Медный всадник и Золотая рыбка. Поэма-сказка Пушкина

Сочинение - Литература

Другие сочинения по предмету Литература

яя и предопределяя ход событий, восстанавливает против себя само бытие и в конце концов оказывается ни с чем, низведенной к началу...

Такова доминанта обоих сюжетов, позволяющая им "пересказывать" друг друга, моделировать историю в образах фольклора и наделять сказку конкретным смыслом истории. Петербургский миф, укоренившийся благодаря Пушкину в русской литературе, именно у Пушкина, т.е. в самом начале своем, обнаруживает связь с космическим мифом о сотворении мира, о проведении границ между стихиями (вспомним библейские дни творения). Раздел суши и воды, необходимый для равновесия космоса, незыблем, и попытка его преодолеть, создать город на воде, подчинить море человеческой воле, оказывается призрачной и вызывает ответное действие стихии. Это космическое возмездие, "насмешка неба над землей" и лежит в основе того, что представляется иронией истории. Сопоставление "Медного всадника" со "Сказкой о рыбаке и рыбке", с одной стороны, со второй частью "Фауста" Гете - с другой, позволяет обнаружить это космическое начало петербургского мифа, в основе которого лежит противоречивое представление о великолепии и призрачности могучей столицы, воздвигнутой на осушенном болоте. Собственно, петербургский миф и выступает как медиация этих крайностей, попытка разрешить это противоречие.

Можно предположить, что одновременное обращение Пушкина к поэме Мицкевича и к сказке братьев Гримм связано с самой природой сюжета "город на берегу моря", с пересечением в нем эпико-исторических и фольклорно-космических мотивов. Пушкин выбрал эти два разнородных, разноязыких источника, чтобы они стали знаками одного, октябрьского (1833) сюжета его мысли, развернутого в последующей истории вплоть до совсем другого, однако метафорически уже предвосхищенного - Октябрьского финала (1917), когда вся петровская эпоха русской истории, выражаясь словами Достоевского, "искурилась к темно-синему небу", "исчезла как дым", оставив после себя разрушенные дворцы и черные избы на вновь опустевших берегах. История повернула вспять течение своё - чтобы снова и снова, повинуясь закону "разбитого корыта", протекать через своё начало.

"На берегу пустынных волн..." "Чтоб служила мне рыбка золотая..." Итоговая строка этого интертекстуального сочинения, созданного перекличкой нескольких великих авторов, принадлежит Василию Розанову и написана в 1918 году. Здесь кратчайшим способом сведены все мотивы Пушкина - Достоевского, и конец смыкается с началом уже в сюжете самой российской истории: "Боже, Россия пуста... Мечтая о "золотой рыбке" будущности и исторического величия".

Список литературы

Хорхе Луис Борхес. Кафка и его предшественники. В его кн. Сочинения в 3 тт., издательская фирма "Полярис", 1994, т. 2, с. 91.

Ф. М. Достоевский, Полное собрание сочинений в 30 тт., Л., "Наука", 1975, т. 13, с.113.Другие вариации на тему этого видения, которое глубоко поразило писателя: в "Слабом сердце" (1848), в "Петербургских сновидениях в стихах и в прозе" (1861), в набросках к "Дневнику писателя" (1873; см.в том же издании, т. 17, с. 372, примечание).

Польский художник Олешкевич, живущий в Петербурге и изучающий Библию и Кабалу, предсказывает, что Петербург будет сокрушен так же, как столицы древнего мира, вслед за чем последует "третье" испытание - конец света и Страшный суд. Петербург в этом отрывке Мицкевича иносказательно именуется "Вавилоном", подобно тому, как в Апокалипсисе "Вавилоном" именуется Рим - столица тогдашнего языческого мира. История знакомства Пушкина с третьей частью "Дзядов" (1832), куда, входят, в частности, стихотворения "Памятник Петра Великого" и "Олешкевич. День накануне петербургского наводнения 1824", изложена в кн. А.С.Пушкин. Медный всадник, издание подготовил Н.В.Измайлов, серия "Литературные памятники", Л., "Наука", 1978, сс. 137-139. Подстрочник перевода стихотворения Мицкевича "Олешкевич" приводится по этому же изданию с. 141.

Подробнее об этом споре-согласии двух поэтов см. "Фауст и Петр на берегу моря", в кн. Михаил Эпштейн. Парадоксы новизны. О литературном развитии Х1Х - ХХ веков. М., "Советский писатель", 1988, сс. 55-60.

Предположение о том, что померанская сказка из сборника Гримм послужила источником пушкинской сказки, было впервые высказано В.В. Сиповским (в кн. "Пушкин и его современники", вып.1У, СПб., 1906, с. 80-81), а затем подтверждено С.М.Бонди, который опубликовал черновик пушкинской сказки, где, в частности, дано описание вавилонской башни - эпизод, отсутствующий во всех других фольклорных вариантах сюжета, кроме гриммовского (С.М.Бонди. Новые страницы Пушкина. М., "Мир", 1931). М.К.Азадовский пришел к выводу, что совпадение ряда деталей позволяет "установить прямую зависимость сказки Пушкина от гриммовского текста" (в его кн. Литература и фольклор. Л.Гослитиздат, 1938, с. 74). См.также обзорную статью И.М.Колесницкой об исследовании пушкинских сказок в кн. "Пушкин. Итоги и проблемы изучения". М.-Л., "Наука", 1966, сс. 440-441.

Знаменательно, что у Достоевского, в "Слабом сердце" и в "Петербургских сновидениях в стихах и прозе", город на Неве "походит на фантастическую, волшебную грезу, на сон, который в свою очередь тотчас исчезнет и искурится паром к темно-синему небу". Достоевский. ПСС в 30 тт., Л., "Наука", 1972, т. 2, с. 48; 1979, т.19, с.69.

Число 33 играет в сказке определенную роль, как мера индивидуальной человеческой жизни. "Они жили в ветхой землянке Ров?/p>