Лейтмотивная структура пьесы Л.Андреева «Жизнь Человека»
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
Лейтмотивная структура пьесы Л.Андреева Жизнь Человека
Ничипоров И. Б.
Некоторые из важнейших лейтмотивов намечаются уже в Прологе. От возникающего в экспозиционной ремарке описания Некто в сером, у которого серый цвет целиком окрашивает внешний облик, в том числе лицо, подобное серому камню [1, с.443], лейтмотив серости экстраполируется на изображение обстановки действия. Доминирующая здесь поэтика неопределенности выражается посредством сгущения повторов, намеренной тавтологичности слога: Серая пустая комната… все в ней серое, дымчатое, одноцветное. Со зловещей фигурой Некто в сером изначально сопрягается и лейтмотивный образ тающей серой, твердой свечи (убывает воск, съедаемый огнем), за которым скрываются интуиции о неумолимо истекающих земных сроках. Его речь, устанавливающая непреоборимые, по мысли автора, константы и пределы человеческого бытия, приобретает лейтмотивную структуру, будучи насыщенной лексическими и синтаксическими повторами, нагнетанием отрицаний: Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в безграниченности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем.
Начиная с первой картины (Рождение Человека и муки матери) данные лейтмотивы получают смысловое развитие и входят в новые образно-ассоциативные ряды. Носителями знакомого по Прологу серого цвета выступают здесь силуэты Старух, которые, напоминая кучку серых притаившихся мышей, тихими голосами, пересмеиваясь… ведут беседу. Позднее, уже во второй картине, могуществу серого цвета будет противопоставлена недолговечность розовых тонов (светло-розовые стены, розовенькое платье Жены Человека), лишь на короткое время просветляющих общий фон действия. Комментирующая разговор Старух о грядущем рождении Человека ремарка (тихо смеются) вводит один из магистральных в пьесе лейтмотив смеха. Уже в начальном действии этот смех приобретает абсурдистские оттенки. Лукавый смех сопровождает слова Старух об извечных, мучительных циклах бытия (рожают и умирают… и вновь рожают) и парадоксальным образом ассоциируется с предощущением неотвратимой смерти, когда собаке Старуха говорит: ты умрешь! - а она осклабляет зубы и весело вертит хвостом. Здесь возникает смысловое пересечение лейтмотивов смеха и мучительного, страдальческого крика. Смех Старух композиционно накладывается на тихий крик страдающей женщины, который затем становится сильнее и замирает. Лейтмотив крика становится емким обобщением о безнадежности, страхе, одиночестве и тоске, наполняющих человеческую жизнь. К экспозиционному монологу Некто в сером восходит символический мотив ночи (чувствуется ночь в этом крике); сущностное же прозрение того, как одинок всегда крик человека, порождает развернутую рефлексию об онтологической заброшенности личности, что вербализуется в притчевом звучании рассказанной Старухой истории: Я слышала раз, как кричал человек, которому смяло экипажем ногу. Улица была полна народу, а казалось, что он только один и есть.
Кульминационное событие первой картины - рождение Человека - протекает на символическом фоне смотрящей в стекла ночи, которая подавляет собой свет, что остается тусклым, безжизненным, холодным. В первом появлении Человека сходятся смешное и кричащее всего земного предначертания, ибо, по замечанию Старух, смешные детеныши начинают кричать и требовать. То, как странными, зигзагообразными движениями Старухи ускользают, пересмеиваясь, предвосхищает и последующие трагические зигзаги пути Человека, и неотвратимое появление Старух уже у его смертного одра. Рождение Человека, напоминающее о себе криками ребенка за стеной, оказывается неизбежно втянутым в абсурдистское круговращение бытия. В лейтмотивной для пьесы сцене обращения отца ребенка к Богу неподлинность отношения человека к Творцу (Сделай так, чтобы он вырос большим, здоровым и крепким… Если ты сделаешь так, я всегда буду верить в тебя и ходить в церковь) завуалирована внешними словами благодарности. В изображении же Родственников, свойства которых достигают крайнего развития, абсурд приобретает явный характер. Отмечавшаяся в прозе Андреева недиалогичность как один из принципов художественной речи [3, с.122] проникает также в его драматургию и выражается в пьесе повторяющимися словесными формулами сугубо этикетных поздравлений Родственников (Позволь, дорогой брат…, Позволь, дорогой родственник…), засильем неуместных мелочей в их разговорах о том, как выводятся жирные пятна со светлых материй. Авторское трагически-обреченное мирочувствие, обуславливающее композиционное оформление всей пьесы, исподволь проступает в их суждениях о неприличии курения на похоронах и когда только что родился ребенок.
Во второй картине (Любовь и бедность) через лейтмотив смеха вновь высвечиваются неизбывные контрасты человеческого бытия. В разговоре с Женой Человек с завистью упоминает о богатых людях в красных и зеленых автомобилях, которые смеялись и лениво смотрели по сторонам. Подобно Старухам в первой картине, теперь соседи смеются над его нуждой, а у него самого внешне немотивированный смех выдает глубокое внутреннее потрясение абсурдистской сущностью действительности: