Сущность и значение Федеративного договора
Информация - Юриспруденция, право, государство
Договор трактовал скорее вопросы уровня полномочий субъектов и разграничения предметов их ведения. В то же время именно Федеративный договор породил ситуацию так называемой матрешечной структуры, при которой автономные округа признавались субъектами федерации и могли входить в Российскую Федерацию непосредственно, в то время как соответствующие края и области продолжали числить их в своем составе - ситуацию, которая перетекла затем и в ныне действующую Конституцию и продолжает порождать многочисленные конфликты.
Проблемы матрешечности территориальной структуры Российской Федерации, порожденные парадом суверенитетов и, в особенности, подписанием Федерального договора, пытался разрешить принятый 17 июня 1992 г. Закон Российской Федерации О непосредственном вхождении Чукотского автономного округа в состав Российской Федерации. Значение закона даже не в том, что он урегулировал конкретный конфликт между Чукотским округом и Магаданской областью, а в том, что он фактически остановил вакханалию выходов автономных округов из состава областей и края и самопровозглашения себя в качестве суверенных территорий. В результате Чукотский округ так и остался единственным, который получил статус непосредственного вхождения, остальные же продолжают, по крайней мере юридически, пребывать в составе соответствующих областей и края.
Признание Федеративным договором деклараций о государственном суверенитете, принимавшихся автономными республиками в ходе так называемого парада суверенитетов в 1990-91 гг., естественным образом означало и признание самого принципа существования суверенных государств в составе единого суверенного государства. Такая предельно расширительная трактовка понятия суверенитет, означающего, как известно, независимость, верховенство власти, была, безусловно, юридически некорректна: либо республика является автономной, входит в состав единого государства, и тогда она несуверенна; либо она суверенна, но это подразумевает выход из состава единого государства.
Концепция двойного суверенитета, представляя собой юридический нонсенс, имела, тем не менее, глубокий политический смысл. Нормы права становились здесь жертвой политической целесообразности, а придворные юристы, соответственно, обслуживали интересы этноэлит. Несмотря на юридическую ничтожность, понятие двойного суверенитета показало свою политическую действенность. Взаимоотношения центра и регионов стали вследствие этого предметом своеобразного торга, где каждая сторона стремилась обеспечить себе максимальное количество полномочий. Руководитель республики мог представлять себя едва ли не руководителем независимого государства, а Россию - едва ли не как иноземное государство, когда Центр пытался чего-либо добиться от региона (например, уплаты налогов). В то же время он подчеркивал, что находится в составе России, когда наступала очередь ему добиваться чего-либо от Центра (например, финансовых вливаний из федерального бюджета).
В юридической литературе эта дихотомия получила название теории инструментального национализма. Иначе говоря, нарастание националистических и даже сепаратистских тенденций в региональном политическом процессе начала 1990-х гг. стало инструментом в руках региональной политической элиты, позволяя ей играть на этнотерриториальной идентичности своих республик.
При этом на фоне радикализма ряда общественных движений, требовавших выхода соответствующих республик из состава России, руководители этих республик могли изображать себя политически умеренными посредниками между радикалами и центром, принуждая федеральный центр к поддержке сформировавшихся этноэлит и способствуя тем самым закреплению и узурпации политической власти за теми заинтересованными группами, которые пришли к власти в конце 1980-х - начале 1990-х гг.
При всем том, объявляя республики суверенными, Договор не предусматривал таких же прав и привилегий для иных субъектов федерации, что породило протесты и действия областных и краевых властей. Договор закреплял целостность республик, однако целостность краев, областей и автономий при этом не гарантировал. Обеспечивая республикам (государствам) осуществление всей полноты государственной (законодательной, исполнительной, судебной) власти на своей территории, в то же время для краев и областей такой нормы не предусматривал. Республики объявлялись самостоятельными участниками международных и внешнеэкономических отношений, края, области и автономии - участниками только связей. Земля и ее недра являлись достоянием (собственностью) народов, проживающих на территории соответствующих республик, но не на территориях соответствующих краев, областей и автономий.
Неравноправие субъектов еще более было подчеркнуто фактом создания Совета глав республик, куда, как явствует из названия, вошли лишь представители национально-государственных образований, но никак не административно-территориальных либо национально-территориальных. Пользуясь преференциями, предложенными в Федеративном договоре, республики начали регулировать свое законодательство, еще более расширительно трактуя в нем свое особое положение. Противоречия с тогдашней Конституцией Российской Федерации были заложены практически во все принятые тогда (или измененные) Конституции республик. Проблема усугублялась и политикой бюджетного сепаратизма, ?/p>
