Образ "Младенца на штыке" как комплекс военно-государственной и морально-нравственной символики Советской России
Статья - История
Другие статьи по предмету История
ным царством. Не будучи евреем Ирод прекрасно знал, что они ждут Царя Машиаха, который огнем и мечом создаст великое земное царство Иудейское. Но будучи не в состоянии найти своего, как он считал, соперника, Ирод излил свой гнев на неповинных детей (15).
Как писал Димитрий, митрополит Ростовский в XVII веке: Ирод "как лютый зверь, когда бывает ранен, часто не смотрит на того, кто его ранил, но бросается прямо на то, что у него перед глазами; и в ярости терзает это, как бы самого виновника своей раны"... (16)
Из этого сюжета мы видим две основных мотивации, побуждающие власть имущих и воинов расправляться с детьми: "Слепой гнев, вымещаемый на самом беззащитном создании, который может быть подпитан как ощущением успеха (по принципу "что хочу, то ворочу"), так и понесенным фиаско (по принципу "отыграться хоть на ком-то").
Вторая мотивация: это осознание того, что дети когда-то вырастут и могут стать соперниками за власть, борцами за права своей социальной группы или мстителями обиженных отцов.
Второе прекрасно охарактеризовано в историческом плане о XIX веке Владимира Короткевича "Дикая охота короля Стаха", в финале которого крестьяне расправляются с преступниками из среды шляхты, терроризировавшими всю округу.
Отвечая на просьбу одного из участников дела, пожалеть хотя бы молодого шляхтича, один из главных героев романа отвечает: "Дурень ты дурень... Думаешь, мне не жалко? Сердце кровью обливается. Спать спокойно, кажется, никогда в жизни не смогу. Но терпеть так терпеть, а уж коли начали, дак до конца. Чтоб ни одного не покинуть, чтобы только мы одни, под круговой порукой, знали... "Молодой"! Ты думаешь, из этого молодого не вырастет старый гад? Вырастет! Особенно при воспоминаниях об этой ночи. Так будет нашего брать "жалеть", что диву дашься" (17).
Потрясающи по своей силе описания убийства детей у богослова IV века Григория Нисского. Убийство воином ребенка, это "всеобщее рыдание, это жалостный вопль детей, матерей... отцов, издающих пронзительные стоны при угрозах палачей? Кто изобразит палача с обнаженным мечом, стоящим над младенцем? Взгляд его суров и дышит убийством; речь его страшна; одною рукою он тащит к себе младенца, другою простирает меч; между тем мать с другой стороны влечет свое дитя к себе; и собственную грудь подставляет острию мяча, чтобы только не видеть очами своими, как бедное дитя ее будет умерщвлено руками палача! Как описать положение родителей, их стенания, вопли, последнее прощание с чадами своими:
"За что вы убиваете наших детей? Какую обиду причинили они... ? Разве у вас самих нет матерей? Разве вы не ведаете любви материнской? Разве у вас нет жен? Разве вы не были любимы вашими матерями? Неужели вы не страшитесь, что и с вашими детьми случится то же?" (18).
Следующее описание принадлежит уже веку ХХ: "Однажды перед боем ст.сержант Илларион Меркулов получил письмо из родного села... Неровные строки письма дышали горем и гневом. В нем сестра рассуждала о том, как ночью к ней в дом ворвались немцы. Проснулся ее трехлетний ребенок. Он испуганно посмотрел на немцев и расплакался. Один из солдат с зверскими лицом, рыжей щетиной, стал кричать на ребенка, но он еще больше испугался и продолжал плакать.
Клейне швайн! (грязная свинья (нем.) Е.-Л. М.) рявкнул немец и всадил штык в тело ребенка. Вот что они сделали, эти детоубийцы, палачи" (19).
В любой войне и в любой армии ребенок воспринимался как тот, на кого нельзя поднимать руку. Но во всех войнах детей убивали. Свои дети воспринимались как моральный стимул для защиты ("чтобы росло наше будущее"), а дети врага как "вражье семя", которое недостойно жить на земле.
И всегда убитый ребенок, особенно если это дитя твоего народа, твоей земли и не твое дитя, был мощнейшим стимулом для продолжения войны до победного конца, стимулом для мести. Этот стимул был внутренним, нравственным.
Под Волгоградом, на "Солдатском поле" есть памятник маленькая девочка стоит и задумчиво смотрит в даль, в руках она держит василек: "Моя черноглазая Мила! Посылаю тебе василек... Представь себе: идет бой, кругом рвутся вражеские снаряды. Кругом воронки и здесь же растет цветок... и вдруг очередной взрыв ... василек сорван. Я его поднял и положил в карман гимнастерки. Цветок рос, тянулся к солнцу, но его сорвало взрывной волной, и если бы я его не подобрал, его бы затоптали. Мила! Папа Дима будет биться с фашистами до последней капли крови, до последнего вздоха. Чтобы фашисты не поступили с тобой как с этим цветком. Что тебе не понятно, мам объяснит" (20).
Это письмо гвардии майора Петракова Д.А. дочери, написанное 18 сентября 1942 года живой символ. Лежащий в одной плоскости с тем, который послужил названием для исследуемого образа, "Младенец на штыке".
И вот уже мы видим плакат "Воин Красной Армии, спаси" на стенах военного завода, где под лозунгом "Дадим больше танков фронту!" рабочие недосыпая и недоедая, поставляют оружие русскому воину, чтобы ему было что противопоставить окровавленному штыку (21).
Мы видим этот плакат на стенах домов блокадного Ленинграда: "Если ненависть твоя стала остывать, если ты к ней привык, погладь хотя бы мысленно теплую головку своего ребенка. Он взглянет на тебя ясно и наивно. И ты поймешь, что с ненавистью свыкнуться нельзя, пусть горит она в тебе как неутомимая боль, как видение черной фашистской руки, сжимающей горло твоего ребенка" (22). И призыв был услышан.
Вот уже мы видим пулеметчика, который в одиночестве, у гру