Человек и природа в новеллистике М.А.Шолохова 1920-х гг.
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
? основных событий: На траве розовела роса. Луг, истоптанный сапогами пехоты, изрытый окопами, напоминал заплаканное, измятое горем лицо девушки (Жеребенок). В Червоточине, рисуя прелесть весеннего расцвета природы и привнося в пейзаж элементы портретного описания, автор противопоставляет ее тяжелейшему расколу между ближайшими родственниками, достигает посредством динамичной, отрывистой фразовой структуры значительной эмоциональной силы и избегает при этом излишней поэтичности: А на станицу перла весна. На девичьих щеках появились веснушки, на вербах почки… По вечерам станица, любовно перевитая сумерками, дремала на высохшей земляной груди, разметав по окраинам зеленые косы садов.
В согласии с фольклорными традициями лики женской души природы композиционно соотносятся с любовными коллизиями в судьбах героев. В рассказе Кривая стежка роковая любовь Васьки, заставившая его стать дезертиром и приведшая к невольному убийству любимой женщины, первоначально ассоциируется с воплощенной в природе лирической, бабьей нежностью. Это и туман, что по-бабьи кутал курившиеся паром копны, и небо, которое цвело шиповником, и крутые вздыбленные облака казались увядшими лепестками. Намеченный мотив увядания предвосхищает осмысление страстного, но не успевшего расцвести и обрести жизненную почву любовного чувства героя, что найдет преломление в последующих пейзажных картинах, где сквозными окажутся мотивы слабости (солнце, конфузливо мелькавшее за тучами, казалось жалким и беспомощным), обманутых надежд на плодородие: В предосенней дреме замирала непаханая земля. Луга цветисто зеленели отавой, но блеск их был обманчив, как румянец на щеках изъеденного чахоткой. Трагическим отсветом яркой красоты степной природы отмечено финальное изображение раны убитой Василием Нюрки, уподобленной степному тюльпану: красное пятно крови, расцветавшее на рубахе лазоревым цветком.
В рассказе Двухмужняя актуализация стихии Эроса в изображении животного и растительного миров становится экспозицией к развитию любовной линии, постижению перепутий женской судьбы Анны: Сады обневестились, зацвели цветом молочно-розовым, пьяным, ночи хмельные лягушачьи хороводы, гусиный шепот любовный да туман от воды, возле ольх, неотрывно обнявшихся, буйная ежевика кусты треножит, возделываемая земля не захолостеет попусту. Постепенно изображение этой плодородной стихии, оживотворенной буйным июльским ливнем, прирастает зловещими оттенками, а надвигающиеся испытания в жизни героини передаются через смену сезонного цикла: Короткой зарницей мелькнуло лето… Осень ссутулилась возле коллективских ворот. Душевная хрупкость Анны перед агрессией вернувшегося мужа, глубинная уязвленность ее женского существа находят отражение в образе незащищенной, раздетой земли, оголенной под натиском враждебных стихий: Оголился сад, под макушками тополей мечется ветер, скупо стелет под ноги кумачовые листья.
Многообразны сюжетно-композиционные функции пейзажей, которые неслучайно часто выдвигаются в шолоховских рассказах на наиболее ударные экспозиционные и финальные позиции текста.
Вчувствование во внутренние ритмы природного бытия подчас создает особый ракурс художественного изображения как, например, в Родинке, где потрясения в крестьянском мире предстают в тревожном восприятии леса, насторожившегося в предутренней дреме, и даже волка, который воплощает дикую природу, внемлющую гулу усобицы. В финале звериный вой, а также появившийся после гибели сына от руки отца коршун-стервятник становятся аккомпанементом свершившейся катастрофы, усиливают апокалипсические ноты в пейзажном описании: За перелеском кто-то взвыл по-звериному и осекся. Солнце закрылось тучей, и на степь, на шлях, на лес, ветрами и осенью отерханный, упали плывущие тени. Подобная ассоциация кровавых расправ с хищническими интенциями в дикой природе промелькнет и в Лазоревой степи в эскизной зарисовке коршуна, что ударился в траву и приподнял над землей белогрудого стрепета.
Расширяя пространственно-временную перспективу рассказов, образы природы зачастую несут символическое опережение событийного ряда, концентрируя в себе его трагедийную сердцевину. Подобные пророчества с особой выразительностью проступают в Нахаленке, когда незадолго до потери отца Мишка различает розовую кровянистую пену в плывущих облаках; в начальных строках рассказа Обида, где образ страждущей и одновременно вероломной земли, покрытой трещинами, как на губах умирающего от жажды человека, описание того, как по степи, приминая низкорослый, нерадостный хлеб, плыл с востока горячий суховей, предваряют трагическое, кровопролитное столкновение одинаково бедствующих крестьян. Через увиденную во сне неприютную степь в качестве последнего пристанища предощущает свою неизбежную гибель и двадцатилетний сельский комсомолец Степан (Червоточина). Примечательная попытка образно прозреть в степном пространстве письмена о народном бытии и одновременно таинственную проекцию будущей социальной гармонии предпринята в Лазоревой степи, где запечатленный в степи волчий след воплощение потрясений и бед свернул в сторону, в яры, залохматевшие зеленой непролазью бурьяна и терновника, а знаменующий со?/p>