Эрос как страсть

Информация - Философия

Другие материалы по предмету Философия

из этого могущества благе и зле. Другое дело, что большинство мыслителей древности полагали сильную любовь скорее опасной, чем полезной, видели в страстном стремлении мужчины к женщине, прежде всего то, что вносит в жизнь тревогу, беспорядок, угрозу и беду. Но большинство философов это ведь еще не все философы. Мнения мыслителей о любви в древности расходились, пожалуй, не меньше, чем в наше время. На одном полюсе тут оказывается основатель школы киников Диоген Синопский, учивший тому образу жизни, который iитал естественным и близким к природе. Страстную же любовь, полагал Диоген, никак нельзя iитать вещью естественной, и потому он объявил, что любовь дело тех, кому делать нечего. На другом полюсе старший современник Диогена Платон, определивший (со ссылкой на Сократа), что любовь стремление к бессмертию, что это благодаря ей разрешается величайшее противоречие между смертью человека и бессмертием рода людей и человеческого духа.

Пир тот диалог Платона, где высказана, в частности, и эта мысль, самое знаменитое в истории философии сочинение о любви. Впрочем, сказать здесь знаменитое значит не сказать почти ничего. На протяжении двадцати пяти веков, прошедших с появления Пира, многие сотни мыслителей, философов и художников слова ведут непрекращающийся разговор с автором диалога и с его героями, развивая и оспаривая их суждения. Сами имена некоторых из этих героев получили значение символов.

Уже в античности появились десятки комментариев к Пиру, все новых и новых его истолкований. К этому произведению философская мысль снова и снова возвращается и в средневековье, и в пору Просвещения, и в последние уже столетия. Бесконечный диалог с Платоном ведут по-своему и русский философ "адимир Соловьев, и венгерский марксист Дьёрдь Лукач, и английский философ и математик Бертран Рассел. А утверждение, что любовь дает человеку ощущение бессмертия, как и другое, согласно которому любовь есть удовлетворение жажды целостности, звучит сегодня не менее убедительно, чем двадцать пять веков назад. Позиция Диогена Синопского тоже имела, конечно, своих сторонников, но даже его ближайшие ученики-киники откровенно признавали свою беспомощность перед могуществом любви, хотя совсем не iитали себя бездельниками.

Странным образом поддержал Диогена Цицерон. Вот его логика: Если бы любовь была чувством естественным, то любили бы все, любили бы постоянно и одно и то же, не чувствуя ни стыда, ни раздумья, ни пресыщения. Итак, любовь, выходит, какое-то извращение нормального человеческого поведения...

Однако Цицерон ведь римский философ, а те, будь они стоиками, как Сенека, или эпикурейцами, как автор поэмы О природе вещей Лукреций Кар, относились к любви почти всегда с опаской и недоверием. И хотя для Лукреция любовь, не в пример Цицерону, дело вполне естественное (поэт не раз напоминает, что любовь властвует и в мире животных), но тем более, по Лукрецию, должен человек уметь собой управлять и не поддаваться приманкам любви, чтобы не угодить в ее ловушки.

Благороднейший из римлян, император и мудрец Марк Аврелий в своих глубоких размышлениях о жизни уделяет всего несколько строк очень человечному, но не слишком вдохновляющему совету, который (единственное такое место в размышлениях) можно iитать относящимся и к половой любви: мол, с кем привелось жить, тех и люби. И это через шесть веков после Платона, возвеличившего любовь, через семь с лишним после Эмпедокла, согласно которому любовь создала мир, заставив соединиться частицы вещества...

Аристотель, великий логик, ищет в любви, прежде всего пользы для человека, семьи, общества. И в семье, например, целью любви полагает дружбу (а мы и до сих пор не устаем повторять, что семья должна быть дружной).

Очень близкие к современным взгляды на роль любви в семейной жизни высказывает Плутарх, грек, живущий в эпоху, когда и Греция, и весь обозримый мир принадлежали римлянам. Этот мыслитель известен прежде всего как историк-моралист, умевший восхвалять героев своего народа, а заодно уж и римского, тонко льстивший властителям империи, намекая при случае, что мог бы осрамить их с тою же убедительностью, с какою воспевал. Среди философов его место куда скромнее, чем среди историков, он далеко уступает и Аристотелю, и Сенеке, и Марку Аврелию. Но не тогда, когда говорит о любви, находя в ней и поэзию, освещающую жизнь, и чисто практическую пользу не только для семьи, но и для общества, утверждая: Эрот делает лучше тех, кого он связывает, любовь украшает и совершенствует человека...

Особняком стоят в этом разделе тексты, принадлежащие, по крайней мере, по традиции, апостолу Павлу, человеку, которого иногда называют вторым основателем христианства. Фигура поразительная! Он апостол, то есть ближайший последователь и ученик Христа, но его не было среди спутников Иисуса. Больше того, как правоверный иудей, нося еще имя Савла, он преследует христиан после распятия человека, объявленного сыном Божиим. А потом странное видение, духовное преображение, и Савл становится Павлом, великим проповедником нового учения, формулирующим в своих посланиях религиозным общинам правила истинно христианского поведения и отношения к миру. Эти послания неотъемлемая часть Нового завета.

Павел не грек и не римлянин, но, как и они, сын античности, по своему отношению к любви порой живо напоминает римлянина-стоика. Любовная страсть чревата многими опасностями, любовь может помешать служению богу, поэтому лучше бы человеку не