологии, акушерству, реаниматологии акушерства, патологии беременности, клинической фармакологии и стала своим доктором. Я сопоставляло развитие плода на клеточном уровне с клинической фармакологией, назначала и отменяла гормон жёлтого тела в зависимости от срока беременности. Так мы дожили до пятого месяца беременности. И вот новая беда — отслойка плаценты Все женщины обязаны наблюдаться в женской консультации, где постоянно ; ведётся наблюдение за ними, сдача анализов. Из женской консультации я вышла : в слезах, расстроенная и потерянная: неужели это конец? Врач сказала, что я должна меня обследовать на гинекологическом кресле. Я умоляла не делать этого, объясняла, что я врач и знаю, что это приведёт к ещё большей отслойке плаценты. Но мне некуда было деваться, я зависела от неё. Только врач женской консультации может дать направление на госпитализацию. Она подтвердила МОЙ(!) (диагноз и сказала, чтобы я поехала в больницу САМА(!), не стала даже вызывать машину «скорой помощи», со словами: «Не ляжешь сейчас, сегодня же потеряешь ребёнка!» Откуда эта душевная жестокость?

Я собрала вещи и на машине поехала в акушерское отделение «скоропомощной» больницы, где в настоящее время я и работаю (только в ЛОР отделении). Две недели я пробыла в больнице и вечером сама из неё сбежала. Ведь всё моё лечение — это покой — снижение тонуса матки. В больнице ещё и училась, ведь у меня выпускной экзамен. Ещё и мои книги по патологии беременности, которые постоянно обновлял муж из библиотеки. После больницы стала консультироваться у других врачей и все разводили руками, говорили, что ещё очень далеко до родов и Вы сами должны понимать, что Вас ждут преждевременные роды, и Вы должны искать роддом для недоношенных детей. Да и много женщин, готовых пойти на всё ради ребёнка! И это во всём мире. Ну разве можно с этим смириться? И я опять отказалась от помощи врачей. На машине ездила сдавать экзамены, получила диплом и легла в постель. Устроила домашний постельный режим. Три месяца, всё лето лежала. Три месяца мама беззаветно мне помогала, кормила, мыла посуду, стирала. Я лежала до 37 недель. Именно после 37 недель полностью заканчивается клеточное формирование организма. На 37 неделе вырабатывается сурфактант для раскрывания альвеол лёгких. И я встала, мне хотелось воздуха, увидеть природу, которую видела только из окна, и я уехала на дачу, за город.

38 неделя беременности. Сделала УЗИ (ультразвуковое исследование развития плода). Диагноз: плод созрел полностью. К 38 неделям созревание плода соответствует 39—40 неделям, плацента перезрела, много оссефикатов (кальция), уже плохо справляется со своей функцией транспорта кислорода к плоду. Значит, вылежала, откормила! Врач УЗИ-диагностики сказал: «Дети — как яблоки. На одном дереве яблоко созревает и краснеет к концу лета, а на другом наливается очень быстро, ловит каждый тёплый луч солнца. Ваш ребёнок уже готов выйти на свет».

У меня начался отёк ног, потом появились общие отёки, стала отекать вся. Поехала в роддом на 38-й неделе беременности. Сердцебиение плода учащённое, всё говорит, что нужно рожать. Прокол оболочки плодного пузыря, внутривенное введение стимуляторов родов. Роды длились 5 часов. Древние монахи при правильном ведении родов советовали женщине быть в сидячем положении, и я постоянно сидела, несмотря на непонимание мед. персонала, или ходила и постоянно разговаривала с ребёнком. Я его готовила к родам, рассказывала всё, что он должен будет пройти во время родов. Мы поддерживали друг друга.

Из-за постоянных лекарств во время беременности, снижающих тонус матки, я боялась, что родовая деятельность будет слабой и может привести к применению щипцов. Я решила максимально сделать сама всё, что от меня зависит, и, когда я убедилась, что головка ребёнка уже стала показываться и здесь уже нужны ручные приёмы врача-акушера для правильного выхода ребёнка, прохождения по родовым путям, позвала врачей. Бригада врачей была занята, в соседних палатах тоже было принятие родов. Они решили, что я зову-кричу, что рожаю, как все женщины, которые просят обезболивающее. Может быть, мой спокойный голос или то, что я всю ночь молчала и их не беспокоила, насторожило медсестру. Прибежав, она увидела роды, переместила меня на кресло. Оно было рядом. Родильная палата полностью оборудована для родов, и за несколько потуг родился мой ребёнок. Мы победили! Но родовая деятельность прекратилась, настала атония матки. Из последних сил, на одной-единственной потуге удалось родить плаценту, и всё — полная атония. А ведь я врач, я понимаю, что это такое! Это — маточное кровотечение. В норме матка должна сократиться после родов, поэтому женщины теряют очень мало крови.

На четвёртом курсе института я досрочно сдавала экзамен по акушерству. Мой ответ уже заканчивался и я была уверена в своей подготовке. Но профессор решил задать дополнительный вопрос.

— «Что Вы будете делать, если начинается маточное кровотечение?»

Я отвечаю: «Введение внутривенных препаратов, сокращающих матку.»

— «А если это не помогло?»

И вот мне хотели сделать внутривенное введение, но полная атония, в том числе и атония сосудов вен, невозможность попасть в вену. Я знаю все свои вены, на третьем курсе изучали внутривенное введение. И прошу реаниматолога не сдаваться. Две руки до вен запястья, а в вену попасть так и не удалось.

— «А если это не помогло?»

— «Клеммирование сосудов матки». В этом роддоме это не делают, и слава Богу. Мне этот метод несимпатичен.

— «А если и это не помогло?»

— «Операция — ручная стимуляция матки. Это введение руки акушера и массаж матки на кулаке».

— «А если и это не помогло?»

— «Тогда экстирпация матки — удаление матки».

Так на чём мы остановились? Я дошла до ручной стимуляции матки. Пусть это будет финал! Дальше внутривенный наркоз: цветной сон, чувство полёта, многоцветие, невероятная лёгкость. И чей-то голос в конце: «Ты остаёшься?».

«Где? Кто я? Я понимаю, что не знаю, кто я. Не могу вспомнить, какое у мен. тело, мужчина или женщина. Кто я?»

«Я девушка. Я вспомнила: мне 18 лет (хотя рожала в 23 года). Я хочу поступить в мединститут, хочу стать врачом. Я очень хочу быть врачом. Мне нужно жить!»

Почему это вернуло меня из сна? Видимо, это было яркое эмоциональное впечатление, оставшееся в глубине мозга. Я открыла глаза. Поставлена капельница в вену шеи. Капельница практически кончилась. На часах— 10 часов утра. Уже другой день.

Палаты с прозрачными стёклами. В палатах слева я вижу, как принимают роды врачи. Две бригады заняты, уже другая смена. Зову медсестру. В вену не должен попадать воздух, это угроза воздушной эмболии. Надо менять капельницу. А медсестры заняты — они на родах. Врач в соседней палате справа осматривает больную. А у меня жидкость в капельнице идёт уже по трубке капельницы. Жидкость уже на уровне моей руки. К врачу обратились по имени. Я тоже к нему обращаюсь по имени и прошу подойти в соседнюю палату. Он вышел в коридор, думает, его зовёт медсестра. Никого. Услышал меня, подошёл. Зовёт медсестру—поменять капельницу. Медсестра успела поменять капельницу на заменитель крови и уходит.

Почему мне снился такой странный сон? Вечером я беру свою историю болезни. Это большая карта. Читаю: внутривенный наркоз — каллипсолом. Это сильнейший галлюциноген. Это галлюцинация.

Всё позади. Мы выстояли.