Восьмидесятые: перелом. Конец кино СССР
Статья - Культура и искусство
Другие статьи по предмету Культура и искусство
ся, что власть эта была в глубинном то есть творческом, художественном смысле далеко не всесильной советского кино, в том числе и в "застойные", стабильные его последние годы.
Имелось два варианта начала работы над фильмом: предложение "сверху" и заявка "снизу". Первый был наиболее выгодным и престижным в форме госзаказа. Спускалась тема или апробированный ранее сценарий, подбирался режиссер, и, в случае его согласия, все отправлялось на студию. Заранее было известно, что этому названию предстоит максимальный тираж фильмокопий, возможно, всесоюзная премьера, отправка на внутрисоюзный, а то и международный кинофестиваль, положительные рецензии в центральной прессе, может быть, в дальнейшем госпремия и прочие знаки отличий и блага. Собственно говоря, именно это и означало "нормальное" действие аппарата госсистемы.
Режиссер (а зачастую режиссер и сценарист с готовым сценарием) обращался с заявкой в художественный совет студийного объединения, к которому он был приписан, для обсуждения с итоговым одобрением или отказом. Одобренная заявка утверждалась в Госкино, и тогда шло написание литературного сценария. Готовый текст снова ставился на обсуждение. Хотя худсовет в большинстве своем состоял из коллег автора, кинематографистов, профессионалов, но всегда имелись и цензоры (как правило, эта роль принадлежала главному редактору объединения). По определению, даже при самом благожелательном отношении к представленному материалу автор не мог уйти без замечаний и советов, которые вели к неизбежным коррективам и переделкам.
Далее по успешном окончании этого первого этапа обработки сценарий поднимался к главному редактору студии и, при одобрении, отправлялся в Госкино. Утвержденный на Гнездниковском текст возвращался на студию. Начиналось производство фильма, состоящее из нескольких циклов (подготовительный период, работа над режиссерским сценарием, съемочный период, монтаж, перезапись и др.). За всем этим бдительно следил студийный редактор (правда, часто он становился болельщиком фильма и вместо функции негласного цензора осуществлял защиту и маскировку). На всех стадиях худсовет и руководство объединением, а также главный редактор и дирекция студии контролировали работу, регулярно отсматривали материал и др. Сверху за событиями в съемочной группе наблюдал редактор Госкино, курирующий данную студию.
Последней ступенью была приемка фильма в Госкино, выдача разрешительного удостоверения на прокат, определение категории фильма (от чего зависели гонорар сценаристу, режиссеру и другим лицам, числящимся в шапке фильма, а также количество копий, подлежащих печати). Так было на центральных российских студиях, на республиканских же весь этот процесс удваивался.
Постоянное, навязываемое вмешательство в лабораторию художника, естественно, мешает акту творчества. Можно ли представить себе Феллини выслушивающим замечания по "Амаркорду"? Жана-Люка Годара, соглашающегося сократить ту или иную сцену? Советский их коллега вынужден был это делать. Правда, выслушивая жалобы на гнет идеологической советской цензуры, западные кинематографисты сардонически улыбались и повторяли: "О, вы еще не знаете, что такое гнет денег, что такое продюсер!"
Рассуждая о системе надзора, следует учитывать и элемент необязательности, иррациональности и непредсказуемости в цензурной и шире идеологической политике руководства киноискусством. Без этого любая точно прочерченная схема будет ошибочна, когда речь пойдет о конкретных произведениях, о причинах их закрытия, часто абсолютно непонятных со стороны, и пр.
Именно эти явления участились и распространились в либеральные застойные годы. Если в период хрущевской оттепели стилем политики генерального секретаря были периодические "сборы" творческой интеллигенции, пышные обеды в сочетании с разносами отдельных произведений, то в 19701980-е все как бы размывается, существует где-то скрыто.
В это время практикуются "телефонные" запреты без объяснений, когда невозможно найти "запретителя": то ли организация, то ли какой-то деятель, занимающий высокую ступень на иерархической лестнице, даже не имеющий никакого отношения к искусству.
Многие кинематографисты рассказывали в ту пору, что во время посещений кабинета Ф.Т. Ермаша они бывали свидетелями выволочек, которые получал по "вертушке" всевластный их руководитель, на глазах превращавшийся в виноватого и пострадавшего. Не раз будто бы он, положив трубку, горько сетовал, что ныне каждый владелец государственной дачи (а таковые имелись у всей высшей номенклатуры), снабженной просмотровым залом, может позвонить ему и возмущаться новым фильмом, еще не выпущенным в прокат, копии регулярно поставлялись на дачи, существовала специальная служба.
Предъявлять претензии к продукции Госкино и к деятельности председателя имели право не только сами влиятельные функционеры, но даже и члены их семей. Скажем, теща-пенсионерка, которая сидела у экрана и от нечего делать смотрела фильмы, высказывала о них свое "ученое" суждение через зятя, а то и самолично, прямо аж руководству Госкино СССР, была даже поговорка: "запрет по теще".
Что уж и говорить о скандалах и наветах общественных или партийных организаций! Рассказывали, что фильм Глеба Панфилова "Тема" с блестящей игрой Инны Чуриковой и Михаила Ульянова закрыли по протесту секретаря Союза писателей, увидевшего в образе главного героя писателя Кима Есенина на