О «трагедийной подоплеке» «Пирамиды» Л. М. Леонова
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
ередь, сообщает все читателю, сетуя на неизбежные искажения первоначального смысла и вследствие двойной передачи, и по причине недопонимания юношей Никанором услышанного (у него половина улетучилась из памяти, а сохранившаяся успела подернуться налетом отсебятины)... В итоге в книге развернута картина мироздания, рядом моментов отличающаяся и от данных современной науки, и от православно-христианского ее понимания. Или еще пример: некий старик Дюрсо, он же Бамбаласки - один из земных искусителей ангела Дымкова, - выражает мнение о невозможности Божественного чуда. Это снова отнюдь не голос автора, а голос его персонажа.
Такого рода сцены, повороты сюжета и персонажи естественны для художественного произведения. И уж вовсе неуместно критику или литературоведу пытаться осуждать с позиций православия книги, которые никогда не осуждала и не выказывает намерения осуждать церковь. Все те же Мастер и Маргарита и Пирамида не одиноки в том, что содержат художественное изображение дьяволиады и всякого рода относящихся сюда смежных явлений и фигур. Для полноты картины давайте уж тогда атаковать произведения Антония Погорельского, Ореста Сомова, Владимира Федоровича Одоевского, Алексея Константиновича Толстого и многих других русских писателей XIX века. Да что там - Пиковую даму Пушкина, Майскую ночь, Ночь перед Рождеством, Портрет и вообще добрую половину произведений Гоголя, целый ряд повестей Тургенева (Призраки, Странную историю, Клару Милич и др.), На ножах и Белого орла Лескова... Типологически же такие осуждения более всего напоминают известные порывы вульгарных социологистов 20-х годов осуждать те или иные произведения с позиций марксизма.
Не дерзая со своим ограниченным личным, мирским и светским, жизненным кругозором ответно вещать с позиций православия, позволю себе просто напомнить читателю беседу К юношам свт. Василия Великого. Излагаемое им (именно православное) отношение к художественным произведениям, несомненно, весьма полезно знать. Так вот, имея в виду произведения греческих и римских (то есть языческих) писателей, он говорит, что когда пересказывают вам деяния или изречения мужей добрых, надобно их любить, соревновать им и, как можно, стараться быть такими же, но зато когда доходит… речь до людей злонравных, должно избегать подражания сему…, так что собрав из сих произведений, чту нам свойственно и сродно с истиною, остальное будем проходить мимо. И как срывая цветы с розового куста, избегаем шипов, - заканчивает свт. Василий Великий, - так и в сих сочинениях, воспользовавшись полезным, будем остерегаться вредного* . {* Свт. Василий Великий. Творения. Ч. IV. М., 1846, с. 348-349.}
Если так удается обходиться даже с творчеством древних язычников, то уж в произведениях русских писателей, великих и просто талантливых, тем более можно и должно находить полезное и сродное с истиной.
Итак, последний роман Л. Леонова будит страсти... Тем важнее трезво и спокойно анализировать его органичными для литературоведения филологическими методами. Эта книга требует отдельного обстоятельнейшего разговора, и здесь я укажу лишь на некоторые узловые моменты ее сюжетно-образной структуры.
Беды, за которыми угадываются козни Шатаницкого и его свиты, одна за другой обрушиваются на семью священника Лоскутова.
Роман недоработан автором. Однако прекрасно выписаны разноречивые характеры - кроме названных выше персонажей это, например, старший сын Лоскутова Вадим, профессор Филуметьев, комиссар Тимофей Скуднов, Сталин, а с другой стороны, начинающая светская львица Юлия Бамбаласки, ее приятель режиссер Сорокин и др.
В отличие от М. Булгакова, который в Мастере и Маргарите неоднократно акцентирует внимание на опасной притягательности сатанинского Зла, влекущего к себе некоторых экстравагантностью и эффектами (образы Воланда и членов его свиты), Л. Леонов изображает страшное страшным. Впрочем, скучающая Юлия, которая склонна разыгрывать из себя оригиналку, пытается флиртовать с ангелом Дымковым, но при этом непрочь сблизиться и с его духовными врагами. Они ей кажутся, скажем так, романтичнее. Наверное, у вас имеются интересные знакомства и в кругу дьяволов?.. - вопрошает она его однажды. - Судя по литературным источникам, эти адские господа всегда такие целеустремленные, мускулистые, волевые... в противоположность вам!
В прямое идейное столкновение с профессором атеизма Шатаницким в Пирамиде вступает отец Матвей Лоскутов. В романе он вряд ли правильный и точный выразитель православно-христианского вероучения (которому часто пытается давать самостоятельное истолкование в русском простонародном духе). Зато он человек, инстинктивно, но точно чувствующий противоположное - где кроется, в чем состоит сатанинское Зло, - и смело защищающий от него позиции Добра. О. Матвей сразу дает понять заявившемуся к нему якобы для некоего диспута профессору, что догадывается об его истинной сути: Небось сами замечали, у всех у вас, у атеистов, что-то общее в лице написано... из всех вас он выглядывает, как из телефонной будки. Начинается долгий, прямой со стороны священника и уклончивый со стороны Шатаницкого, разговор на темы веры и неверия. Профессору удается вначале отвлечь наблюдательного собеседника рассказом, как он когда-то под видом рыбака наблюдал на Тивериадском озере за д?/p>