Об одном стихотворном манифесте акмеизма

Сочинение - Литература

Другие сочинения по предмету Литература

Об одном стихотворном манифесте акмеизма

Олег Лекманов

Исследователи справедливо называют мандельштамовское стихотворение Notre Dame (1912) поэтическим манифестом акмеизма 1. Им завершается подборка “действительно акмеистических стихов” 2, появившаяся в третьем номере петербургского журнала Аполлон за 1913 год.

Где римский судия судил чужой народ,

Стоит базилика, и, радостный и первый,

Как некогда Адам, распластывая нервы,

Играет мышцами крестовый лёгкий свод.

Но выдаёт себя снаружи тайный план:

Здесь позаботилась подпружных арок сила,

Чтоб масса грузная стены не сокрушила,

И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,

Души готической рассудочная пропасть,

Египетская мощь и христианства робость,

С тростинкой рядом дуб и всюду царь отвес.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,

Я изучал твои чудовищные рёбра,

Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам.

Ударное финальное место занимает стихотворение Notre Dame и в первой поэтической книге Мандельштама Камень (1913). Здесь оно вместе с Лютеранином (1912) и Айя-София (1912) помещено после нескольких мандельштамовских стихотворений 1913 года. Важно обратить внимание не только на то обстоятельство, что эти три текста совокупно образуют “триптих о религиях Европы Протестантизме, Православии и Католичестве” 3, но и на то, что в Notre Dame собраны воедино чуть ли не все пространственные площадки, на которых разворачивается действие стихотворений Камня. Взгляд на помещение изнутри сменяется в Notre Dame взглядом на него же снаружи; насыщенное профессиональной архитектурной терминологией описание городского собора соседствует (в третьей строфе) с вкраплениями элементов природных, первозданных пейзажей.

Сопоставление природы и архитектуры тема целого ряда акмеистических текстов Мандельштама 19121915 годов. Можно даже, не рискуя впасть в сильное преувеличение, сказать, что именно это соотношение центральное для мандельштамовской концепции акмеизма. Почему?

Напомним, что в свой ранний, доакмеистический период поэт больше писал о природных пейзажах, чем об архитектурных ландшафтах. Окружающая природа пугала и в то же время притягивала Мандельштама-символиста.

Я вижу месяц бездыханный

И небо мертвенней холста;

Твой мир болезненный и странный

Я принимаю, пустота!

(Слух чуткий парус напрягает..., 1910)

Энигматическому миру природы (взгляд снаружи) в первых стихотворениях Камня противопоставлена обжитая, уютная комната (взгляд изнутри), предметный мир которой привычен и подвластен лирическому герою:

Вся комната напоена

Истомой сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так много поглотило сна.

(Невыразимая печаль..., 1909)

Вскоре после того как Мандельштам в конце 1911 года стал членом первого Цеха поэтов, а затем примкнул к акмеизму, в его стихах и статьях впервые появились архитектурные мотивы.

Традиционно из столетия в столетие природный хаос противопоставлялся архитектурному космосу. Среди актуальных для Мандельштама и для концепции стихотворения Notre Dame примеров такого противопоставления роман Ж.К.Гюисманса Собор. П.Стейнер установил, что этот роман послужил одним из подтекстов мандельштамовского поэтического манифеста акмеизма 4. А ключевой для Notre Dame образ готической души восходит к заметке Вячеслава Иванова Экскурс I. О Верлене и Гейсмансе, впервые опубликованной в ивановской книге статей По Звёздам. Здесь говорится о том, что великий французский декадент “показал впервые, под лупою своей повышенной чувствительности, тончайшие ткани готической души” 5. (Напомним, что впервые собор Notre Dame упоминается у Мандельштама как раз в том месте его юношеского письма к Вячеславу Иванову, где обсуждается книга По Звёздам: “Вы позволите мне сначала несколько размышлений о вашей книге. Мне кажется, её нельзя оспаривать она пленительна и предназначена для покорения сердец. Разве, вступая под своды Notre Dame, человек размышляет о правде католицизма и не становится католиком просто в силу своего нахождения под этими сводами? Ваша книга прекрасна красотой великих архитектурных созданий и астрономических систем”) 6.

Но, пожалуй, наиболее отчётливо противопоставление неорганизованной природы жёстко структурированной архитектуре прослеживается в том фрагменте предисловия Валерия Брюсова к книге участника Цеха поэтов Николая Клюева Сосен перезвон (1911) 7, в котором нам видится едва ли не главный полемический подтекст мандельштамовского Notre Dame. Если в заглавии клюевской книги сосны метафорически уподоблены перезванивающимся колокольням, в брюсовском предисловии природа и архитектура жёстко разведены (причём клюевская поэзия, разумеется, отнесена к природному полюсу): “Прекрасны гигантские готические соборы, строившиеся целый ряд столетий, по одному, глубоко обдуманному плану. Мощные колонны вставали там, где им указал быть замысел художника, тяжёлые камни, громоздясь один на другой, образовывали лёгкие своды, и целое поныне поражает нас своей законченностью, стройностью, соразмерностью всех своих частей. Но прекрасен и дикий лес, разросшийся, как попало, по полянам, по склонам, по оврагам. Ничего в нём не предусмотрено, не предрешено заранее, на каждом шагу ждёт неожиданность то причудливый пень, то давно пова?/p>