Атеизм: на новые рубежи?
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
? ее, наш внутренний мир может получить тяжелый удар а мы не хотим этого удара. Мы не можем отключить от нашего интеллекта нашу волю и эмоции; мы никогда не являемся совершенно объективными; мы хотим, чтобы определенная точка зрения восторжествовала; даже там, где мы всеми силами стремимся к интеллектуальной честности, наши эмоции и желания оказывают влияния на то, какие факты мы выделим, а каким не придадим значения; какие объяснения фактов мы примем, а какие сочтем невероятными. Информация, поступающая из внешнего мира, интерпретируется нами в соответствии с нашими (явными или неосознанными) мировоззренческими установками. Это особенно заметно там, где речь идет о нашей вере или неверии. Как заметил Блэз Паскаль, тАЬОдни боятся потерять Бога, другие боятся Его найтитАЭ.
Я должен признаться, что, хотя я нахожу убедительные интеллектуальные доводы в пользу христианства, в формировании моих убеждений значительную роль играют воля и эмоции. Я думаю, что я вправе ожидать аналогичного признания и от своих оппонентов; у меня есть личная заинтересованность в вере, у вас личная заинтересованность в неверии. Я никак не могу принять противопоставление тАЬэмоциональнойтАЭ веры и тАЬинтеллектуальноготАЭ неверия. Фома Аквинский интеллектуален до занудства и холоден, как огурец; многим атеистическим публикациям свойственен бурный эмоциональный пафос и апелляция к чувствам читателя.
Что мы можем сделать, чтобы приблизиться к объективности? Думаю, что лучший путь к этому внимательно прислушиваться к критике со стороны тех, чьи взгляды противоположны нашим.
Поэтому я хотел бы здесь высказать несколько критических замечаний в адрес атеизма. Прежде всего, атеизм фидеистичен гораздо в большей степени, чем христианство. Атеист верит, что Бога нет именно верит, ибо чье-либо небытие не может быть ни предметом знания, ни предметом опыта. Все, что может сказать атеист тАЬв моем личном опыте нет Бога, а в моих представлениях о мире для Него нет местатАЭ.
Более того, христианин может приводить в защиту своих взглядов какие-то интеллектуальные аргументы или ссылаться на личный опыт. Атеист может оспаривать то и другое, но он не сможет привести никаких позитивных доводов в обоснование своей позиции. Не существует ни тАЬантиантропного принципатАЭ, ни тАЬпяти путей доказательства небытия БожиятАЭ. Христианин верит, основываясь на определенных свидетельствах (которые атеист не принимает). Атеист верит без всяких свидетельств, более того, верит в утверждение, в пользу которого в принципе, в силу самой его природы, нельзя привести никаких свидетельств.
Аргументация атеизма стремится доказать, что бытие мира и человека, существование разума и морали можно убедительно объяснить, не прибегая тАЬк этой гипотезетАЭ, и, таким образом, вера в Бога является просто излишней. Эта линия аргументации связана с принципом Оккама: не умножай сущностей сверх необходимого. Если наши знания о мире не приводят нас к небходимости признания бытия Бога, то это бытие признавать не следует.
Сложность, с которой мы здесь сталкиваемся, связана с неизбежно субъективным пониманием того, что можно считать убедительным объяснением. Мы все знаем, как члены культов или приверженцы тоталитарных режимов готовы считать самые фантастические построения неотразимо убедительными. Коммунизм и нацизм настаивали на тАЬнаучноститАЭ своих идеологий и своего объяснения истории, и, что интересно, не самые глупые люди были в этом искренне убеждены.
Очень часто идеологическая предвзятость представляется людям образцом научности, объективности и здравомыслия. Есть ли у нас основания говорить об идеологической предвзятости атеизма? Думаю, что да. Недавно в книге одного неверующего исследователя Библии я нашел показательную фразу тАЬтам, где начинается супнатурализм (т.е. рассказы о сверъестественных событиях) там кончается работа историкатАЭ. Иначе говоря, любые сообщения о сверъестественнных событиях a priori рассматриваются как неисторические. Любые объяснения, предполагающие сверъестественное вмешательство, отвергаются как тАЬзаведомо ненаучныетАЭ. Если христианин свободен признавать или не признавать историчность того или иного чуда в житиях святых, то атеист вынужден догматически утверждать, что тАЬэтого не может быть, потому, что не может быть никогдатАЭ. Для атеистического ученого является чем-то в высшей степени неприличным допустить, хотя бы в качестве одной из возможных версий, сверъестественное вмешательство.
Как у учеников возникла столь неодолимая убежденность в воскресении Иисуса из мертвых? Точно неизвестно, но Иисус не воскресал.
Как объяснить существование антропного принципа? Как угодно, только не замыслом Творца. Принцип Оккама отвергнут и принимаются любые объяснения тАЬестественный отбор вселенныхтАЭ (о которых нет и не может быть никаких научных данных) и другие теории, в отношении которых приходится разъяснять, что их автор ученый, а не писатель-фантаст.
Бытие Божие это не та гипотеза, в которой атеист не нуждается. Это та гипотеза, которая ему категорически запрещена.
Возникает, таким образом, замкнутый круг, когда сначала постулируется, что любые свидетельства в пользу сверъестественного заведомо ненаучны, а потом говорится, что науке не удалось обнаружить убедительных свидетельств существования сверхъестественного.
Помимо предвзятости, против атеизма можно выдвинуть еще один упрек упрек в редукционизме, в попытке отрицать реальность всего, что невозможно установить путем н