Загадка страха. На чем основан страх и как с ним быть
Методическое пособие - Психология
Другие методички по предмету Психология
?ает со страхом договор. Он говорит страху: Ты отступишь и поможешь мне тоньше понимать вещи. А за это я предоставлю тебе какое-то пространство.
То, что мы называем чуткостью, есть затененная форма провоцирующей страх душевной раны (по определению Штайнера).
То, что мы называем чувством справедливости или ощущением своего и чужого человеческого достоинства, есть затененная форма того, что в сыром виде проявляется как крайняя обидчивость, чрезвычайная душевная ранимость. Страх претворяется в социальные способности, создает предпосылки для использования опыта наших собственных страданий в данном случае от оскорбительного вмешательства в общении с другими людьми.
То, что мы называем нежностью, есть затененная форма боязни соприкосновения, нарушения контакта, ведущего к одиночеству.
Подобных примеров, связанных с трансформированным страхом, немало. Почему такие превращения возможны? Если б бодрствующее сознание подчинялось лишь собственной динамике, то ранимость бы разрослась безмерно и повсеместно. Но оно апеллирует к душевным способностям, проистекающим из сна. Спокойствие, трезвость, хладнокровие (в корне отличное от равнодушного отношения к миру, навеянного страхом), осторожность и т. д. эти понятия с разных сторон освещают силу, которую необходимо использовать при угрозе разрыва в состоянии бодрствования, чтобы, с одной стороны, сохранить здравомыслие и, с другой, настроиться на уверенность в собственной дееспособности, которая… показывает, что в общем и целом конкретные варианты отношений нам по плечу (Хиклин33). Итак, мы видим: требуется привлечь что-то, благодаря чему появится оппозиция экстравертной (обнажающей) тенденции процесса пробуждения, слегка отодвигающая нас назад, в направлении сонного сознания (прикрытия), не слишком далеко, однако достаточно для того, чтобы при всем сочувствии и участии сохранялась четкая дистанция относительно вещей и событий.
Подытожим сказанное: метаморфоза страха в социальные способности предполагает правильную пропорцию бодрствующего и сонного сознания. Обнажающей динамике бодрствующего сознания должна противостоять умеренная доля приглушающей или по отношению к чувственному миру антипатической тенденции сонного сознания. Ясное, бодрствующее сознание учится у сонного справляться со страхом. Понять это вне зависимости от всех прочих актуальных или биографических причин его возникновения значит найти ключ к поискам подходящих педагогических и терапевтических средств, а также способов воспитать в себе умение обращаться со страхами.
Задержимся еще немного на сне. Слова сонное сознание могут смутить тех из читателей, кто считает, что во сне мы пребываем, скорее, в сфере бессознательного. По этому поводу Карл Кёниг сказал, что мы говорим о сфере бессознательного не потому, что сознание в ней отсутствует, а потому, что обычно наше Я осознает ее менее интенсивно, чем сферу обычного сознания. И далее: Разве мы не выносим из этой сферы пережитое во сне? Разве зачастую не бывает так, что не разрешенные днем проблемы разрешаются „за ночь“? Отсюда он заключает: очевидно, страх развивает форму сознания, с коей необходимо считаться34. Ведь никто не станет утверждать, что если он не помнит первые два-три года своей жизни, значит, ничего из происшедшего за это время не сопереживалось сознательно. Скорее, тогдашние впечатления воспринимались в ином состоянии сознания. Столь же нелепо было бы и просто утверждать, что поскольку днем мы не помним о каких-то ночных событиях, то их не было. Возможно, пережитое ночью продолжает действовать в наших делах и решениях подспудно, так же, как и начисто забытые переживания раннего детства. Что, как не опыт, руководит нами, когда после безрезультатного взвешивания всех за и против мы говорим себе: утро вечера мудренее и ложимся спать, отодвинув решение сложной проблемы? Александр Борбели пишет: Мир сна и мир бодрствования так разнятся, что можно сказать, каждый из нас живет в двух мирах35. Ведь, собственно, доверяя какую-то проблему сну, мы допускаем, что в том ином мире мы даже умнее, чем в обычном дневном сознании! Или возьмем случай, когда кто-то засыпает грустным, а просыпается радостным. Очевидно, во сне имела место некая духовно-душевная деятельность, и в итоге человек совладал с грустью36.
Йорген Смит обрисовал этот принципиальный вопрос в образной форме: В повседневном сознании, с утра до отхода ко сну вечером, мы в некотором смысле находимся на поверхности мирового бытия. Эта поверхность окутана глубинной духовной реальностью, недоступной нашему повседневному сознанию. Тут возникает вопрос: что мы несем с этой тонкой поверхности в глубокие звездные пространства ночи и с чем… возвращаемся назад?37 Увидеть это воочию невозможно, поскольку перемещения меж двумя мирами всякий раз явно сопровождаются потерей памяти. Однако непредвзятый анализ жизни может навести нас на кое-какие следы.
Один из таких следов то обстоятельство, что, если абстрагироваться от беспорядочности и болезненных нарушений, обусловленных цивилизацией, мы по природе своей склонны нести с собой к порогу сна страх, т. е. под вечер становиться пугливее, и приносить из ночи в день смелость. В ходе бодрствования нарастает готовность к страху, а после живительного сна преобладают силы смелости. Ведь инстинктивно мы чувствуем, что такая утешительна