Иконное, иконописное и иконичное в творчестве Николая Клюева
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
"Всепетая Матерь сбежала с иконы" (11,т.1,с.505,т.2,с.334). Со своих икон уходят основатели Соловецкой обители, покровители Поморья и Заонежья прпп. Зосима и Савватий. Нелегко приходится в сражении с апокалиптическим зверем св. Феодору Стратилату:
На иконе в борьбе со зверем
Стратилат оборвал подпругу (21,с.15).
Но особенно символично и трагически звучит у поэта этот мотив в поэме "Погорельщина", когда покидает свою икону, а с ней избу и Россию, св. Георгий Победоносец:
И с иконы ускакал Егорий,
На божнице змий да сине море!... (11,т.2,с.434).
Эта последняя деталь "змий", который в других стихах Клюева выступает символом механической бездушной цивилизации, идущей из Европы ("Горыныч с запада ползет по горбылям железных вод" 11,т.2,с.344) и "сине море" как символ нового всемирного потопа придают этим строкам характер апокалиптического видения. "Свято место пусто не бывает" говорит русская поговорка. И страшно не только то, что Георгий покинул свою икону, покинул Русь, не менее ужасно и опасно, что по поговорке совершится подмена и тогда:
Прискачет черный арап
На белом коне Егорья (10,с.131).
Крестьяне прибегают к заступничеству иконы другого святого Николая Чудотворца:
Вороти Егорья на икону
Избяного рая оборону (11,т.2,с.334).
Но и последняя надежда свт. Николай Угодник не отзывается на призыв, и заключительным аккордом богооставленности "избяного рая", иконописной "пригвожденной Руси" (10,с.226) звучат стихи:
Гляньте детушки на стол
Змий хвостом ушицу смел!...
Адский пламень по углам:
Не пришел Микола к нам! (11,т.2,с.336).
Иконы, оставленные святыми, становятся добычей новых иконоборцев:
И на углу перед моленной,
Сияя славою нетленной,
Икон горящая скирда.. (11,т.2,с.341).
Но горят, как явствует из клюевского произведения, лишь доски, а не иконы в собственном смысле. Нетленная святость икон, их нетварный свет и слава сияют поверх костра, как нимб над головой святого, как символ неуничтожимости иконописной Руси, ибо она лишь внешнее проявление Руси иконичной:
Икон же души с поля сечи,
Как белый гречневый посев,
И видимы на долгий миг
Вздымались в горнюю Софию...(11,т.2,с.341).
Ранее, например, в главе о Гоголе, уже говорилось о том, что обветшалые иконы никогда не сжигали. Б.А.Успенский сообщает: если же икона все-таки уничтожалась пожаром, то в народе никогда не говорили, икона "сгорела", но она "вознеслась" или она "взята на небо" (см.40,с.185). Так же и церковь не гибнет в огне, а возносится в небеса. У Клюева в этом четверостишии мы и находим это народное благочестивое отношение к священной природе иконы и храма Божия. И сама "душа России" у поэта вослед за "душами икон" как бы покидая свое тело, разрушая свою иконичность, поднимается в горний мир, как на заставке из древних книг,
Где Стратилатом на коне
Душа России, вся в огне,
Летит ко граду, чьи врата
Под знаком чаши и креста (11,т.2,с.344).
В конце поэмы, в качестве эпилога, Клюев рассказывает сказание о "городе белых цветов" Лидде. Это как бы отдельно стоящая малая поэма в поэме, переложение "Сказания о Лиддской, что на столпе, иконе Богоматери", повествующая о нашествии на город варваров.13 В первую очередь подверглись осквернению храм и чудотворная икона Пресвятой Богородицы Одигитрии.14 Клюев называет воинов Юлиана Отступника "сарацинами":15
Прослезилася Богородица:
"К моему столпу мчится конница!..
Заградили меня целой сотнею,
Раздирают хламиду золотную
И высокий кокошник со искрицей",
Рубят саблями Лик "адычице!..
Сорок дней и ночей сарациняне
Столп рубили, пылили на выгоне,
Краски, киноварь с Богородицы
Прахом веяли у околицы.
Только Лик пригож и под саблями,
Горемычными слезками бабьими,
Бровью волжскою синеватою
Да улыбкою скорбно сжатою (11,т.2,с.349).
И в этой маленькой "поэме в поэме" попытка уничтожения икон рисуется Клюевым также невозможной, не достигающей цели. Но если в первом случае (сжигание икон) поэт использовал вероучительные мотивы для утверждения нетленности икон "душа иконы" не горит, то во втором случае он прибегает к фольклорным сказочным мотивам:
А где сеяли сита разбойные
Живописные вапы иконные,
До колен и по оси тележные
Вырастали цветы белоснежные (11,т.2,с.350).
Но, главное, столп после попытки стесать с него чудесное изображение становится еще более убедительным свидетельством неуничтожимости икон и их чудотворной силы:
И, ордой иссечен,
Осиянно вечен,
Материнский Лик! (11,т.2,с.351).
Вопреки всем актам вандализма и кощунства по отношению к иконам, свидетелем которых Клюев был в действительности, в его поэзии будущая Россия это Русь иконная и иконописная, то есть православная. В своих поэтических видниях апокалиптического характера он писал о гибели иконной Руси:
И не склонится Русь-белица
Над убрусом, где златен Лик... (21,с.15)
Но вместе с тем, противореча себе, не раз высказывал надежду, что опять "сядет Суздаль за лазорь и вапу..." (11,т.2,с.244). Иногда в своих стихах поэт уже предрекал, что Победоносец Георгий возвращается на Русь:
Но лен цветет, и конь Егорья
Меж туч сквозит голубизной
И веще ржет... (10,с.228)
Уничтожение икон оставалось в его глазах внешним иконоборством, смотревшим на икону как на "козла отпущения". Побеждая Русь иконную и иконописную, оно на каждом шагу показывало, в глазах поэта, свое бессилие проти