Художественное время в поэзии В.А. Жуковского
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
? переноса современных поэту исторических реалий в текст Одиссеи. Например, сцена расправы Одиссея с женихами у Жуковского не имеет ничего общего с гомеровским оригиналом, ибо изобилует вульгарными словами, снижающими эту жуткую сцену до уровня пьяной драки. Между тем перед нами не воспроизведение вульгарной речи, но высокий язык политической ругани. Ср. оценки Жуковским революционеров и депутатов германских парламентов в письмах и статьях поэта 18481849 годов: мастера разрушения; оргия безначалия; нахально буянствующая малочисленная шайка анархистов; отчаянное бешенство; бессмысленные возмутители; безумный разбойник; неописанное нахальство и т. д. и т. п.
Это не низкий стиль, а горячая злободневная полемика. Шайка горланящих женихов, несомненно, ассоциируется поэтом с депутатами немецких ассамблей и парламентов (ср., например, 108 женихов во главе с наглым красавцем Антиноем и более 800 франкфуртских депутатов во главе с импозантным говоруном Генрихом фон Гагерном, над которым Жуковский издевается в своих письмах). Разгул и грабительство женихов этих святотатцев, губящих дом Одиссеев и в нем беззаконного много творящих представляют для Жуковского программу революции, которую он определяет как проповедь анархии и безбожного расхищения чужой собственности (ср.: как деятельно и безстыдно злоумышленники грабят общее достояние в пользу собственную, не давая себе и труда украшать виды свои маскою пристойности).
Традиция политической педагогики помогает лучше разобраться в еще одном подтексте финала Одиссеи Жуковского. Здесь действуют царь Итаки, его сын Телемак и учитель последнего Ментор (образ которого принимает Паллада). Эта сцена, как представляется, разыгрывает в лицах главную мысль поэта о смысле современной политической истории и миссии русской монархии и поэзии.
Напомним, что Жуковский посвятил Одиссею своему ученику, великому князю Константину Николаевичу. Последнего поэт называл северным Одиссеем. В начале 1840-х годов юный Константин совершил несколько морских плаваний, повторив однажды маршрут царя Итаки. Великий князь командовал военными кораблями Улисс и Паллада. В 1846 году он был произведен в капитаны первого ранга. Тем не менее отождествление Одиссея с молодым князем имеет лишь внешний, сугубо комплиментарный характер. Действительно, Константин сын монарха и принц-путешественник, то есть не Одиссей, а Телемак, ученик Ментора.
Но гораздо важнее, как кажется, ассоциация с Телемаком старшего брата Константина государя наследника Александра Николаевича, которому Жуковский также посвятил свою Одиссею. Примечательно, что в письмах Жуковского к наследнику престола особое место занимает тема нерушимого тандема отца и сына: Николай предстает здесь как великий Кормщик, которому не страшны бури революции, а его сын как верный помощник и продолжатель дела родителя.
Образ царя Итаки может быть понят как аллегория русского императора. Образ могучего и благородного царя, усмирителя бунтов и стража порядка, один из важнейших в историософской концепции Жуковского конца 1820 1840-х годов. Николай изображается поэтом как царь-воин и странствователь (ср. его восточный поход 1828 года, ассоциировавшийся у современников с Троянской войной, а также многочисленные путешествия-инспекции по России), благочестивый христианин, заботливый муж и любящий отец. Силам разрушения и зла Николай противопоставляет, по словам Жуковского, магическое обаяние геройской отваги.
Николай есть само олицетворение идеи справедливости и святости власти, то есть по словам самого Жуковского воплощение истинной поэзии. В письме к Константину Николаевичу Жуковский приводит как пример истинно-вдохновенной поэзии историю о подавлении императором холерного бунта 1831 года. Грозные слова Николая На колена!, усмирившие чудным образом бунтовщиков, названы Жуковским одной из высочайших минут... вдохновения, которое заставило дикую толпу склониться перед святынею веры и власти. И отсутствие этой-то поэзии, продолжает поэт, произвело то, что теперь везде перед нашими глазами творится. Замечательно, что в том же письме Жуковский сообщает о начале работы над второй частью Одиссеи.
Показательно, что некоторые оценки Одиссея в последних песнях перевода Жуковского перекликаются с характеристиками императора в николаевском мифе придворного поэта и воспитателя детей русского самодержца (ср., например: непреклонный в напастях герой, орел поднебесный, отважный, грозно-могучий, моложавый, с прямым станом, божественно-чистой красоты). Наконец, Николай, как и Одиссей, изображался поэтом в виде Капитана, твердой рукою ведущего свой корабль по бурному морю.
Так понимание своего патриотического долга В. А. Жуковским отразилось на переплетении исторического времени русского перевода Одиссеи и современных поэту политических реалий.
Интересное сочетание интереса к истории и христианского мировоззрения представляет поэма Странствующий жид. Этот сюжет традиционен для европейской поэзии. К нему обращались Шиллер и Гете, Шлегель, Шубарт, Ленау, Шамиссо, Шелли, Беранже. Из русских авторов Батюшков и Кюхельбекер. Грандиозность сюжета захватила Жуковского так, что он приступил к работе, несмотря на старость и болезни, с юношеским жаром и трепетом…»