< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

4.4. Особенности рассмотрения судом ходатайств о производстве следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности

Согласно ст. 22, 23. 25 Конституции ограничение свободы и личной неприкосновенности, неприкосновенности частной жизни и жилища возможны только на основании судебного решения. В соответствии с этими положениями ч. 2 ст. 29 УПК, определяющая исключительную компетенцию суда, перечисляет те следственные действия, в процессе совершения которых неизбежно ограничение конституционных прав и свобод личности: осмотр жилища в отсутствие согласия проживающих в нем лиц; обыск и (или) выемка в жилище; выемка заложенной или сданной в ломбард на хранение вещи; личный обыск (исключая личный обыск при задержании подозреваемого); выемка предметов и документов, составляющих государственную или иную охраняемую законом тайну, а также предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах граждан в банках и иных кредитных организациях; наложение ареста на корреспонденцию, ее осмотр и выемка в учреждениях связи; наложение ареста на имущество, включая денежные средства физических и юридических лиц, находящихся на счетах и во вкладах или на хранении в банках и иных кредитных организациях; контроль и запись телефонных и иных переговоров, получение информации о соединениях между абонентами. Кроме того, судебное решение требуется для таких процессуальных действий - временного отстранения подозреваемого (обвиняемого) от должности в соответствии со ст. 114 УПК; помещении подозреваемого (обвиняемого), не содержащегося под стражей, в медицинский или психиатрический стационар для производства судебно-медицинской или судебно-психиатрической экспертизы, а также о реализации или уничтожении вещественных доказательств, указанных в подп. "в" п. 1, подп. "б" и "в" п. 2 и п. 3 ч. 2 ст. 82 УПК.

В отличие от рассмотренной выше процедуры ходатайства о производстве обыска, выемки и ряда других следственных действий, требующих в соответствии с ч. 2 ст. 29 УПК судебного решения, не могут рассматриваться в правилах гласного и состязательного судопроизводства. Эффективность следственных действий в значительной степени зависит от неожиданности их проведения, требующей сохранения принятого решения в тайне от заинтересованных лиц, по крайней мере до его реального исполнения. Значительные отличия в регулировании этой судебной процедуры обусловлены характером процессуальных действий. Необходимость обеспечения прав личности на неприкосновенность жилища, тайну личной жизни вступает в противоречие с правом лица знать о предполагаемом ограничении права, однако ограничение конституционных и процессуальных прав здесь оправдано необходимостью защиты интересов иных лиц и другими указанными в ч. 3 ст. 55 Конституции целями. Приоритет отдается сохранению тайны предварительного следствия.

Различия в характере процессуальных действий, на производство которых испрашивается разрешение, таким образом, обусловливают отличия в гарантиях состязательности судебных процедур. Однако сказанное не означает, что лицо, чье конституционное благо ограничивается без его участия, лишается судебной защиты. Возможность такого ограничения только на основании судебного решения (а перечень требующих судебного решения следственных действий достаточно внушителен) сама по себе представляет собой важнейшую гарантию его законности и обоснованности. Целям защиты прав этого лица служит и требование обоснованности решения о проведении следственного действия. Поэтому отсутствие в судебном заседании обвиняемого и его защитника не освобождает суд от обязанности проверить законность ходатайства органа расследования и дать согласие на его проведение только в случае действительной в этом необходимости. Гарантией прав лица, неприкосновенность жилища и частной жизни которого была нарушена производством следственного действия, служит также возможность последующего обжалования как самого судебного решения о его проведении, так и действий, произведенных на основании решения суда. Отсутствие заинтересованного лица при принятии судьей решения может рассматриваться в качестве обстоятельства, обусловливающего повышенные требования к обоснованности рассматриваемого судом ходатайства органа уголовного преследования.

Надо сказать, что ст. 165 УПК аналогичных ст. 108 предписаний, гарантирующих обоснованность ходатайства органа расследования, не содержит. Из буквального толкования данной статьи (ч. 1-4) следует, что для получения разрешения на проведение следственного действия органу расследования достаточно составить и подать в суд формальное ходатайство. Закон не требует и обязательного присутствия следователя в судебном заседании в целях личного обоснования своего ходатайства. Соответственно, при рассмотрении указанного ходатайства суд ограничивается его проверкой по формальным критериям, не вникая в доказанность обстоятельств, имеющих значение для принятия правильного решения. Однако универсальность требования обоснованности всех властных процессуальных решений делает его обязательным и для решений этого рода, а необходимость обосновать решение требует исследования представленных в обоснование ходатайства доказательств.

