П. Я. Чаадаев и его взгляды на судьбы россии

Вид материала

Автореферат

Содержание Официальные оппоненты Секиринский Сергей Сергеевич Общая характеристика работы Основное содержание работы Первый параграф «Домашнее воспитание, университет и служба: пора либеральных надежд». Второй параграф «Отставка, заграничное путешествие и работа над «Философическими письмами»: обращение к христианству». Третий параграф «Светская проповедь «басманного философа» во второй половине 1830-х – 1850-х гг.» Первый параграф «Истоки историософии П.Я.Чаадаева». Второй параграф «Философические письма» Третий параграф «Критика современников». Первый параграф «Старое и новое во взглядах мыслителя на судьбы России в 1830-е гг.» Второй параграф «Осознание национальных корней: взгляды Чаадаева на судьбы России и Православия в 1840-х гг.» Третий параграф «Последние разочарования: оценка П.Я.Чаадаевым событий Крымской войны». Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК

Подобный материал:

• Муниципальное учреждение Централизованная библиотечная система Новосибирского района, 175.33kb.
• Материалы предоставлены интернет проектом www diplomrus, 168.89kb.
• Анализ стихотворения «к чаадеву», 75.45kb.
• Сочинение скачано с сайта, 193.61kb.
• Невозможно решить проблему на том же уровне, на котором она возникла. Нужно стать выше, 178.92kb.
• Оценивая политические взгляды исторических личностей, нельзя не учитывать опыт давних, 249.17kb.
• Литература в целом это один из способов познать мир, человечество, самого себя. Литература, 16.35kb.
• «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты, 21.1kb.
• Педагогическое наследие св. Феофана Затворника , 217.91kb.
• Тема Политико-правовые взгляды Аристотеля Тема Политико-правовые взгляды Полибия рекомендуемая, 370.61kb.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ


На правах рукописи


Добровольский Владимир Юрьевич


П.Я.ЧААДАЕВ И ЕГО ВЗГЛЯДЫ НА СУДЬБЫ РОССИИ


Специальность 07.00.02 – Отечественная история


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук


Москва – 2007


Работа выполнена в центре истории России XIX в. Института российской истории Российской Академии наук.


Научный руководитель: доктор исторических наук

Боханов Александр Николаевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

профессор

Голиков Андрей Георгиевич,

Московский государственный

университет имени М.В.Ломоносова

доктор исторических наук

Секиринский Сергей Сергеевич,

Редакция журнала «Отечественная история»

Ведущая организация: Российский университет

дружбы народов им. П.Лумумбы


Защита состоится «___» ___________ 200__ г. в 11.00 часов на заседании Диссертационного совета Д 002.018.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте российской истории РАН по адресу: 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, д. 19, ауд. 2.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института российской истории РАН.

Автореферат разослан «___» ___________ 200__ г.


Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат исторических наук Е.И.Малето

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность темы. Творческое наследие Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856) является неотъемлемой главой в истории русского национального самосознания. Он первым из русских светских интеллектуалов столь остро поставил вопрос о смысле исторического существования России в связи с судьбами всего рода человеческого. При жизни Чаадаеву удалось опубликовать лишь небольшой трактат в виде первого Философического письма, однако в нем настолько ярко и с такой силой мысли были высказаны идеи об отсутствии у России собственного прошлого и настоящего, что споры об этой статье не затихают до сих пор.

Эта публикация вызвала общественный шок и ускорила обособление главных течений русской общественной мысли. Мировоззренческий спор о судьбе России и ее месте в мире, возникший вокруг первого Философического письма, не прекратился до настоящего времени. Эта дискуссия то затихала, то возобновлялась, а ее актуализация всегда приходилась на переломные исторические эпохи, когда резко возрастал интерес к исторической идентификации России и одновременно – к творческому наследию П.Я.Чаадаева. Так было в 50-60-е годы XIX века, в начале XX века, потом в годы «оттепели», а затем – и на исходе XX века. Чаадаев и сейчас привлекает пристальное внимание именно потому, что текущая эпоха существования России требует современных ответов на извечные вопросы русского бытия.

В подавляющем большинстве случаев взгляд исследователей на Чаадаева изначально был жестко детерминирован той или иной идеологической доктриной, что заведомо сужало масштаб личности, умаляло глубину и высоту его творческой мысли. Его историософские размышления о смысле существования России, о ее судьбе, об историческом соотношении России и Запада и сейчас вызывают споры в России и за ее пределами. Эта проблема требует современного осмысления и избавления от устоявшихся трактовок.

Объектом исследования является творческое наследие П.Я.Чаадаева: его публицистические статьи и заметки и переписка с разными лицами.

Предметом исследования выступают взгляды П.Я.Чаадаева на судьбы России, человечества и христианства в их совокупности, в их развитии и трансформации, изученные в тесной связи с историей духовно-интеллектуального становления мыслителя.

Хронологические рамки обусловлены объектом и предметом исследования и охватывают годы жизни П.Я.Чаадаева (1794–1856).

Цель исследования – преодолеть устоявшиеся стереотипы восприятия П.Я.Чаадаева, переосмыслить его творческое наследие и определить мировоззренческие ориентиры, представить «живого» Чаадаева-мыслителя. При этом пристальное внимание уделено базовому сюжету, восприятие которого больше всего пострадало от идеологизированных интерпретаций: эту проблему можно кратко обозначить как Бог и человек. Многие и до Чаадаева воспринимали историю как творение Промысла, но он первым среди светских мыслителей попытался связать отдельные религиозные медитации между собой и сформулировать цельный взгляд на онтологию истории.

Задачи исследования: 1) изучить историю духовно-интеллектуального становления П.Я.Чаадаева, обозначить основные вехи его биографии, особенности образования и интеллектуальную среду, в которой он вращался с университетской скамьи до последних лет жизни; 2) на основании подробного изучения творческого наследия выявить особенности его мировоззренческой и общественно-политической позиции и определить изменения этой позиции в разные периоды его жизни; 3) восстановить интеллектуальный контекст эпохи, определить истоки историософских представлений Чаадаева и объяснить изменения, которые претерпевали его взгляды на судьбы России, а также обозначить его место в истории общественной мысли того времени.

Таким образом, исследовательские задачи охватывают три направления: воссоздание основных вех биографии П.Я.Чаадаева, изучение общественной атмосферы, в которой проходило его духовно-интеллектуальное становление, и анализ его творческого наследия.

Методологической основой исследования являются принципы объективности, научности и историзма. В основу работы с источниками положен метод сравнительного анализа и синтеза данных различных видов источников. При изучении мировоззренческих трансформаций П.Я.Чаадаева использовался сравнительно-исторический метод исследования: его взгляды рассмотрены в интеллектуальном контексте эпохи, особенности которого непременно отражались на мировосприятии мыслителя.

Научная новизна работы состоит в том, что работа представляет собой первое специальное исследование взглядов П.Я.Чаадаева на судьбы России, в котором его идеи изучаются в их совокупности, развитии и трансформации на основании всех его известных публицистических трудов и в тесной связи с его духовно-интеллектуальным становлением. Чаадаев изучается не как представитель определенной общественно-политической доктрины, а как «живой» человек с самостоятельными убеждениями, целиком посвятивший себя осмыслению явленного мира, неоднократно и искренне меняя свою точку зрения на историческое предназначение России и Православия. Такой подход позволяет понять органичность для внутреннего мира мыслителя всех противоречий в его мировоззрении, которые неоднократно отмечались исследователями, и более объективно осмыслить его идейное наследие, бóльшая часть которого уже введена в научный оборот.

Практическая значимость исследования заключается в том, что предоставленный материал и выводы диссертации могут использоваться в работах по истории русской общественной мысли в первой половине XIX в., в частности, при обращении к истории становления русского национального самосознания, русской религиозной мысли, при изучении общественных настроений при Николае I, а также при исследовании культурного взаимодействия России и Европы.

Апробация работы. Результаты исследования докладывались и обсуждались в 2004 – 2007 гг. на заседаниях Центра истории России в XIX в. РАН.

Источниковая база настоящей работы определена целями и задачами диссертационного исследования. Взгляды мыслителя реконструированы в работе на основании его творческого наследия, большая часть которого опубликована¹.

Основу произведений Чаадаева составил цикл Философических писем, а также переписка с разными лицами². Важнейшим источником для реконструкции мировоззрения Чаадаева являются также его произведения публицистического характера, в которых представлена реакция мыслителя на важные события и явления общественно-политической жизни России и Европы. Еще один ценный источник, известный как «Отрывки и разные мысли» П.Я.Чаадаева, представляет собой сборник небольших по объему отрывков преимущественно на религиозные, философские и исторические темы.

Для изучения биографии и мировоззрения мыслителя, а также интеллектуальной атмосферы эпохи использовались архивные материалы: документы ГАРФ из фондов III Отделения С.Е.И.В. Канцелярии (Ф. 109), Рукописного отделения библиотеки Зимнего дворца (Ф. 728), фонда императора Александра I (Ф. 679) и фонда Олсуфьевых (Ф. 1019); документы РГВИА из Коллекции формулярных списков (Ф. 489) и фонда Канцелярии дежурного генерала Главного штаба Е.И.В. (Ф. 36); документы РГАЛИ из фондов П.Я.Чаадаева (Ф. 546), М.О.Гершензона (Ф. 113) и издательства «Academia»; документы из архивов М.И.Жихарева (Ф. 103), А.И.Герцена и Н.П.Огарева (Ф. 69) в НИОР РГБ; документы ЦИАМ из фонда церквей Сретенского сорока г. Москвы (Ф. 2126).

Значительный интерес для изучения обстоятельств биографии Чаадаева, черт его мировоззрения и настроений современного ему образованного общества представляют также опубликованные материалы официальных инстанций³

и воспоминания и переписка современников П.Я.Чаадаева⁴.

Степень изученности темы: отечественные и зарубежные исследователи истории русской общественной мысли XIX в. непременно интересовались творческим наследием П.Я.Чаадаева. Еще современники давали противоположные оценки его взглядам, заостряя внимание на каком-либо одном аспекте, выражая недовольство или восхищение. Эту традицию продолжили исследователи, зачастую обращаясь к его наследию скорее с полемическим, нежели с научным интересом.

Одной из первых идеологических оценок Чаадаева, появившихся в печати, стал отзыв А.И.Герцена, вписавшего мыслителя в историю русского освободительного движения. Он писал, что первое Философическое письмо «прозвучало подобно призывной трубе; сигнал был дан, и со всех сторон послышались новые голоса; на арену вышли молодые бойцы, свидетельствуя о безмолвной работе, производившейся в течение этих десяти лет»⁵.

Эта точка зрения, основанная на общественном эффекте, вызванном публикацией первого Философического письма, определила направление изысканий авторов, связанных с освободительным движением, и задала тон советскому чаадаевоведению. Однако общественная значимость выступления П.Я.Чаадаева по-разному оценивалась сторонниками этого подхода. Так, Н.Г.Чернышевский указывал, что письмо не превосходило по общественному значению аналогичные статьи Надеждина и Белинского⁶. Более высокого ранга в рядах освободительного движения удостоил Чаадаева Г.В.Плеханов. По его словам, тот был западником и прогрессистом, принадлежал к «идейному» освободительному движению, хотя и был мистиком⁷.

Исследователи более умеренных взглядов оценивали П.Я.Чаадаева в ином ракурсе. Философ, литературный критик, «почвенник» Н.Н.Страхов считал Чаадаева «первым последовательным западником»⁸. Чаадаев, по словам Страхова, полностью отрицал русскую жизнь и видел единственное спасение в том, чтобы «перевоспитать себя, принять все от Европы, до глубочайших основ духовной жизни». Эта точка зрения, общая для многих публицистов того времени, стала одной из отправных в чаадаевоведении.

Дореволюционные авторы воспринимали «западничество» Чаадаева в его духовной ориентации – в обращении мыслителя к католицизму и европейскому просвещению. О западных источниках взглядов Чаадаева писал и П.Н.Милюков. Заключительные страницы его работы «Главные течения русской исторической мысли» стали первым научным обзором философии Чаадаева, тогда как предыдущие исследования носили скорее публицистический характер⁹. «Основную концепцию Чаадаева» Милюков считал «традиционно-христианской». По мнению Милюкова, Чаадаев изначально заимствовал идеи у католического Запада эпохи Реставрации, в особенности у Ж. де Местра и Л. де Бональда, а позже – у Ф.В.И.Шеллинга.

Других исследователей такая трактовка не удовлетворяла. По утверждению либерала, историка литературы А.Н.Пыпина, Чаадаев не принадлежал ни к западникам, ни к славянофилам. Он был скептиком, сурово обличавшим недостатки русской жизни «среди самодовольного общества»¹⁰.

С мнением о крайнем западничестве Чаадаева не был согласен и Н.А.Рожков – историк, товарищ министра Временного правительства, меньшевик. Он поместил П.Я.Чаадаева в группу «светских» шеллингианцев. Чаадаев, по мнению Рожкова, был предшественником не только западников, но и славянофилов, поскольку ему, «кроме искренней религиозности, <…> был свойственен не менее чем славянофилам, русский мессианизм» ¹¹.

Представители «русского духовного ренессанса» отмечали, что Чаадаев, обращаясь к судьбам христианского человечества, пытался открыть русскую национальную идентичность. Историк, философ, публицист М.О.Гершензон стремился раскрыть Чаадаева через его личные переживания. В трактовке Гершензона Чаадаев представал как «христианский философ», но, вместе с тем, и как «социальный мистик». Идея Чаадаева о том, что «вся история христианских народов есть в сущности религиозная история», легла в основу русского национального самосознания¹².

