Социально-политическая борьба в Новгороде XII- нач. XIII вв.

Дипломная работа - История

Другие дипломы по предмету История

странная. Кроме того, в таком случае опровергается тезис В. И. Буганова о том, что все погромы и распродажи были следствием решений, принятых на вече.

Н. И. Костомаров не только обратил внимание на слово “избытъкъ”, но и пытался объяснить произошедшее. Данное слово дало ему основание предположить “что не вся сумма проданного имения делилась: может быть, известная часть шла в новгородскую казну, и также князю”. В целом же имущество в Новгороде, подлежащее дележу, оценивалось, продавалось и делилось на каждый двор, сколько придется. Данное положение если и имело место, то в случае с 1209 г. оно верно лишь отчасти. Об этом говорит сама Новгородская Первая летопись, указывая на дележ на “зуб и на щит”. Под последним, видимо, понимается войско, находившееся в Новгороде. В. И. Буганов также замечает, что именно “часть захваченного (избыток) разделили поровну между всеми по всему городу”.

По мнению Р. Г. Скрынникова, именно по решению веча владения Мирошкиничей были отданы на поток и разграбление. Данное утверждение спорно, так как Новгородская Первая летопись на это, в принципе, прямо не указывает. Другое же утверждение исследователя, видимо, более соответствует происходившему и непосредственно тексту НПЛ. Он говорит о том, что “грабеж Мирошкиничей обогатил многих лиц, и чтобы спрятать концы в воду они сожгли двор Дмитра”. Он также замечает, что делили “учтенное после грабежа имущество и деньги”. Причиной тому, по мнению исследователя, послужило то, что власти Новгорода “спешили успокоить, прежде всего, ратников, вернувшихся из трудного похода”. Думается, что все же о “коллективном дележе имущества Дмитра Мирошкинича, осуществленном по принципу равенства”, говорить не приходится. На наш взгляд в данном случае ближе к источнику в своих рассуждениях стоит Р. Г. Скрынников. Ситуация в Новгороде по прибытии рати из похода попросту вышла из-под контроля. Говорить о реальной власти кого-либо в тот момент в Новгороде, да еще способного усмирить взбунтовавшееся войско, попросту не приходится. Порядок стал восстанавливаться, лишь когда накал страстей пошел на спад.

Тем временем, как нельзя вовремя умирает Дмитр. Ранее уже говорилось о том, что Новгородская Первая летопись не дает сведений о причине его смерти. По Никоновской летописи, ею все же были раны, а не гостеприимство Всеволода. Кроме того, новгородский летописец не договаривает о том, что Дмитра привезли из Владимира не одного: “Того же лета привезоша посадника Новогородцкаго Дмитреа Мирошкиничя мертва изъ Володимеря, понеже зело истреленъ бывъ подъ Пронскомъ, такоже и инехъ многихъ мертвыхъ привезоша стреленыхъ и язвенныхъ подъ Проньскомъ”. Таким образом, новгородское ополчение так спешило домой после напутствия Всеволода, что оставило под его опекой не только князя и посадника с 7 лучшими мужами, но и своих убитых и раненных. Если следовать тексту новгородской летописи, то мертвого Дмитра, привезенного из Владимира, успели похоронить возле отца в монастыре Святого Георгия. То есть данное событие произошло раньше, чем в Новгороде зародилась и распространилась идея сбросить останки Дмитра с моста Волхов. Это, в свою очередь, может свидетельствовать о том, что либо покойника привезли тайно, а значит, действовали его родственники и друзья да, плюс к тому, у Дмитра были неплохие отношения с духовенством, либо в городе шла жестокая борьба сторонников и противников свергнутого посадника, причем примерно на равных, иначе похоронить попросту не успели бы. В принципе, тот факт, что тело не выдали из монастыря, и архиепископ Митрофан заступился за него, удивления не вызывает. В христианской церкви в средние века не принято было выдавать, кому бы то ни было, укрывшихся за ее стенами живых не то что мертвых. Тверская летопись также говорит о том, что Дмитр уже был похоронен, когда его задумали сбросить в Волхов. А вот Никоновская летопись не содержит точного указания срока захоронения Дмитра владыкой Митрофаном. Можно решить, что он был похоронен еще до попыток надругаться над его телом, так как это следует из новгородской летописи, или же после успокоения бунтующих. Возможен и такой вариант, что тело выкапывали. Однако из-за неконкретности сведений Никоновской летописи сказать что-либо точно нельзя, и все это на уровне догадок. Также следует добавить, что, по данным этой летописи, существовала альтернатива сбрасыванию покойника в Волхов. Разъяренные новгородцы собирались сжечь его на костре.

Обращаясь к характеристике произошедшего в Новгороде в 1209 г., Н. А. Рожков делает вывод о том, что “в психологии и духовной культуре русских вольных городов до конца XIII в. сохранялось еще много остатков старой неорганизованности, примитивной грубости. Одним из признаков этого является крайняя импульсивность народной массы: всякое впечатление немедленно переходит в действие и притом в действие крайне насильственное, - в убийство и грабеж”. И далее: “Подобные и еще более необузданные расправы не были вовсе исключением, составляли заурядное, обычное явление чуть не повседневной действительности. О них можно часто прочитать в ле