Страстотерпец великодержавия
Статья - История
Другие статьи по предмету История
динства" некоего усердного участника общества его памяти. "И вьется, уходит в бескрайнюю даль живописная, чудесная дорога… Да, живописная, чудесная…но вместе с тем какая страшная, взлохмаченная, кровавая!.. Нужно понять и полюбить ее такою", Устрялов любуется именно "таким", "здесь и сейчас" пребывающим миром, "непреображенным", "непросветленным", "нечистым", как любили и любят выражаться идеалистические профессора, упивающиеся в тепле уютных кабинетов возвышенными фантазиями. В последней фразе приведенного выше пассажа есть неточность: конечно же, сначала "полюбить", а потом уже "понять"… "Полюбить жизнь прежде ее смысла" лучший ответ на: "…я мира Божьего не принимаю". Опять "аллюзии"?.. Нет, тут не литература, тут "живая жизнь", "клейкие листочки", целование земли… (14)
Из такого мировосприятия естественным образом вытекает фаталистический оптимизм: " начало Красоты выше и "окончательнее", нежели начало Добра". Проходят годы (и какие годы!), но профессор Харбинского Юридического факультета не перестает испытывать эстетическое наслаждение от "глубокой, страшной и прекрасной сложности жизни". Нет, конечно "соловьевством" здесь и не пахнет, здесь, коли уж говорить о влияниях, все заволокло "сумрачным германским гением" Фридрихом Ницше. И еще одна "реакционная", подозрительная для адептов "всеединства" тень (на сей раз русская) витает над вдохновением идеолога национал-большевизма тень ницшевского "брата-разбойника" из Калужской губернии (устряловский земляк!) Константина Леонтьева.
Эстетов, как правило, не привлекает цивилизационный универсализм, они обожают многоцветие непохожих друг на друга культур. Изощрившийся в гегелевской диалектике, очень многим ей обязанный, Устрялов, тем не менее, не воспринял исторической однолинейности и европоцентризма автора "Феноменологии духа", примкнув к "циклической" традиции в историософии: Вико, Герцен, Данилевский, тот же Леонтьев (как "свой" был принят позднее Шпенглер). Уже в статье 1916 г. "Национальная проблема у первых славянофилов" присутствует типичное для этой традиции сравнение наций и человеческих индивидуальностей. Впоследствии, в Харбине Устрялов настаивал на том, что "жизнь человечества не может быть сведена к узкому единству отвлеченного космополитизма, ибо представляет собой своего рода радугу расовых особенностей и национальных культур", унификация мира невозможна против нее "неотразимое сопротивление жизни". Характерен в этом смысле очерк 1925 г. "Образы Пекина", проникнутый восхищением перед силой самобытности китайской культуры и острой неприязнью к попыткам ее вестернизации: но "не превратишь старый дуб в яблоню" (афоризм явно из данилевско-леонтьевского словаря), с удовлетворением констатирует автор. В то же время, Устрялов вовсе не отрицает интеграционные процессы XX века, он менее всего мирный "самобытнник регионалист" a la Леви-Стросс, дилемма универсального и национально-своеобычного снимается для него в идее великой многонациональной империи. Существование наций не сентиментальная идиллия, а борьба за право на осуществление своих имперских идей: "Всемирная история постоянной конкуренции национальных "идей"". Поэтому великая нация возможна только в великом государстве.
Вот мы и дошли до главного, ключевого понятия мировоззрения харбинского мыслителя. Государство. Устрялов его поэт, мистик, апологет, страстотерпец. Оно имеет для него абсолютную ценность, ему посвящаются проникновенные гимны: "Государства те же организмы, одаренные душою и телом, духовными и физическими качествами. Государство высший организм на земле, и не совсем не прав был Гегель, называя его "земным богом". Оно объемлет собою все, что есть в человечестве ценного, все достояние культуры, накопленное веками творчества. Государство необходимое условие конкретной нравственности, через него осуществляется в жизни Добро". И здесь Устрялов решительно противостоит полуанархическим воззрениям героев своих научных штудий ранних славянофилов, чье наследие он в целом оценивал исключительно высоко: " глубоко ошибочной должна быть признана их теория, резко отделяющая "Государство" от "Земли&