О “московском мифе” в 20–30-е годы ХХ века
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
? бесчисленных рейсфедеров, которые наносят планы механических левиафанов нового мира. Я слышу лязг железа, я вижу зародыши цифр, вырастающие серыми корпусами. Это стадо железных слонов. И я, новый Ганнибал, веду его на дряхлеющий Рим. Я вижу, как переворачиваются руды. Поистине я осязаю это круговращение металла, которое начинает гудеть в нашей стране” (К.Зелинский, 1929).
Весьма характерны стихи о Москве двадцатыхтридцатых годов. Так, М.Тарловский в сборнике В разрезе Москвы воспевал московское метро.
В Москве, за ручьём Чарторыем, ка-
Нава, колдобина, выемка.
В Москве, за Неглинкой-рекой, ка-
Менья дробит глиноройка.
Взрыхляйся с утра и до ночи, ну-
Тро обращай в чревоточину,
Изверженным прахом пыли, ца-
Рапай свой профиль, столица!
Повод начало строительства первой очереди московского метро. Вместе с тем Тарловский высмеивает старую, “домашнюю” Москву и пережитки “старого мира” в Москве двадцатыхтридцатых:
И город хам, и хамом обитаем.
Что изменилось со смешной поры,
Когда нас царским потчевали чаем
Столицы постоялые дворы?
.......................................................
Столица-идолопоклонница,
Кликуша и ворожея...
Таков преобладающий утопический контекст “московской” фантастики двадцатых годов. Однако была и другая фантастика с противоположным идеологическим знаком. Два постоянных сюжета фантастики двадцатых годов научное изобретение, присвоенное пролетарской массой, а также идеальная организация коллективного труда. Первый сюжет используются самыми острыми антиутопическими памфлетами тех лет Роковыми яйцами и Собачьим сердцем М.А.Булгакова.
Идея булгаковских памфлетов за эволюцию, научную и социальную, против революции. Революция, в том числе и научная, противоестественна: магический “луч жизни”, открытый профессором Персиковым (Роковые яйца), став орудием в руках пролетария, порождает чудовищ. Русская революция сама по себе гипербола: чудовищное преувеличение нелепостей человека и общества; вот и фантастическое открытие, присвоенное советской властью, ничего не создаёт, но лишь увеличивает страусов и змей до “хтонических” размеров. Герой другой повести Булгакова профессор Преображенский сам же и обвиняет себя за попытку искусственного вмешательства в “эволюционный порядок” природы; в результате революционного научного опыта милая уличная дворняга “преображается” в отвратительного “гомункла” люмпен-пролетария, с невероятной быстротой усваивающего лозунги дня.
Этот научный опыт, давший Шарикова, вполне рифмуется с социальным опытом, проведённым советской властью и давшим Швондера олицетворённое насилие над естественным складом и ходом вещей. Так “святость”, “естественность”, “домашность” Москвы последовательно извращаются: неестественное развитие новой Москвы, насилие над природой вещей, которое совершается именем Москвы, потеря Москвы как дома вот процессы, которые запечатлели писатели двадцатых годов.
Итог подведён в решающем произведении “московского мифа” Мастере и Маргарите М.Булгакова. В романе последовательно развёрнуто сопоставление Москва Ершалаим (Иерусалим). Но в этом сопоставлении акцент сделан не на ожидании нового мира, а на обветшании старого. Вместо Христа в Москву является “часть той силы, что вечно хочет зла”, Воланд. Именно в Москве проводится бал Сатаны.
В Москве “разбито вдребезги солнце”. Город гибнет, превращается, как и Петербург, в “пустое место”. Проведены иронические параллели дьявольских чудес Воланда и свиты и московских бытовых “чудес”: “Чудеса, которые творит затем Воланд с помощью пятого измерения, вполне соответствуют чудесам, которые некий гражданин совершает со своей жилплощадью без всякого пятого измерения. Даже отсутствие в киоске Пивоводы и пива, и нарзана соответствует отсутствию, в сознании Берлиоза и Бездомного, Бога и дьявола (Что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет, с иронией спрашивает у них Воланд). Это подчёркнутое в начале романа двойное отсутствие предваряет конечный приговор небытие” 6. Московский и петербургский мифы смыкаются: оба города духовно опустели. На этом заканчивается активная фаза петербургского и московского мифов.
Список литературы
1 Топоров В.Н. Петербург и Петербургский текст русской литературы (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. С.272.
2 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М. Избранные статьи: Статьи по истории русской литературы XVIII первой половины XIX века. Таллин, 1992. Т.2. С. 21.
3 Топоров В.Н. Указ. соч. С. 265.
4 Успенский Б.А. Отзвуки концепции Москва Третий Рим в идеологии ПетраI (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Успенский Б.А. Избранные труды. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1994. Т.1. С. 61.
5 Страда В. МоскваПетербургМосква // Лотмановсий сборник. Сб.1. М., 1995. С. 511.
6 Гаспаров Б.М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А.Булгакова Мастер и Маргарита // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М., 1993. С. 4445.