Человек и природа в новеллистике М.А.Шолохова 1920-х гг.
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
Человек и природа в новеллистике М.А.Шолохова 1920-х гг.
Ничипоров И. Б.
В ранней новеллистике Шолохова, составившей главным образом сборники Донские рассказы (1925) и Лазоревая степь (1926), сквозными стали тема порушенных войной-коловертью семейных отношений, мотив горького изумления перед безудержной жестокостью человека по отношению к себе подобному[2; 41,38]. На фоне деструктивной психологической, социальной реальности особую весомость приобретает художественное исследование отношений человека и природного бытия, которое прорисовывается в единстве земного, обжитого крестьянином мира степи, леса, Дона и вселенской бесконечности.
В целом ряде рассказов многообразными художественными средствами передается глубинная причастность персонажей из крестьянской среды природным стихиям в их различных ипостасях. Так, юный Николка из рассказа Родинка от отца… унаследовал любовь к лошадям, он ощущает внутреннюю связь с неспокойными ритмами бытия донской природы, расплескавшегося Обдонья, в них прозревает предвестия катастрофического наступления исторических бурь на частное человеческое существование: По ночам в бурю волны стучатся под яром… чудится Николке, что вода вкрадчиво ползет в щели пола и, прибывая, трясет хату [1]. А в рассказе Пастух вчувствование мальчика-пастуха в неведомую жизнь степи, сострадающее участие к ней органично встраиваются в широкую панораму авторского природно-космического и одновременно социально-исторического мировидения: Казалось ему, что степь живая и трудно ей под тяжестью неизмеримых поселков, станиц, городов.
В детском восприятии шолоховских героев природа источает оберегающую силу, как бы восполняя отнятое эпохой войн и революций родительское тепло. Восьмилетнему Мишке (Нахаленок) солнце сушило на щеках слезы и ласково, как маманька, целовало его в рыжую вихрастую маковку. После гибели отца, в момент решающего испытания герой вновь обретает прибежище в живой, душевно освоенной природе: Мишке страшно одному в степи, обнимает руками теплую Савраскину шею, жмется к ней маленьким зябким комочком. Мотив кровного родства человека и лошади подчас на пороге небытия становится в шолоховской малой прозе ключевым и возникает в сюжетных перипетиях рассказа Коловерть, где шею лошадиную мертвые руки человека обняли неотрывно; в рассказе Жеребенок, герой которого, ценой своей репутации в эскадроне, а в конечном итоге и собственной жизни спасает несчастного, не вовремя появившегося на свет жеребенка. Внутреннее преображение персонажа передается лаконичной психологической характеристикой (чудное сделалось с человеком), а в финальной сцене экспрессивными портретными штрихами: …на песке, в двух шагах от жеребенка, корчился Трофим, и жесткие посиневшие губы, пять лет не целовавшие детей, улыбались и пенились кровью.
Одной из первооснов природного бытия становится у Шолохова земля как в предметном воплощении, так и в скрытых, таинственных энергиях, воздействующих на душу и, в противовес наступившему апокалипсису, возводящих ее от небытия к бытию. В Лазоревой степи кульминационным моментом в постижении судьбы лишившегося ног Аникея становится эпизод его глубоко сокровенного телесно-душевного соприкосновения с земной материей, когда герой припал к земле лицом, глыбу, лемешами отвернутую, обнял, к себе жмет, руками гладит, целует. Через притяжение коренного крестьянина к земле, манящей и зовущей по ночам властным неслышным зовом, в его тяге к возделыванию холостеющей степи раскрывается и невысказанная драма старика Гаврилы в экспозиции рассказа Чужая кровь. Позднее психологическое состояние этого героя, привязавшегося к новому сыну, вновь высветится в призме пейзажных ассоциаций: Образ первого, родного, меркнет, тускнеет, как отблеск заходящего солнца на слюдяном оконце хаты. Пейзаж как способ постижения душевного мира персонажа порой смягчает присущие шолоховским рассказам крайности политизированных оценок и способен высветлить гуманистическую, сострадающую позицию даже в отношении внутренней трагедии врага, как это происходит в Родинке с изображением душевной опустошенности оторванного от родного очага белого атамана будущего невольного сыноубийцы: Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы раздвоенных бычачьих копыт возле музги степной. Боль, чудная и непонятная, точит изнутри….
Природный мир ассоциируется у Шолохова с женственным началом, с неистощимыми силами Эроса. Будничное, бытовое нередко переводится здесь в возвышенный план, в сферу символических обобщений. В Жеребенке материнский инстинкт рыжей кобылы, что под градом картечи, строчащий стук пулеметов кормила и облизывала свое детище, давая ему впервые ощутить полноту жизни, неизбывную сладость материнской ласки, знаменует собой противовопоставление мощной жизнепорождающей силы оскудению семейно-родовых привязанностей в человеческом мире. Эта коллизия перекликается с событийным рядом рассказа Шибалково семя, где ожеребившаяся кобыла вскормила своим молоком младенца, чья мать погибла от руки отца-большевика.
Женственное начало природы подчас проступает и в панорамных описаниях, тем самым существенно расширяется ассоциативный потенциал пейзажной образности, контрастирующей с неумолимой логико?/p>