Отсутствие в ст. 165 конкретных указаний не позволяет считать, что суд не обязан проверить наличие фактических оснований для проведения следственного действия. Лишенный возможности проверить обоснованность ограничения конституционных прав граждан суд не в состоянии выполнить возложенную на него функцию защиты этих прав, поэтому рассматривающий ходатайство о производстве следственного действия судья должен убедиться, что для этого имеются достаточные основания и одновременно отсутствуют иные пути получения искомых доказательств, а в своем решении указать мотивы и фактические основания следственного действия, связанного с ограничением конституционных прав личности.

Мы уже отмечали, что необходимость обосновывать все судебные решения обусловливается информационным характером этих решений. Лицо, принимающее решение, должно располагать необходимой и достаточной информацией для обоснования вывода о наличии "правовой ситуации", с которой закон связывает те или иные правовые последствия. Закон не обязывает следователя производить обыск, выемку в его жилище, прослушивание его переговоров по каждому уголовному делу. Он оставляет это на усмотрение должностного лица, причем это усмотрение должно быть основано на конкретных обстоятельствах, установленных материалами дела, т.е. доказательствами.

Вероятный характер знания, лежащего в основании решения о производстве следственного действия в теории уголовного процесса не вызывает сомнений: решение принимается при наличии "достаточных данных полагать", что в результате может быть получена какая-то информация, имеющая значение для дела, т.е. имеется вероятность того, что будет достигнута цель следственного действия. Однако вероятный характер этого вывода не имеет ничего общего с произвольным субъективным усмотрением. Вероятность отражает определенные существующие в реальном мире закономерности явлений, причинно-следственные и иные связи. Поэтому вероятность вполне пригодна для принятия рассматриваемых процессуальных решений, если опирается на определенные факты, имеющие достоверный характер. Наличие достоверных данных, позволяющих с определенной степенью вероятности сделать вывод об основаниях производства следственных действий, и придает принятому решению качество обоснованности.

Такими (достоверными) данными могут быть только доказательства, и чем значительнее ограничения конституционного права, тем выше должен быть уровень обоснованности производимых действий, тем более жесткие требования предъявляются к достаточности оснований. Не обоснованное конкретными фактическими обстоятельствами предположение о том, что в результате следственного действия могут быть получены доказательства, не может служить достаточным основанием к ограничению конституционных прав личности. Суд не может принимать решения в виду одного лишь формального требования (ходатайства) органа расследования, не вникая в доказанность оснований предложенных им мер. Иное означало бы подмену реального содержания контрольной деятельности суда "простым" наблюдением за приведением тех или иных норм УПК в ходатайстве следователя или в протоколе следственного действия. Если суд ограничен проверкой лишь отдельных процессуальных моментов, это означает, что право вынесения решения по вопросу факта всецело предоставлено органу дознания, следователю и (или) прокурору, роль суда сводится к регистрации обращений об ограничении конституционных прав и свобод личности.

Сказанное ведет к выводу, сформулированному выше применительно к процедуре принятия решения о заключении под стражу: наличие оснований для проведения следственного действия и необходимость ограничения конституционных прав личности необходимо доказать, и эта обязанность лежит на обратившемся в суд органе уголовного преследования, несмотря на отсутствие в судебном заседании второй стороны. Этот вывод логически вытекает из конституционных положений о презумпции невиновности, влияющей на распределение в уголовном процессе бремени доказывания. Лицо, предполагаемое невиновным, освобождается от обязанности оспаривать утверждения обвинительной власти, в том числе связанные с необходимостью производства следственных действий, огранивающих конституционные права и свободы личности.

Необходимость убедить суд в наличии обстоятельств, выступающих основаниями для проведения следственного действия, требует использования формы и правил доказывания, свойственных судебной процедуре. И хотя полная состязательность в данной форме судебного контроля невозможна, суд не может принимать решение вне судебного заседания, в котором, как минимум, предусмотрено участие одной из сторон - прокурора, следователя, дознавателя (ч. 3 ст. 165 УПК). Наличие судебной процедуры принятия решения о проведении следственного действия означает официальность заседания, необходимость привлечения стороны, заявившей ходатайство, для обоснования заявленных требований, оглашение и исследование представленных документов, вынесение решения, т.е. соблюдение процедурных правил доказывания, обеспечивающих справедливое разрешение любого вопроса. Именно поэтому отсутствие указания на обязательность участия в судебном заседании должностных лиц, заявивших ходатайство (ч. 3 ст. 165 УПК), не стимулирует ни доказательственную деятельность стороны обвинения, ни контрольную судьи. С одной стороны, судья получает возможность действовать "как административное лицо без какой-либо процедуры рассмотрения вопроса", т.е. методами, характерными для прокурора или руководителя следственного органа, с другой - он не может задать следователю или дознавателю необходимые ему для разрешения ходатайства вопросы. Рамки, в которых оказывается судья, не позволяют ему в каждом случае принять обоснованное решение по заявленному ходатайству. В связи с этим можно предложить изменить формулировку ч. 3 ст. 165 УПК таким образом, чтобы она обязывала должностных лиц, заявивших ходатайство, лично присутствовать при его рассмотрении и дать судье необходимые пояснения.

Непременным, по нашему мнению, является и участие в контроле над законностью и обоснованностью следственных действий прокурора. Лишенный полномочий санкционировать обращение следователя с ходатайством о таком следственном действии прокурор не освобожден от обязанности осуществлять надзор за законностью предварительного следствия, поэтому он должен принять участие в судебном заседании при рассмотрении ходатайства следователя о производстве следственных действий, тщательно готовиться к судебному заседанию, изучать предварительно ходатайство следователя и подтверждающие его обоснованность материалы. В судебном заседании он высказывает свое мнение о соответствии постановления следователя требованиям законности, обоснованности и мотивированности. Таких действий от него требует приказ Генеральной прокуратуры РФ от 02.06.2011 № 162 "Об организации прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия" (п. 1.6). По делам, расследуемым в форме дознания, прокурор свою позицию высказывает также и при согласовании с ним ходатайства дознавателя.

Обязательным представляется и изучение судом доказательств, подтверждающих обоснованность ходатайства органа предварительного расследования. В случае необходимости суд может выслушать устные объяснения лиц, участвовавших при проведении процессуальных действий, составлении документов (следователь или конкретный сотрудник, проводивший обыск или задержание в рамках отдельного поручения, понятые, свидетели и т.д.).

Несмотря на то что многие авторы высказываются за то, чтобы при осуществлении судебной проверки обеспечивалась возможность непосредственного и устного исследования доказательств, практикой эти научно обоснованные рекомендации не восприняты. Ходатайства о производстве следственных действий более чем в 90% случаев рассматриваются без участия должностных лиц, заявивших ходатайство, т.е. вне судебного заседания. Действуя единолично и фактически бесконтрольно, судья не мотивирован на исследование обосновывающих ходатайство материалов, даже если они были представлены.

Ни в одном из изученных авторами случаев рассмотрение ходатайства не сопровождалось получением каких-либо объяснений от должностных лиц, заявивших ходатайство, свидетелей или иными судебными действиями, которые свидетельствовали бы об устном и непосредственном исследовании материалов. Сами материалы, обосновывающие ходатайства, в суд не представляются, в судебных постановлениях их анализ, по общему правилу, не приводится, поэтому проверить обоснованность судебного решения практически невозможно. Методом включенного наблюдения установлено, что постановления судьями принимаются вне судебного заседания и не только без какого бы то ни было исследования доказательств, но даже без ознакомления с самими ходатайствами и текстами подготовленных помощниками постановлений. Не только обоснованность, но и формальная законность ходатайства о производстве следственного действия не всегда проверяется. Суд принимает на веру даже такие легко проверяемые обстоятельства, как наличие возбужденного уголовного дела, полномочие следователя на вынесение постановления, подлинность его подписи.

