Т. Шанин. Россия как "развивающееся общество". Революция 1905 года: момент истины. (Главы из книг)
Информация - История
Другие материалы по предмету История
опулизма из лагеря лоялистов, выразившаяся в погромах и оформленная в "Союзе русского народа", оказалась - по крайней мере для левого крыла и либералов - неожиданно сильной. Так же неожиданно сильным оказался контроль самодержавия над армией, несмотря на значительное число локальных военных мятежей. В целом одетые в солдатскую форму крестьянские рекруты вели себя весьма отлично от своих братьев в деревне. В некоторых полках солдаты, моряки и унтер-офицеры впервые поднялись против офицерства как "класс против класса", однако очень быстро, в считанные часы, от силы дни, они были приведены в повиновение. Более понятными были верноподданнические настроения большинства государственных чиновников и офицерства. Также не может вызывать особого удивления тот факт, что и в этой категории оказались отдельные перебежчики на сторону оппозиции. Что касается международной реакции, то никто из союзников российского самодержавия не счел возможным послать войска, чтобы помочь Романовым. Но именно финансовый капитал республиканской Франции в 1906 г. помог восстановить российское государство и его машину подавления, предоставив крупный заем. Общественное мнение во Франции поддерживало российских конституционалистов и/или революционеров, однако призыв российских либералов к либералам во Франции не допускать финансовой поддержки царю был проигнорирован.
Реакции на этот впечатляющий список "неожиданностей" были различными. Это мог быть отказ принимать очевидные факты либо ссылки на их преходящий, случайный или внесоциальный характер (например, голод, административные ошибки, революционная пропаганда из-за границы или пагубное влияние всех инородцев, которые пользовались поражением в войне, чтобы воздействовать на структуру подлинно русского, монархического общества). В другом случае новизна и противоречивый характер реальных фактов побуждали частично пересмотреть и исправить те элементы анализа, которым противоречили некоторые особенно вопиющие факты, не ставя, однако, под сомнение фундаментальные теоретические объяснения прошлого. Именно этот подход отражен в нарисованной Каутским картине внутренне противоречивой революции, "которая по своей природе должна и может быть только буржуазной, однако происходит в период, когда в остальной Европе возможна только социалистическая революция".
Третий возможный вариант состоял в том, чтобы считать отклонения от ожидаемого не исключениями и поправками, а признаком того, что социальная реальность последовательно и систематически отличалась от используемых концептуальных моделей. В нашем случае это означало признание особой природы того, что впоследствии получило название "развивающихся обществ" как типа структуры общества, и того факта, что Россия явилась носителем его основных черт, которые впервые проявились в полном масштабе во время революции 1905 - 1907 гг. Крестьянский радикализм, радикальный национализм, сила и независимость государственного аппарата, значительность государственной экономики, важность альтернативных источников власти и широкомасштабность общественной мобилизации, политическая слабость буржуазии, особо важная роль интеллигенции, армии и революционных движений, условия специфического международного положения страны - все это можно более реалистично рассмотреть и исследовать заново, если исходить из новых теоретических посылок. Этот подход позволяет также поместить несомненный революционный потенциал и тенденции, продемонстрированные российским промышленным рабочим классом начала ХХ века, в определенный исторический контекст, создаваемый данным этапом развития и данными социальными условиями, а не рассматривать их как абсолют, что стало одной из серьезнейших ошибок тактики Третьего Интернационала в 20-х и 30-х годах, приведшей к ужасным результатам во многих странах, например в Германии 1920 - 1930-х гг. Этот подход позволяет подчеркнуть особую важность в аналитическом плане мировой системы, структурного неравенства и неравномерного развития в рамках этой системы для определения природы и способов разрешения революционных ситуаций. Следует думать, что это также наиболее эффективный способ постичь новые реалии первой русской революции. Чтобы понять Россию на рубеже веков, лучше всего рассматривать ее не как исключение и не как очередной случай общей схемы развития по типу западноевропейского- отставший вагон, катящийся по наезженной колее. Россия сразу смотрится гораздо менее исключительной, если сравнивать ее не только с Западной Европой, но и с Азией, однако ленинское любимое ругательство "азиатчина" в отношении России является опять же только частью истины и слишком узко. В конце XIX в. Российская империя проявляла черты особого, так называемого "развивающегося общества", не признавая себя таковым.
Такой радикальный пересмотр концепции не воспринимается и сегодня. Это происходит во многом, без сомнения, из-за власти теории модернизации на Западе и сочетания ее с российским эволюционизмом и национализмом, однако все большее число интерпретаций в последнее время двигаются в направлении этого взгляда или начинают принимать его, часто скрываясь за иными терминами. Естественно, что все это было еще более неясно современникам революции. Это одинаково касалось и "правого", и "левого" крыла. Последнее замечание не означает неуважения к тому поколению мыслителей. Невероятно трудно осуществлять радикальный пересмотр теоретических модел