Как явление глубоко русское, сопричастное становлению русского самосознания, оценивал Чаадаева Д.С.Мережковский. О характере религиозности Чаадаева он писал: «…выйдя из Православия, Чаадаев не вошел в католичество», поскольку верил в особое, отличное от Европы и Византии, всемирное предназначение России. Он видел спасение России «в новом, еще миру неведомом раскрытии тех начал религиозной общественности, Церкви как Царства Божьего на земле, которые заключены в Благовестии Христовом»¹³.

Изучение истории русской мысли и в этом контексте обращение к творческому наследию П.Я.Чаадаева после 1917 г. продолжалось в эмиграции. Богослов, философ и историк Г.В.Флоровский считал Чаадаева одним из первых представителей русской философии. Ее основной темой стала историософия «русского исторического своеобразия», которое было осознано как различие в религиозных судьбах России и Европы. Именно так вопрос был поставлен у П.Я.Чаадаева. О «западничестве» Чаадаева Флоровский писал, что тот был «религиозным западником», тогда как западничество в 1830-е годы уходило в атеизм и позитивизм¹⁴.

Философ, богослов, историк русской философии В.В.Зеньковский писал о Чаадаеве как о христианском философе, создававшем «богословское построение по вопросам философии истории, философии культуры»¹⁵. Основная богословская идея Чаадаева виделась ему как «идея Царства Божьего, понятого не в отрыве от земной жизни, а в историческом воплощении, как Церковь». Взгляд на Россию, по словам Зеньковского, отнюдь не стоит в центре учения Чаадаева, а является логическим выводом из его общих идей философии христианства.

В СССР эти изыскания эмигрантов вовсе не принимались. Советская историческая наука создала собственную историю русской общественной мысли. В исторической памяти выживали лишь «прогрессивные» деятели, и в этом отношении Чаадаеву повезло.

Публикация в 1935 г. всего корпуса Философических писем, как это ни парадоксально, лишь утвердила уверенность советских исследователей в направленности мысли Чаадаева против самодержавия и на обновление социально-политического строя¹⁶. Его называли «одним из ранних и выдающихся революционных мыслителей», «дворянским революционером», «радикальным просветителем» или же «дворянским просветителем». В то же время утвердилось и представление о Чаадаеве-западнике, причем западничество воспринималось непременно в социально-политическом контексте¹⁷.

В 1965 г. вышла первая книга о Чаадаеве в серии «Жизнь замечательных людей», написанная литературоведом, историком русской общественной мысли А.А.Лебедевым. Наперекор устоявшейся идеологии, Лебедев предпочитал Чаадаева «личного» Чаадаеву «общественному». По его словам, Чаадаев проповедовал уход от «суетного мира» в самоусовершенствование, в «сферу личного бытия», и стал родоначальником общественно-политического нигилизма и индивидуализма¹⁸.

Это был вызов, брошенный официальной советской идеологии. С критической статьей выступил академик Н.М.Дружинин. Он писал, что Лебедев не смог осветить духовной эволюции Чаадаева в 1830–50-е гг. и не достиг «уровня объективно-научного понимания философии Чаадаева». По его словам, Чаадаев, «сохранив верность своим идеалам политической свободы и гражданского равенства», не выбрал революционного пути и, как и «часть дворянской интеллигенции» того времени, не пошел за декабристами¹⁹.

С более резкой критикой выступила историк Ф.И.Берелевич, выразив квинтэссенцию советского чаадаевоведения: «А.С.Пушкин, В.Г.Белинский, А.И.Герцен, потом Н.Г.Чернышевский, В.Г.Плеханов горячо приветствовали «Письмо» за беспощадную критику николаевского режима, крепостничества, господствующей православной церкви, «теории официальной народности», не соглашаясь одновременно с нигилизмом Чаадаева в оценке прошлого России и с его религиозно-философской концепцией. В критической части письма увидели указанные лица его объективно-прогрессивное значение. В основном на таких же позициях стоят и советские чаадаевоведы». Лебедев же «по какой-то странной болезни зрения» не заметил в письмах постановки социальных проблем²⁰.

Когда в 1991 году было опубликовано итоговое двухтомное собрание сочинений П.Я.Чаадаева, автором вступительной статьи к изданию стал известный чаадаевовед, историк философии и общественной мысли З.А.Каменский. Для него «концепция России, выдвинутая в «Философических письмах», являлась «первым в истории общественной мысли документом русского национального самосознания, в котором осмысление ведется в широком философско-историческом контексте». Однако мысль Чаадаева в интерпретации Каменского глубоко парадоксальна. Этот парадокс заключается в противоречии научно-рациональной и религиозно-иррациональной составляющих воззрений Чаадаева²¹.

Первым против традиционной трактовки П.Я.Чаадаева в духе Герцена и Плеханова выступил Б.Н.Тарасов – автор второй книги о П.Я.Чаадаеве в серии «Жизнь замечательных людей» (1986 г.), публикатор собрания статей и писем П.Я.Чаадаева. В статье «В плену короткомыслия» он полемизировал в том числе и с З.А.Каменским, указывая, что «Чаадаев совсем не вписывается в маргинальный ряд секуляризованно-демократического направления отечественной философии и литературы, а принадлежит к ее основному стволу, для деятелей которого христианство составляло не только культурно-исторический, но и жизненно-практический стержень»²².

Современные исследователи отмечают, что значение Чаадаева в истории русской общественной мысли во многом состояло в его критике николаевской эпохи²³. Распространенным остается мнение, что Чаадаев по сути никогда не изменял своих критических взглядов по отношению к России, а версию об изменении позиций он использовал лишь для того, чтобы обезопасить себя²⁴.

Исследователи неизменно обращаются к наследию Чаадаева в поисках истоков национальной самоидентификации. Так, историк общественной мысли и революционного движения в России Е.Л.Рудницкая пишет, что идеи Чаадаева были по сути «первой русской историософской концепцией». После французской революции 1830 г., в воззрениях Чаадаева, по мнению Рудницкой, произошли изменения, выразившиеся в том, что Чаадаев теперь осознавал великое предназначение России, которой суждено было разрешить большую часть проблем социального порядка, опираясь на европейскую образованность, распространенную волей самодержавия²⁵.

Некоторые современные исследователи опровергают представления о его «западничестве». Так, историк культуры В.Г.Щукин утверждает, что Чаадаев не был западником, будучи, однако, русским европейцем. Чаадаев, по его мнению, был «консерватором по сути своего мировоззрения» и «не мог примириться с идеей саморазвития истории по законам разума, без участия Откровения»²⁶.

Некоторые современные исследователи стремятся избавиться от устоявшихся трактовок в понимании Чаадаева. По-новому осмыслить его наследие стремится А.Н.Боханов в книге «Самодержавие. Идея царской власти». По мнению историка, для Чаадаева умственное постижение и объяснение жизни было смыслом существования. Чаадаев был христианином «без лукавства»: для него «светоч Христа являлся высшим и абсолютным смыслом вселенского бытия». Его скепсис – характерная черта христианского, особенно православного мировоззрения²⁷.

Западные исследователи проявляют значительный интерес к наследию П.Я.Чаадаева. При этом в некоторых областях западное чаадаевоведение значительно опередило отечественное. Так, подробное исследование истоков взглядов Чаадаева на протяжении всей жизни мыслителя, которое мы находим в книге Ш.Кене «Чаадаев и Философические письма»²⁸, до сих пор не имеет равных. В целом западные исследователи отмечают духовную близость Чаадаева к Европе и трактуют его «западничество» в этом ключе.

Джеймс Х. Биллингтон, директор Библиотеки Конгресса США, как и многие западные историки, считает, что первое Философическое письмо Чаадаева стало «указателем пути радикального западничества». При этом, по словам Биллингтона, высказанное Чаадаевым позже предположение о том, что Россия превзойдет материалистический Запад в интересах всей христианской цивилизации, было типичным для русских шеллингианцев²⁹.

Проповедником западных духовных ценностей называет Чаадаева первый издатель всего комплекса Философических писем П.Я.Чаадаева на языке оригинала (1966) Р.Мак-Нали в книге «Чаадаев и его друзья»³⁰.

Утверждения о приверженности Чаадаева западноевропейским духовным ориентирам доходят порой до того, что историки прямо говорят о переходе Чаадаева в католичество. Профессор русской истории в Париже Мари-Пьер Рей в книге «Россия на распутье» даже называет год, когда произошло «обращение» Чаадаева – 1827³¹.

При этом некоторые западные исследователи опровергают представления о «западничестве» Чаадаева. Так, польский историк Г.Пшебинда утверждает, что Чаадаев никогда западником не был, поскольку его мировоззрение формировалось «в ходе острой полемики с просветительским, гегельянским образом мира западников (русских антитеистов и деистов)»³².

Интерес к Чаадаеву практически никогда не был чисто научным, и трактовка его идей и взглядов в большинстве случаев определялась идеологической позицией автора. Чаще всего Чаадаева воспринимали в системе интерпретации «свой – чужой» – это особенно характерно для деятелей освободительного движения и советских историков, увидевших в нем борца за социально-политические идеалы. Другой распространенной точкой зрения стало утверждение о «западничестве» Чаадаева, которое трактовалось по-разному: в зависимости от позиции исследователя внимание уделялось его религиозным или социально-политическим аспектам. Менее популярным оказалось представление о Чаадаеве как об одном из основателей русской национальной мысли, в основе которой лежит религиозная философия. Среди множества современных трактовок, связанных с непрестанным духовным поиском и свободой выражения мнений, наиболее актуальной представляется точка зрения, согласно которой Чаадаев оценивал историю России и ее возможности в будущем с позиций христианского универсализма.

Структура исследования. Работа состоит из введения, трех глав, в рамках которых решаются поставленные цели и задачи исследования, заключения, где изложены основные выводы, и списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во Введении обосновываются выбор темы и ее актуальность, объект, предмет и цель исследования, осуществляется постановка задач, определяются хронологические рамки, методологическая основа, научная новизна и практическая значимость. Здесь же содержатся общая характеристика источников по избранной теме и историографический обзор.

Первая глава диссертации – «Жизненный путь и духовно-интеллектуальное становление П.Я.Чаадаева» – посвящена основным вехам биографии Чаадаева, причем особенное значение уделено его духовному становлению. Более подробно изучены моменты биографии, связанные с формированием его мировоззрения, а также некоторые недостаточно ясные эпизоды, добавляющие значительные штрихи к характеристике поведения мыслителя, без знания которого невозможно получить целостное представление о его взглядах.

Первый параграф «Домашнее воспитание, университет и служба: пора либеральных надежд». П.Я.Чаадаев и его брат Михаил под опекунством их дяди князя Д.М.Щербатова получили домашнее образование в лучших традициях дворянской молодежи того времени. С ними занимались преподаватели Московского университета, а в 1807 г. они начали посещать университетские занятия. Подобно другим студентам из их сословия, Чаадаевы избрали для изучения небольшой круг предметов. Они получили разрозненные знания из разных областей и лишь поверхностно были знакомы с принципами научной работы, выполняя рефераты и переводы.

Кроме университетских лекций и занятий, наполнение образования П.Я.Чаадаева составило чтение книг его собственной библиотеки, которая была известна московским библиофилам. Вопросы философии, истории и литературы обсуждались также в кругу его университетских знакомых, а в доме Щербатовых, где жили Чаадаевы, существовал кружок, в котором читались эссе на исторические и литературные темы. В то время такое образование считалось блестящим, и не случайно П.Я.Чаадаева называют русским энциклопедистом.

Вместе с тем, Чаадаев уделял уйму времени самоутверждению в свете. Наделенный незаурядным умом, эрудированный, он был также одним из лучших танцоров Москвы. Уже тогда ничто не могло обуздать честолюбие блестящего юноши. Позже оно было взлелеяно поступлением на службу в любимый полк императора – Лейб-гвардии Семеновский полк – в 1812 г.

В составе полка братья Чаадаевы приняли участие в сражениях Отечественной войны 1812 г. и в заграничных походах русской армии, став кавалерами нескольких орденов. В Париже Чаадаев перешел в Ахтырский гусарский полк либо «по некоторым неудовольствиям», либо из желания пощеголять гусарским мундиром.

Он был удачлив и в военной карьере, перевелся в Лейб-гвардии Гусарский полк и стал в 1817 г. адъютантом командующего гвардейским корпусом генерал-адъютанта князя И.В.Васильчикова. В 1819 г. Чаадаев был произведен в ротмистры, и этот чин стал вершиной его служебных достижений.

В Санкт-Петербурге молодой гусар покорил свет и был «самым блистательным» из молодых людей столицы. При этом он тратил массу времени на чтение книг, особенно интересуясь философией, и завоевал репутацию «гусара-философа». К ученым занятиям он пристрастился во многом под влиянием своих университетских товарищей и сослуживцев.

Чаадаев состоял в масонской ложе «Соединенных друзей», а затем – «Северных друзей», которые были одними из немногих аполитичных мастерских того времени. Там укрепился интерес Чаадаева к метафизике, навеянный еще рассуждениями его ближайших знакомых, и к религии как к одной из ее форм.

Воспитанный на западноевропейских идеалах, в том числе на философии Просвещения, Чаадаев вместе со своими товарищами ожидал многого от либеральных устремлений молодого императора. Когда курс Александра I заметно изменился, он лелеял вольнолюбивые мечты вместе с молодым Пушкиным, собирался принять участие в издании декабристского журнала, восхищался бескровной революцией в Испании и был последовательным противником крепостного права.

Насколько близки были Чаадаеву в то время западноевропейские история, философия и культура, настолько далек он был от всего отечественного. Он не планировал посвятить себя служению отчизне. Разочаровавшись в военной службе и желая, как и многие его знакомые, посвятить себя умственным занятиям, он презирал российскую действительность, толком не знал отечественную историю и культуру и планировал обосноваться за границей.

Этим объясняется его стремление как можно скорее покинуть службу. Чаадаев подал в отставку в декабре 1820 г., когда стало положительно известно о предстоящем назначении его во флигель-адъютанты Александра I. Это решение Чаадаев вынашивал по меньшей мере год после того, как вышел в отставку его брат, посвятивший себя созданию некой умозрительной «системы». Поводом к подаче прошения об отставке стала роль Чаадаева в «Семеновской истории». Его направили к императору с донесением о результатах следствия по делу о возмущении солдат Семеновского полка, недовольных новым полковым командиром. Эта поездка стала предметом сплетен в столичном обществе: Чаадаева совершенно необоснованно называли предателем своих бывших сослуживцев, содействовавшим репрессиям ради личной выгоды, – увольнение от службы могло прекратить толки.

Второй параграф «Отставка, заграничное путешествие и работа над «Философическими письмами»: обращение к христианству». Едва выйдя в отставку, Чаадаев стал членом тайного общества, в которое его принял в 1821 г. его университетский товарищ и сослуживец И.Д.Якушкин. Однако о деятельности Чаадаева на освободительной ниве никаких достоверных сведений не сохранилось.

К этому времени в его мировоззрении начали оформляться новые ориентиры. Интерес Чаадаева к метафизике, к которой тогда был близок его брат Михаил, и его товарищи – И.Д.Якушкин и Д.А.Облеухов, питался политикой Александра I. В 1810-е гг. император распространил в стране протестантскую практику Библейских обществ, одобрял инструкции в области образования, требовавшие преподавать науки в соответствии со Священным Писанием, и стремился создать из россиян, австрийцев и пруссаков единый христианский народ под сенью Священного союза. Кроме того, в конце 1810-х гг. в столичном обществе приобрели большую популярность мистическая литература и католические проповедники, которые, в отличие от православных священников, были вхожи в светские салоны. Привыкший ко всему западному и разочаровавшийся в рационалистических идеалах переустройства мира, Чаадаев обратился за руководящей идеей, которой требовал его незаурядный ум, к католической религиозной философии.

Отправляясь в заграничное путешествие, он уже ощущал недостаток веры в высших классах русского народа, и сам в середине 1820-х годов уверовал искренне, сохранив веру до конца своей жизни.

Вернувшись в Россию, Чаадаев поселился в имении тетушки селе Алексеевском Дмитровского уезда Московской губернии и погрузился в изучение философской, религиозной и исторической литературы. Если раньше его честолюбие было направлено в том числе на карьеру и успехи в свете, то теперь умственные занятия захватывают его целиком, становятся средством самовыражения и смыслом существования.

В 1827 г. Чаадаев вернулся в Москву другим человеком – его знакомые отмечали чрезвычайную набожность и желание навязать открывшиеся ему горизонты мировосприятия. Он считал себя призванным донести до людей свои представления о предназначении человечества, историю которого он осмысливал через христианское миропонимание. Но уже тогда круг его общения еще был строго ограничен, а вскоре он и вовсе уединяется и приступает к основному труду своей жизни – Философическим письмам.

Окончив работу над письмами, Чаадаев вновь стал появляться в московском светском обществе и проповедовать свои идеалы, отрицая чуждые ему представления и утверждая силой мысли и красноречия свою правоту, навязывая обществу убежденность в собственном высоком предназначении. Он стал завсегдатаем Английского клуба и посетителем самых значительных литературных салонов.

Тем временем Чаадаев не оставлял попыток опубликовать свою философическую переписку в Москве и отправлял рукописи некоторых писем в Санкт-Петербург и даже за границу. Предприятие увенчалось успехом в 1836 г., когда первое Философическое письмо, содержащее жесточайшие обвинения против России, было опубликовано в русском переводе в московском журнале «Телескоп». Эта публикация вызвала общественный шок, упреки посыпались на Чаадаева со всех сторон. По высочайшему повелению он был объявлен сумасшедшим, над ним был установлен медицинский надзор – в течение года его должен был посещать врач и докладывать о его состоянии императору. Спустя год, в октябре 1837 г., надзор был снят, а Чаадаев дал подписку впредь ничего не писать.

Третий параграф «Светская проповедь «басманного философа» во второй половине 1830-х – 1850-х гг.» «Телескопская история» не на шутку испугала Чаадаева – он пытался во что бы то ни стало доказать свою невиновность, поскольку к 1836 г. первое Философическое письмо уже далеко не в полной мере отражало его взгляды. Чаадаев стремился четко обозначить свою новую позицию и для этого нанес визит попечителю Московского учебного округа графу С.Г.Строганову и отправил ему письмо. Затем он написал и стал распространять «Апологию сумасшедшего», где наиболее полно выразились изменения в его взглядах на судьбы России.

Вскоре Чаадаев стал вновь появляться в обществе. Публикация Философического письма и объявление сумасшедшим способствовали росту его популярности. Он становится преподавателем «с подвижной кафедры», провозглашает свои убеждения в наиболее значимых для интеллектуальной истории салонах Москвы.

Вместе с тем он погружается в историю и культуру своей страны. Если прежде он жил преимущественно впечатлениями заграничных походов и путешествия по Европе, а также новых, озаривших его идей католической философии, то теперь он открывает новые для себя мысли не только в беседах с западниками, которые не были близки его религиозному мировосприятию, но и в полемике со славянофилами. Его живейший интерес вызывают и лекции Т.Н.Грановского по истории Западной Европы, и курс С.П.Шевырева по истории русской словесности. Чаадаев глубже узнает российскую историю, научается чтить память Карамзина.

На духовное развитие Чаадаева в 1840-е гг. влияли, несомненно, и беседы с Митрополитом Московским Филаретом, с проповедями которого он знакомил своих зарубежных корреспондентов. Несмотря на высокую оценку католицизма, он оставался верным православным обрядам, ходил в церковь, и умер как православный – исповедавшись и причастившись.

Во второй главе – «Философические письма: основа идейного наследия» – подробно рассматривается цикл Философических писем, составляющий основу творческого наследия мыслителя. Особое внимание уделено интеллектуальному контексту, в котором формировались идеи писем, их истокам, а также реакции на них современников.

Первый параграф «Истоки историософии П.Я.Чаадаева». Чаадаев писал Философические письма под впечатлением заграничного путешествия, где он в беседах на религиозные темы проникался духом католической и протестантской Европы. Он уезжал за границу из страны, которая не представила ему идеи, на которую могло бы опереться его требовательное сознание. Воспитанный в западных традициях, знавший французский язык лучше своего родного, смотревший на мир глазами западных философов и очень посредственно знавший историю своей страны, Чаадаев пережил смену нескольких идеологических увлечений, отражавших настроения высших слоев общества периода царствования Александра I. Чаадаев обратился за идейными ориентирами к Западной Европе. Хотя за границей его интересовали в том числе причины «нравственного благоденствия» протестантской Англии, из путешествия он вынес, прежде всего, высокую оценку католицизма как учения, наиболее согласного «с подлинным духом религии». Вернувшись на родину, он окончательно собрал все впечатления от заграничной поездки, выразив их в своих философских штудиях.

Во время создания философического цикла Чаадаев был далеко не единственным представителем русского образованного общества, отрицавшим смысл исторического существования России и видевшим лишь на Западе достойные условия для интеллектуального и нравственного развития. А.С.Пушкин, А.И.Тургенев, П.А.Вяземский, П.Б.Козловский – вот лишь несколько интеллектуалов той эпохи, которым были крайне близки подобные настроения. В 1828 – 1830 гг. Чаадаев создал цикл Философических писем, который он по праву считал главным трудом своей жизни, хотя позже некоторые убеждения, высказанные в нем, безнадежно устарели.

На написание писем решительным образом повлияла западная, особенно французская католическая философия. Многие мысли, высказанные в произведении Чаадаева, совпадают с идеями, знакомыми ему по сочинениям европейских мыслителей, и особенно Ф.-Р. де Шатобриана, П.-С. Балланша, Ф.-Р. де Ламенне, Ф.-П.-Г. Гизо, Ж. де Местра, Л. де Бональда и Ф.В.И.Шеллинга. В этой эклектике сказались и особенности образования Чаадаева, который не сомневался, что все идеи в мире связаны между собой. Однако если западные философы, особенно де Местр и де Бональд, обвиняли Россию без всякого сочувствия, то Чаадаев передавал открывшуюся ему «истину» с искренней болью за свою страну.

Второй параграф «Философические письма». Философические письма представляют собой нагромождение рассуждений, иногда упорядоченных, но чаще – помещенных вне всякой системы. Все они объединены одной идеей: о Божественной предопределенности истории человечества и о роли разных народов в замыслах Провидения. Целью истории, которую, по Чаадаеву, можно понять лишь в религиозном ключе, является движение народов к Царству Божьему, когда все станут едины, и мысли всего человечества составят одну мысль. Так человечество вернет себе жизнь, которой оно некогда обладало – жизнь совершенной подчиненности Богу. Истинной религией, под сенью которой человечество проходит этот путь, является, безусловно, христианство. При этом, по мнению Чаадаева, именно католицизм до сих пор являлся наиболее согласным с духом христианства. Благодаря своей силе и независимости, католицизм смог создать современную Европу, которая представляет собой единый мир, «провинции одной страны», даровал ей все идеи и понятия, и в том числе «законности, права и порядка». Именно католическая Европа, считал Чаадаев, была избрана Провидением как проводник христианской истины.

Для всеобщего движения к Царству Божию должны объединиться все народы, должны пасть все существующие разграничения, а пока каждый народ выполняет в этом движении свою роль, возложенную на него Провидением. России же такая роль, по мнению Чаадаева, либо вовсе не была отведена, либо она была создана в назидание другим народам, поскольку сама она не привнесла ни одной мысли в сокровищницу человеческих идей, всегда довольствовалась лишь заимствованием чужих понятий, заменяя одни на другие без разбору, не поучаясь ни на своем, ни на чужом опыте и, соответственно, никуда не двигаясь. У России нет и мыслителей – вождей народов, которые думают за свою нацию и прокладывают ей путь к единению с другими христианскими народами.

Причину столь прискорбного положения вещей Чаадаев видел в том, что Россия изначально вошла в семью христианских народов «незаконнорожденным» ребенком – она приняла святое учение от «растленной Византии», где оно было искажено человеческой страстью – страстью Фотия, которого мыслитель называл виновным в разделении церквей. И потому Православие не смогло дать в России ни единого плода, тогда как именно религии обязана Европа своим процветанием. Кроме того, именно под сенью Православия состоялось в России одно из наиболее унизительных событий ее истории – порабощение человека человеком, столь вероломно нарушившее христианские заповеди.

Для того, чтобы приблизиться к общему движению христианского человечества и, если это возможно, примкнуть к нему, необходимо оживить в стране веру и повторить заново весь путь человеческого рода. Чаадаев не говорил о необходимости перехода России в католицизм, но неоднократно упоминал о догмате Единой Вселенской Церкви. Католицизм был для него наиболее близкой к истинному духу христианства ветвью религии, однако из этого не вытекало, что всем народам неизбежно предстоит его принять. Он выступал за единство и был резким противником всяческого раскола и разобщения, и потому призывал к единству веры. Чаадаев не брался решать, какую форму это единство должно иметь в будущем – это было предопределено Провидением.

Эти убеждения Чаадаева, его искренняя вера в наступление Царства Божьего на земле стали основой всего мировоззрения мыслителя, именно с высоты своей веры он оценивал все события российской и всемирной истории с того момента, как ему «явилось понимание истины».

Третий параграф «Критика современников». Первые читатели Философических писем редко затрагивали вопрос о понимании Чаадаевым судеб России. А.С.Пушкин критиковал оценки Чаадаевым некоторых исторических фигур и ставил под сомнение его мысли о первенстве католицизма в деле единения христианских народов. Представление о католицизме как об истинной религии критиковал и А.И.Тургенев. Одним из немногих знакомых с идеями писем, оскорбленных обвинениями против России, был П.В.Киреевский, порицавший «проклятую чаадаевщину», ругающуюся над могилами своих отцов.

Однако и Пушкин, и Вяземский, и Тургенев осудили публикацию первого Философического письма в 1836 г. Пушкин – за то, что не был согласен с уничижительными оценками прошлого и настоящего России и Православия, Вяземский – за желание Чаадаева судить о своей стране с ложной высоты понимания «непреложных истин», за его слишком скорую, поверхностную оценку России, за досадную помеху «неподготовленным» к прениям русским умам постигать прошлое и настоящее своей страны. Тургенев был вполне согласен с Вяземским.

За время, прошедшее с момента написания Философических писем до публикации первого из них в журнале «Телескоп», общественные настроения в стране изменились. Восстание в Польше и враждебная реакция на его подавление западных стран, в первую очередь Франции и Англии, обозначили резкую конфронтацию России с этими государствами. Внутри же страны всколыхнулись патриотические настроения. Революция во Франции 1830-х гг. и последовавшие революционные выступления в Бельгии, в государствах Германского союза, итальянских герцогствах окончательно отпугнули многих образованных русских от западноевропейского пути развития и, таким образом, обратили их искания внутрь своей страны. Позже эти настроения усилились в связи с критикой, обрушившейся на Россию и Николая I после выступления императора в Варшаве с речью, не оставлявшей полякам никаких надежд на независимость и осуждавшей помощь польским бунтарям со стороны западных стран.

Значительную роль в изменении общественных настроений в России сыграл курс С.С.Уварова на воспитание национальной идеи через образование, основанное на спасительных началах «самодержавия, православия и народности». Благодаря его политике на посту министра народного просвещения, преподавание в России было приноровлено к отечественному началу, и в 1849 г. министр с полной уверенностью утверждал: «Новое поколение лучше знает Русское и по-Русски, чем поколение наше»³³.

Не удивительно, что публикация первого Философического письма вызвала бурную критику. К печати готовилось несколько опровержений, в одном из которых – в статье А.Ф.Вельтмана – утверждалось, что Россия, принявшая «от умирающей Греции Святое наследие», является «центром в человечестве европейского полушария, морем, в которое еще стекаются все понятия».

Общее мнение образованного общества о Философическом письме было крайне отрицательным. Лишь немногие, и среди них находившийся в ссылке А.И.Герцен, «горячо рукоплескали автору». Не меньше публики появлением статьи в печати было удивлено правительство. А.Х.Бенкендорф, прекрасно знавший настроения образованного общества Москвы и Санкт-Петербурга, негодовал, когда при изучении бумаг Чаадаева обнаружилось, что у мыслителя были единомышленники.

Правительственная комиссия, образованная для расследования «Телескопской истории», выдвинула обвинения против Чаадаева-философа, не обнаружив в нем политического вольнодумца, и сочла главным преступлением обнародование унизительной для России статьи в тот момент, когда правительство употребляло все силы для укрепления в обществе национального чувства.

В третьей главе – «Взгляды П.Я.Чаадаева на судьбы России, человечества и христианства в 1830-е – 1850-е гг.» – исследуются изменения во взглядах мыслителя на судьбы России и Православия в 1830-е – 1850-е гг., анализируются истоки этих изменений и их связь с событиями в России и в мире, настроениями русского образованного общества того времени.

Первый параграф «Старое и новое во взглядах мыслителя на судьбы России в 1830-е гг.» Изменения общественных настроений в 1830-е гг. коснулись и Чаадаева. Он поддержал стихотворения Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», в которых поэт укорял Запад во вмешательстве в польский вопрос, «спор славян между собою» и призывал Европу вновь обагрить кровью своих солдат бескрайние просторы России. В статье, посвященной польскому вопросу, Чаадаев отмечал, что истинное счастье для Польши – находиться в составе России, единственного объединения славянских племен, сохранившего славянское начало неприкосновенным. Он отталкивался еще от идей Философических писем, в которых утверждал, что благоденствие человечества возможно лишь при единстве всех христианских народов. Однако известно, что вину за преступный раскол человечества Чаадаев возлагал и на Россию, и его утверждения о благодетельном развитии славянских народов внутри одной семьи были в этом смысле новшеством, объясняемым общественно-политической атмосферой того момента.

После французской революции 1830 г. Чаадаев разочаровался в Европе как в носительнице христианских идеалов – старое общество, которое он считал основным проводником Божественной Идеи, уступило место торжеству приземленных ценностей. Вместо твердых убеждений во Франции, где ранее процветала столь высоко оцененная им Реставрация, теперь возобладал тупой материальный интерес, не способный к истинному созиданию.

Все эти изменения в духовном мире Европы и России привели его к новым заключениям, разделявшимся многими из его современников – об исторической молодости России, являвшейся залогом благодатного будущего. Теперь он считал, что Россия, вовсе не имевшая за плечами насыщенной истории, благодаря Петру I начала свое развитие «с чистого листа». Лишенная противоречивых убеждений и предрассудков, которые мешали новым идеям влиять на духовный мир Европы, Россия должна стать проводниками этих идей и таким образом повести человечество к Царству Божию.

После «Телескопской истории» Чаадаев спешил объявить об изменении своих мнений и обществу. В этот момент в его статьях и письмах появляются утверждения, в которых он реабилитирует Православие, указывая, что немногими прекрасными моментами нашего прошлого мы обязаны Ему одному. Все изменения своего мировоззрения Чаадаев изложил в развернутом ответе на критику его первого философического произведения – в статье «Апология сумасшедшего».

Новая мысль Чаадаева о том, что Православию принадлежат все незначительные положительные моменты отечественной истории, не помешала ему повторить в этой статье мысли о ничтожности российского прошлого как о залоге благодатного будущего.

Второй параграф «Осознание национальных корней: взгляды Чаадаева на судьбы России и Православия в 1840-х гг.» В 1840-е гг. Чаадаев углубляется в поиски истоков отечественной самобытности и, пережив резкость своих первых историософских построений, уже не стремится к открытию непреложных истин, значительно упрощающих миропонимание. Понимание мыслителем судеб России в это время становится более сложным.

Теперь Чаадаев не склонен видеть в истории России несколько страниц «беспорядочно исписанной бумаги». Те замечательные моменты, которыми одарило нашу историю Православие, становятся для него вполне осязаемыми и уже не могут быть отброшены в погоне за идеалами старой Европы.

Изучению основ российской истории, по Чаадаеву, несомненно, должно было способствовать западное просвещение, которое и предоставило инструментарий ее апологетов – представителей «новой национальной школы», под которыми Чаадаев подразумевал славянофилов и близких к ним патриотов прошлого. Чаадаев обрушивается на славянофилов, которые вместо уразумения роли России в истории человечества обратились к иллюзиям об идеальном и давно ушедшем, отринув при этом вовсе остальной мир. Он критикует панславизм, который вместо того, чтобы способствовать стиранию национальных отличий и движению всего христианского человечества по единому пути, предлагает создать славянский «полумир» и замкнуться на своей особости. Для него дикими являлись идеи спасительной роли России по отношению к погрязшему в грехах Западу. Представители «квасного патриотизма», по мнению Чаадаева, пытались обратить западное просвещение против самой Европы, не осознавая всей нелепости подобных утверждений, и вместо того, чтобы образовываться самим, рассчитывали цивилизовать Европу фрагментами ее же цивилизации.

Чаадаев призывал постигнуть природу России, обратиться к ее истории не с позиций, заведомо ее идеализирующих, а со скромным благочестивым патриотизмом наших отцов, чтобы обнаружить в ней все промахи, в которых надлежит раскаяться перед лицом всего мира, и вынести из нее действительные достоинства. Только таким образом, считал Чаадаев, России дано понять свое место в общем движении христианского человечества.

В этот период он уже видит Православие единственным создателем нашего народа, сообщившим ему свой аскетический, задавленный мирской властью характер, склонность к подчинению стоящим над нацией силам. Этим он объясняет все значительные события российской истории: призвание варягов, крещение Руси, опричнину, преобразования Петра I. Удивительный аскетизм российского народа Чаадаев воспринимает как чудесное творение Провидения и потому не стремиться дать ему свою оценку.

Теперь он воспринимает Православие как одну из возможных форм христианства, а не как постыдное отклонение от истинно христианского духа. Он разделяет роли западной и восточной Церквей. Согласно новым взглядам Чаадаева, католицизм был создан, чтобы явить миру социальное развитие человечества, объединить народы Европы под сенью одной, истинной идеи Христа, не чуждаясь при этом честолюбия и применения силы. Православие же представляет собой мощь христианства, предоставленного исключительно своим силам. Заведомо задавленная властью правителей, восточная Церковь развила до крайности аскетический элемент, и полностью создала целый народ, огромную страну, сохранив ее в течение многих веков. Эти идеи о разных миссиях западной и восточной Церквей также существовали в европейской философской традиции и, в частности, в сочинениях публициста А. де Сиркура, с которым Чаадаев состоял в переписке.

Представления об образующих началах русской истории, к которым следует прибавить неоднократно указывавшийся Чаадаевым географический фактор, органично сосуществовали в его воззрениях с ролью государства в истории России. Как и многие его современники, Чаадаев представлял правительству исключительную роль в распространении просвещения в стране. При этом он обрушивался на действия правительства с критикой, когда они не соответствовали его чаяниям, будь то помехи, создаваемые на пути общественной образованности, или же отказ от проектов по освобождению крестьян. Чаадаев с юношества до середины 1850-х гг. был последовательным сторонником отмены безнравственного крепостного права. Более того, в его бумагах обнаружена прокламация к крестьянам (1848 г.), в которой сообщается о народных волнениях в Европе, однако она является скорее проявлением творческой свободы, чем призывом к крестьянскому восстанию. При этом позиция Чаадаева по отношению к освобождению крестьян в последние годы жизни не совсем ясна. По свидетельству его хорошего знакомого А.И.Дельвига, Чаадаев планировал обосновать необходимость сохранения в России крепостного права. Это заявление можно объяснить, исходя из понимания Чаадаевым аскетизма и подчинения властям как главного творца русского национального характера, дарованного России Провидением. Однако нет надежных сведений, отражающих отношение Чаадаева к этому вопросу в 1855 – 1856 гг.

Чаадаев не был политическим теоретиком. Он принимал в политике Николая I то, что соответствовало его воззрениям, и отвергал действия, противные его взглядам на судьбы России, имея в виду свои чаяния движения человечества по пути к Царству Божию. Самостоятельной ценности политические убеждения Чаадаева в 1830-1850-е гг. не имели. Равно как социальную роль католицизма он прославлял не как самоцель, а как способ к наставлению христианского человечества на путь истинный.

Третий параграф «Последние разочарования: оценка П.Я.Чаадаевым событий Крымской войны». Надежды Чаадаева на то, что усиленное изучение российской самобытности «фанатичным славянством» в результате обернется на благо страны, поскольку позволит глубже осмыслить российскую историю и сменится позже беспристрастным ее восприятием и уразумением исторических путей России по отношению к движению всего христианского человечества, были окончательно разрушены Крымской войной.

По его мнению, ответственность за развязывание войны лежит на общественном мнении, которое прославляло превосходство России над Западом и ее мессианское предназначение, вследствие чего правительство, ощущая себя в согласии с желаниями страны, не колебалось в своих действиях и вступило в войну со всей Европой. В результате этих действий правительства, не соответствовавших истинным национальным интересам, ура-патриотических настроений общества, ослепленного стремлением к изоляции и ложными представлениями о своей, в действительности не раскрытой еще самобытности, авангард Европы очутился в Крыму.

В Заключении суммируются итоги исследования и приводятся общие выводы. Чаадаев пережил несколько мировоззренческих трансформаций, связанных преимущественно с обстоятельствами его биографии, интеллектуальной атмосферой эпохи и общественно-политической ситуацией. Вместе со своими товарищами в 1810-е гг. – начале 1820-х гг. он питал надежды на освобождение крестьян, сочувственно относился к европейским революциям и был готов участвовать в их свободолюбивых предприятиях, однако деятельным участником освободительного движения он не стал.

Бывший масон и несостоявшийся участник Союза благоденствия, он разочаровался в тайных обществах, находя ответы на извечные вопросы бытия в христианстве, к которому он обратился под руководством идей католической философии.

В своем главном труде – Философических письмах, написанных в конце 1820-х гг., – он создал модель макроистории, объясняя прошлое человечества через призму христианского мировосприятия.

Чаадаев указывал, что у России нет прошедшего и настоящего, а будущее ее туманно, поскольку она по воле Провидения стояла особняком среди христианских народов Европы, которые, объединившись под сенью католицизма, двигались в максимальном соответствии с предначертаниями Промысла к становлению Царства Божьего на земле. В этом Чаадаев видел и вину самой страны, принявшей христианство из нечистого источника – у «растленной» Византии. Для единения с христианскими народами, считал Чаадаев, России необходимо оживить веру, однако не уточнял, как это следует понимать.

С этого времени постижение явленного мира стало для Чаадаева содержанием умственной деятельности и смыслом существования. Воспитанный на просветительской идеологии, он стремился разгадать предначертания Провидения и всякий раз верил в истину, которая ему открывалась через постижение истории сквозь призму христианского мировосприятия. Поэтому его мысль никогда не застывала на месте.

Изменяя свои воззрения, он всегда был искренним. В середине 1830-х гг. он остался верен своему мнению о бессодержательности российской истории, однако начал воспринимать это качество в положительном ключе. Разочаровавшись в сотрясаемой революциями Европе, которая прежде виделась ему проводником вечных идеалов, он пришел к выводу, что будущее христианского мира принадлежит России, свободной от предрассудков прошлого и способной распознать предначертания Провидения.

Позже его взгляды вновь претерпели изменения. На этот раз важнейшую роль сыграли обращение Чаадаева к культурным корням России и более глубокое изучение истории. Он осознал, что история России была наполнена величественными событиями, основу которых составил аскетический характер православной веры российского народа. Теперь он призывал к изучению и осмыслению российской истории, что могло позволить уразуметь пути, предначертанные России Промыслом.

Чаадаев не примыкал полностью ни к одному из направлений общественной мысли того времени. Он критиковал славянофильство за его узкую националистическую идеологию и проповедовал духовные идеалы католического Запада, старой Европы, критикуя революции 1830-х и 1840-х гг. Он оценивал действия российского правительства с точки зрения их внутриполитической и внешнеполитической целесообразности, имея в виду свои представления о судьбах России и христианского мира.