В одном уголовном деле, возбужденном по заявлению о мошенническом присвоении Т-вой автомашины "Мерседес", принадлежащей ее мужу, судья выдал разрешение на производство обыска в жилище в целях обнаружения указанных в описательной части постановления предметов (т.е. автомашины).

Обыски, не имеющие под собой никаких оснований, часто могут быть квалифицированы как превышение должностными лицами своих служебных полномочий. В связи с этим настораживают попытки еще более упростить судебную деятельность по рассмотрению ходатайств о производстве следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности. В частности, предлагается вместо обоснованного судебного решения ввести наложение судьей письменной резолюции на ходатайстве следователя. Самым решительным образом этому следует воспротивиться. Данное решение, способное лишь ухудшить ситуацию, по существу, ликвидирует судебный контроль.

Наиболее широкое распространение в практике получило такое следственное действие, как контроль и запись телефонных и иных переговоров, что, очевидно, связано с невысокой трудоемкостью этого действия для следователя, от которого не требуется каких-либо усилий, кроме тех, что связаны с организацией прослушивания. Между тем это следственное действие, не являющееся ни лучшим, ни единственным средством получения доказательств, при отсутствии эффективного судебного контроля способно причинить вред правам и законным интересам многих лиц, не причастных к совершению преступлений и не имеющих статуса участника уголовного процесса, например совместно с обвиняемым пользующихся жилищем или телефонным аппаратом. Однако ни следователи, ни судьи не считают необходимым получить исчерпывающие сведения о лицах, конституционные права которых подвергаются ограничению. В некоторых случаях суд выдает разрешение на прослушивание разговоров неизвестного лица, т.е. фактически на номер телефонного аппарата, которым это лицо может воспользоваться.

При производстве по уголовному делу, возбужденному по п. "а", "е" ч. 2 ст. 105 УК, судья по ходатайству следователя вынес постановление о разрешении контроля и записи телефонных и иных переговоров, которым обязал операторов сотовой связи, работающих на территории Самарской области, предоставить информацию о соединениях и переговорах своих абонентов, выходивших в эфир в течение часа до и после предположительного времени совершения преступления и в определенном радиусе от места его совершения.

В другом деле, возбужденном по п. "е" ч. 2 ст. 105, ч. 1 ст. 222 УК, судья выдал разрешение на прослушивание четырех номеров сотовой и городской телефонных сетей, с которых на телефон потерпевшей поступали звонки с предложением о разделе имущества, оставшегося после гибели мужа. Личность звонившего была неизвестна, владельцы телефонных номеров, подлежащих контролю, в постановлении указаны не были. Подобная практика, разумеется, недопустима.

Учитывая постоянный рост обращений за разрешением на контроль и запись переговоров, именно на суды ложится ответственность за несоблюдение данного конституционного права огромного количества граждан. При этом количество выданных разрешений не совпадает с количеством контролируемых телефонов или количеством затронутых контролем лиц. Результаты изучения практики показывают, что на одно выданное разрешение приходится обычно два или три телефонных номера, а средняя продолжительность прослушивания по выданным разрешениям составляет 5,7 месяца. К тому же в каждом 10-м случае эта мера применялась к служебным телефонам, поэтому подсчитать количество лиц, переговоры которых фактически стали объектом контроля, вообще невозможно. Однако несомненно, что количество этих лиц значительно больше, чем показывают статистические данные о числе выданных разрешений.

Достигающая практически 100% удовлетворяемость ходатайств органов расследования о производстве следственных действий позволяет говорить о неэффективности судебного контроля, фактически превращенного в "выдачу разрешений", что приводит к нарушению или необоснованному ограничению прав личности, формирует в общественном правосознании убеждение в том, что суд "заодно" со следователем. В немалой степени этому способствуют и отмеченная выше нечеткая регламентация этой процедуры в ст. 165 УПК, и несформированность состязательной традиции осуществления этого вида судебной деятельности, и отсутствие у заинтересованных лиц возможности проконтролировать обоснованность судебного решения, и, как следствие, отсутствие практики отмены таких решений вышестоящими судами.

Недостаточно четко в законе сформулированы гарантии прав участников уголовного процесса и для тех ситуаций, когда производство следственных действий, не терпящих отлагательства (осмотр жилища, обыск и выемка в жилище, личный обыск, а также выемка заложенной или сданной на хранение в ломбард вещи, наложение ареста на имущество, подлежащее конфискации в соответствии со ст. 104.1 УК), допускается без судебного решения, на основании одного лишь постановления следователя. Следователь обязан в течение 24 часов с момента начала производства следственного действия уведомить об этом судью и прокурора. К уведомлению должны быть приложены копии постановления о производстве следственного действия и протокола следственного действия для проверки законности его производства. В течение 24 часов по получении уведомления судья должен проверить законность проведенного следственного действия и вынести соответствующее постановление. Если судья признает, что следственное действие произведено незаконно, все полученные в ходе такого действия доказательства признаются недопустимыми. Как видим, в случаях, не терпящих отлагательства, предварительный судебный контроль заменяется последующим.

Возможность последующего судебного контроля в современных условиях приобретает значение важнейшей процессуальной гарантии законности следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности. Подозреваемый (обвиняемый) или другое лицо, чьи конституционные права были ограничены без судебного решения или на основании судебного решения, принятого в отсутствие заинтересованного лица, должны иметь возможность высказать свое мнение о законности и обоснованности этого действия, хотя бы после его проведения. Нет сомнений в том, что они имеют право на доступ к материалам дела, которые были использованы для принятия судом решения. Когда следственное действие уже произведено, его цель достигнута (или не достигнута), т.е. причина держать информацию о нем в конфиденциальности отпала, нет и причин для ограничения права заинтересованного лица на проверку законности произведенного следственного действия. Возможность последующего контроля за обоснованностью судебного решения, а также решения следственного органа о проведении следственного действия ввиду его неотложности без решения суда, должна способствовать повышению осмотрительности и ответственности при принятии решения.

Однако обжалование судебного решения о проведении следственного действия чрезвычайно затруднено не только тем, что оно уже исполнено, и предотвратить нарушение прав личности невозможно, но и тем, что о нарушении своих конституционных прав (в частности, на тайну переговоров) многие граждане не узнают и после того, как эта мера прекращена, а ч. 5 ст. 165 УПК, возлагающая на судью обязанность проверить законность произведенного следственного действия и, соответственно, соблюдение прав заинтересованного лица, сформулирована очень неудачно. Эта норма непригодна в качестве формы эффективного судебного контроля за соблюдением конституционных прав личности, так как она еще меньше, чем ч. 3 ст. 165 УПК соответствует требованию справедливой судебной процедуры.

Судебная проверка в соответствии с ч. 5 ст. 165 УПК осуществляется единолично судьей в отсутствие состязания сторон, в ней не предусмотрено участие даже должностного лица, казалось бы, заинтересованного в подтверждении законности своих действий. Отсутствие каких-либо процедурных предписаний в этой правовой норме изначально ориентирует следователей и дознавателей на возможность фактически бесконтрольного проведения любого следственного действия. Поэтому предлагаемое в науке решение - привлечь к судебной проверке законности и обоснованности произведенного неотложного следственного действия всех заинтересованных в этом лиц1, с тем чтобы позиции прокурора, следователя, защитника и лица, интересы которого затронуты следственным действием, были выслушаны и учтены судом, позволит оптимизировать рассматриваемую судебную процедуру, повысить ее эффективность, стимулировать законность и обоснованность не только судебных решений, но и решений органов предварительного расследования о наличии исключительной ситуации, свидетельствующей о неотложности следственного действия.

Все ранее сказанное о непосредственности исследования доказательств в этом случае становится применимым и к данной форме судебного контроля. Участвующие в судебном заседании лица не могут быть лишены права представить суду свои аргументы и подтверждающие их доказательства, а суд не может быть освобожден от обязанности их проверить, несмотря на отсутствие четких указаний в законе. Такой вывод соответствует позиции Конституционного Суда РФ, изложенной им в определении по жалобе гражданки Дементьевой А. Б., которая не получила уведомление о времени рассмотрения судом вопроса о законности произведенного в ее жилище обыска. Суд указал, что данная "статья, регламентирующая порядок производства обыска в жилище в условиях, не терпящих отлагательства, а также последующую судебную проверку законности такого обыска, не содержит каких-либо предписаний, которые лишали бы лицо, в чьем жилище произведен обыск, возможности участия в такой проверке в случае заявления им ходатайства об этом или обжалования незаконности произведенного обыска. Ее положения, вместе с тем не исключают право суда в случае неявки заинтересованного лица в судебное заседание по неуважительной причине рассмотреть данный вопрос в его отсутствие. Предоставление такому лицу возможности участвовать в судебном заседании обусловливается, в частности, самим характером осуществляемого судебного контроля, предполагающим проверку соблюдения следователем требований закона как относительно уголовно-процессуальной формы, так и в части, касающейся установления оснований для производства обыска, в том числе обосновывающих его безотлагательность".

Не содержатся, по мнению Конституционного Суда РФ, в оспариваемой норме и положения, которые бы ограничивали право лица, в жилище которого проводился обыск, обжаловать принятое судом решение относительно его законности или незаконности в вышестоящие суды общей юрисдикции. Обыск относится к числу тех следственных действий, которые существенным образом ограничивают конституционные права лица, в том числе его права на неприкосновенность жилища и тайну частной жизни. В указанном Определении Конституционного Суда РФ сказано: "В связи с этим лицу, в жилище которого был произведен обыск в соответствии с частью пятой статьи 165 УПК Российской Федерации, должна быть обеспечена возможность непосредственно после проведения обыска или после принятия судом решения о его законности или незаконности, еще до завершения производства по делу, обжаловать как само это следственное действие, так и законность принятого судом решения, что предполагает своевременное его уведомление о вынесенном судом решении, а также ознакомление с его текстом.

Наличие улица, в жилище которого производился обыск, права обжаловать это следственное действие и принятое впоследствии судом решение о признании его законным вытекает и из положений Уголовно-процессуального кодекса

Российской Федерации (статьи 19,123,127, 355), гарантирующего участникам уголовного судопроизводства и иным лицам право обжаловать действие (бездействие) и решения органа дознания, дознавателя, следователя, прокурора и суда в той части, в какой они затрагивают их интересы, и не устанавливающего исключения из этого правила для решения вопроса о производстве обыска или о признании проведенного обыска законным".

Разъяснения Конституционного Суда РФ вполне достаточны для разумного правоприменителя, однако, для того чтобы указанные действия по обеспечению прав участников уголовного процесса выполнялись всеми, считаем необходимым дать соответствующие разъяснения в постановлении Пленума Верховного Суда РФ. В то же время следует отметить, что, поскольку подача заинтересованным лицом жалобы на незаконные действия органа предварительного расследования в порядке ст. 125 УПК не может рассматриваться как эффективное средство судебной защиты, если судом уже принято решение, подтверждающее законность следственного действия, целесообразно пересмотреть в законодательном порядке установленные ч. 5 ст. 165 УПК правила проверки законности и обоснованности произведенного следственного действия, с тем чтобы они соответствовали изложенным выше требованиям справедливой судебной процедуры.

Подведем итоги. Несмотря на отмеченные издержки практики, судебная защита - одна из важнейших процессуальных гарантий прав и свобод личности в уголовном процессе. Объектом судебной защиты, в первую очередь, являются гарантированные Конституцией права на свободу и личную неприкосновенность, частную жизнь, неприкосновенность жилища. Законность и обоснованность процессуальных решений о применении мер пресечения и производстве следственных действий, ограничивающих права и свободы личности, обеспечивается не только требованием наличия достаточных оснований для совершения таких действий и применения таких мер, но и предусмотренными УПК судебными процедурами, в которых производится их судебная проверка. Повышение эффективности судебного контроля требует более активного использования общих правил судебного разбирательства, обеспечивающих справедливость судебной процедуры, норм доказательственного права.

Как было показано выше, участникам уголовного судопроизводства предоставлен целый комплекс прав, реализуя которые, они могут добиваться защиты своих законных интересов. Наибольший интерес представляют права на информацию, на обжалование, на безопасность и реабилитацию. Являясь весьма серьезными, значимыми гарантиями прав личности, эти права призваны обеспечивать соблюдение баланса интересов личности и органов уголовного преследования, а также суда. Именно об этих правах и пойдет речь в следующем разделе.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >