“Явленная тайна”
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
ой. И хотя сам рисовал неважно, весьма интересовался современным изобразительным искусством. Существенна и родословная поэта (сын академика живописи и известной пианистки), и общехудожественная одаренность его поколения “с перевесом живописных и музыкальных начал”. Эти приоритеты определились в ведущих течениях литературы начала XX века символизме, ориентировавшемся на музыку, и футуризме, раньше всего зародившемся у живописцев. Пастернак вступал в поэзию в составе футуристической группы “Центрифуга”, но испытывал к тому же сильнейшее воздействие Блока и Белого. Отсюда его необычность на фоне и тех, и других. Поэт неоднократно оценивал свои ранние стихи как экспериментальные, авангардистские. Действительно, характерные для представителей кубизма совмещения и смещения предметов постоянно встречаются в книгах “Близнец в тучах” и “Поверх барьеров”. Стиль здесь не просто сложен он нарочито усложнен. Если судить по заголовкам стихотворений, то раннего Пастернака можно заподозрить даже в известном рационализме. Заглавиями он определяет предметы, о которых пойдет речь, причем обычно это нечто неосязаемое: “Душа”, “Поэзия”, “Определение души”, “Определение поэзии”, “Тоска”, “Определение творчества”. Однако разговор получается не прямым, а окольным он ведется ассоциативно, около предмета. Не удивительно, что одна из четырех ранних книг названа “Темы и вариации”, а одно из стихотворений озаглавлено “Три варианта”. У Пастернака в отличие от его кумиров Фета и Блока заглавие почти обязательное и, как правило, разъяснительное. Ранний пастернаковский стиль осложнен обилием историзмов (типа молокане, стиль жакоб, мясоед), терминов из разных областей, позабытой фразеологии, просторечий. Пример таких объяснений учитель может найти в статье Н. М. Шанского “Среди поэтических строк Б. Л. Пастернака”. Следующий этап постижение специфики образов. Они не только сами по себе наглядны (“...как обугленные груши / С деревьев тысячи грачей”; “Размокшей каменной баранкой / В воде Венеция плыла”; “Я клавишей стаю кормил с руки / Под хлопанье крыльев, плеск и клекот”), но и сочетаются по принципу смежности, метонимически. Пастернак стремится многократно и многообразно определить явление некоторые стихотворения строятся как цепь, обвал сравнений. Причем ассоциации зрительные сочетаются у поэта с ассоциациями культурными и социальными, в действие одновременно включаются несколько оттенков слова: Я не держу. Иди, благотвори. Ступай к другим. Уже написан Вертер, А в наши дни и воздух пахнет смертью: Открыть окно что жилы отворить. Любопытно, что Пастернака многие знают именно по отдельным строкам, запоминают их, восторгаются ими. Но, занимаясь деталями, мы не должны забывать о цельности восприятия. Иногда живописное и музыкальное начала откровенно борются здесь (самый красноречивый и знаменитый пример стихотворение “Марбург”). Но есть среди первых пастернаковских вещей и такие, в которых определения естественно перетекают в сквозной лирический сюжет. Это “Сон”, “Ледоход”, “После дождя” стихотворения, достаточно ясные, чтобы стать опорными для анализа в классе. Подавая примеры до сих пор, мы намеренно обходили стороной самую значительную книгу раннего Пастернака “Сестра моя жизнь”. Принципы организации, присущие отдельным произведениям, здесь касаются построения и развертывания книги в целом. Почти в каждом стихотворении поэт захватывает большой круг явлений, уплотняя их. При этом он обнаруживает единство не только высоких, собственно поэтических тем природы, любви и искусства в них постоянно входят, их пронизывают бытовые реалии. К самому Б. Пастернаку можно отнести слова Тони из ее письма Юрию Живаго: “Я люблю все особенное в тебе, все выгодное и невыгодное, все обыкновенные твои стороны, дорогие в их необыкновенном соединении, облагороженное внутренним содержанием лицо”. Но есть в авторе “Сестры моей жизни” и то, что безусловно выделяет его это непосредственность детства. В окружающем он ищет первозданное и, одаренный несравненной полнотой ощущения мира, способный в миге находить вечность, открывает изначальное: Закрой их, любимая! Запорошит! Вся степь как до грехопаденья: Вся миром объята, вся как парашют, Вся дыбящееся виденье! В письме Н. Асееву Пастернак писал о своей третьей книге: “Я одно время серьезно думал ее выпустить анонимно; она лучше и выше меня”. Иногда действительно кажется, что “я” перетекает в природу, становясь одним из ее проявлений (“Спи, подруга, лавиной вернуся”). Иногда возникает впечатление, что книга безлюдна: сад заполняет пространство, вваливается в дом. Но все такие метаморфозы, все такие видения одухотворены любовью. Чувство заостряет, увеличивает, преображает предметы. Отсюда гиперболизация, экспрессивность и метафоризм пастернаковского стиля. Уяснить сущность и особенности поэтики “Сестры моей жизни” можно на примере стихотворений “Ты в ветре, веткой пробующем...”, “Степь”, “Душная ночь”, “Гроза, моментальная навек”, стараясь не утратить при разборе изначального ощущения свежести образов и настроений. Третья тема “Вечности заложник у времени в плену”, или “Пастернак и революция, Пастернак и эпоха” на мой взгляд, обязательна, необходима, хотя рассматривать ее допустимо и долго и коротко: и в один, и в четыре урока в зависимости от установок и вкусов учителя. Одна из расхожих легенд, которую азартно утверждали советские критики, а теперь (с противоположной оценкой) готовы унаследовать, кажется, сегод