< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

1.5. Парадоксы морали

Поскольку мораль претендует на абсолютность, постольку мысль о ней оборачивается парадоксами. Обладая изначальностью по отношению к сознательной (целесообразной) человеческой деятельности и будучи тем самым ее пределом, мораль не может обнаружиться где-либо помимо этой деятельности, и в то лее время она не может находиться внутри нее, быть каким-либо ее конкретным состоянием. С одной стороны, вся деятельность, поскольку она протекает в целесообразной форме, может рассматриваться как явленность морали. Это, собственно, означает только, что мораль объемлет целесообразную деятельность в качестве ее предела. Отсюда - универсальность моральных оценок, которые прилагаются (и не могут не прилагаться) ко всему, что человек намеренно совершает, соприсутствуют в идеальном плане всякой деятельности. Даже Бог, как сообщает Библия, сотворив мир, резюмировал свою работу утверждением, что "Это хорошо" (Быт. 1:25). С другой стороны, мораль сама по себе не может стать конкретным фактом, относительно которого мы несомненно могли бы сказать, что он, этот факт, имеет исключительную моральную природу и для своего существования не нуждается ни в каких других основаниях. Таким фактом можно было бы в соответствии с общепринятой традицией считать милостыню, но уже Нагорная проповедь акцентирует внимание на ее превращенных формах: "Когда творишь милостыню, не труби перед собой, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди" (Мф. 6:2). В истории философии были даже учения (теория правильно понятого личного интереса, или разумного эгоизма), которые, отталкиваясь от наблюдения, что не существует чистых, мотивированных исключительно моральными соображениями поступков, рассматривали моральное бескорыстие как адекватную, наиболее тонкую, рафинированную форму корыстолюбия.

Мораль не может поместиться ни в какую деятельность, ибо сама деятельность возможна лишь в пространстве морали. Точно так же она не может поместиться ни в какую речь. Речь, как и действие, ни в одном из своих проявлений не обладает абсолютностью, даже если это речь об абсолютном. Так, попытки поместить мораль в познавательные границы, определяемые противоположностью между истиной и ложью, не увенчались успехом, ведь само возвышение истины над ложью имеет ценностную природу и в этом смысле является вторичным по отношению к морали. По глубокому и остроумному суждению Л. Витгенштейна, о морали, как и о религии, нельзя говорить, о них можно только молчать.

Парадоксальность морали обнаруживается в реальных опытах ее осмысления (не только в философских и иных литературных произведениях, но и в повседневной стихии морального сознания) с такой неизбежностью, что неизвестно, можно ли ее вообще помыслить иначе как в форме парадоксов. Можно зафиксировать по крайней мере следующие парадоксы морали.

Парадокс порочной добродетели

Моральная добродетель в своих наивысших формах характеризуется беспорочной чистотой намерений. Таково всеобщее убеждение, выражающее се существенную характеристику. В то же время невинность, под которой мы как раз и понимаем беспорочность, не считается моральным достоинством. Невинность не есть добродетель, говорил Гегель. Ребенок, который еще находится по ту сторону добра и зла и, в частности, не ведает чувства стыда, бегает перед нами голеньким, делает прилюдно многие такие вещи, которые не принято делать среди взрослых, такой ребенок умиляет нас. Мы его не считаем бесстыдным. Точно также мы не назовем его мужественным, даже если он не знает чувства страха - потому и не назовем, что он не знает этого чувства. Добродетель и порок, добро и зло связаны между собой: одно утверждает себя через отнесенность с другим. Добродетель является добродетелью в той мере, в какой она знает сладостный, затягивающий вкус порока и умеет сознательно противостоять ему, в какой она закалилась, пройдя через горнило порока. Здесь-то и заложен парадокс. С одной стороны, добро отделено от зла, добродетель от порока, как день от ночи, жизнь от смерти, добро и добродетель, собственно, и нельзя определить иначе, как состояние беспорочности, отрицание порока, внутреннюю защищенность от него. С другой стороны, чтобы не быть пороком, противостоять пороку, добродетель должна соединиться с ним, иметь опыт порока хотя бы для того, чтобы знать, что это такое и уметь распознавать его. Еще Сократ говорил, что намеренное зло было бы предпочтительней зла ненамеренного, если бы такое было возможно, ибо это означало бы, что человек знает, что такое зло, а следовательно, знает также, что такое добро. Получается: необходимо узнать, что такое зло, чтобы творить добро, соединиться с пороком, чтобы быть беспорочным.

Вопрос: как можно познать зло, не испытав его, деятельно приобщиться к пороку, оставаясь беспорочным?

Парадокс добрых намерений и ненамеренного зла.

Классической его формулой обычно считаются слова Овидия: "Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь". Человеку свойственно стремиться к лучшему для себя - благому, доброму. В данной ситуации, однако (и в этом ее парадоксальность), происходит наоборот: он выбирает худшее, дурное, как бы вредит себе - выбирает то, что невозможно выбрать.

Рассмотрим первую часть данного парадоксального суждения. Человек не просто стремится к благу. В этом стремлении и благодаря ему он идентифицирует, осознает себя в качестве моральной личности. Человеку, как правило, свойственно думать о себе лучше, чем он есть на самом деле; но из этого правила бывают исключения, и, случается, люди недооценивают себя. Однако не знающий никаких отклонений закон поведения состоит в том, что человек думает о себе всегда хорошо, нравственно оправдывает себя, свое поведение. Субъективной точкой отсчета собственных действий для него всегда является благо, добро. Даже люди, которых принято считать отъявленными злодеями, стремятся выдать свои преступления за справедливые деяния, изобразить их таким образом, что они оказываются оправданными по моральным критериям. При этом они могут быть вполне искренними. Моральное самообольщение - не всегда обман и лицемерие. Чаще всего оно является самообманом. Вспомним, как Раскольников - главный герой романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" - прежде чем совершить преступление, прилагает огромные интеллектуальные и психологические усилия для того, чтобы оправдать его: де и убивает он никому не нужную, даже всем вредную старуху, и делает он это, чтобы получить возможность совершить много добрых дел. Он выискивает все эти "аргументы" не для других, а прежде всего для себя. Раскольников хочет обмануть себя и свое (планируемое) зло в своих собственных глазах изобразить как добро, во всяком случае многократно больше прилагает усилий и проявляет умственных ухищрений, чтобы скрыть преступность деяния от самого себя, чем само деяние от следователя. Если руководствоваться тем, что люди одобряют и в каком этическом свете они хотят предстать перед другими, то они все и, как правило, во всем, заслуживали бы положительную моральную оценку. В известном смысле можно сказать, что мораль позволяет человеку оправдать все свои поступки. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить человеку на моральное слово, не доверять его моральной самооценке. Конечно, существуют угрызения совести, моральная самокритика, которые свойственны в той или иной степени каждому человеку и часто бывают очень глубокими и искренними, но и они культивируются в качестве состояний, заслуживающих высокой моральной оценки.

Обратимся теперь ко второй части парадокса: "к дурному влекусь", т.е. избираю худшее. Получается, что человек выбирает дурное помимо своей сознательной воли, что он знает, в чем заключается правильный моральный выбор, но не делает этого, и, следовательно, его собственные моральные суждения не имеют для него обязывающего смысла. Но можно ли их в таком случае считать моральными? Логично предположить, что в описанной ситуации человек ошибочно полагает, будто он владеет моральной истиной, - видит и одобряет лучшее, благое. На самом деле нельзя иметь моральные суждения, не будучи моральным. Показателем действительной моральности человека являются его поступки, готовность испытать на себе благотворную силу того, что он считает моральным. По плодам их узнаете их - гласит одна из евангельских истин. Словом, достоверность моральных суждений, как и всяких других, проверяется практикой. Можно было бы предположить, что здесь нет парадоксального расхождения мотивов и поступков, так как благое намерение не является действительным нравственным мотивом, поскольку оно не переходит в поступок. Действительные же нравственные мотивы находятся не на кончике языка того, кто совершает поступок, они заключены в нравственном качестве самого поступка. А в том, что намерения могут быть ошибочными, что они не совпадают с мотивами, ничего парадоксального нет, в этом случае, как и во всех других познавательных актах, критерием истины является практика. Вопрос, однако, так легко не решается.

Практика в качестве критерия истины выстраивается по вектору и в соответствии с теми суждениями, для выявления степени истинности которых она предназначена. Истинность физических утверждений проверяется в физическом эксперименте, психологических - в психологическом и т.д. При этом каждый раз эксперимент строится на основе тех схем, которые содержатся в соответствующих утверждениях. В нашем же случае, когда выбор осуществляется вопреки представлению о том, каким он по моральным представлениям должен быть, речь не может идти о проверке моральных утверждений, способе практического выявления степени их истинности. Здесь поступок (практика) и суждение не соотнесены друг с другом. Более того, они направлены в противоположные стороны.

Если исходить из абсолютности морали и понимать добро и зло как оси координат человеческого поведения, задающие его позитивную и негативную направленности, суть которых состоит в том, что добро есть то, к чему человек безусловно стремится, а зло есть то, чего он безусловно избегает, то получим следующие выводы. Человек намеренно (сознательно) стремится только к добру (благу) и зло не может выбрать по определению. Если же он совершил зло, то оно не могло быть результатом сознательного выбора и не может быть ему вменено в нравственную вину. Парадокс, следовательно, состоит в том, что намеренное моральное зло невозможно, а ненамеренное зло не является моральным.

Вопрос: как может иметь место моральное зло, если оно не может быть намеренным?

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >