Преломление готической традиции в произведении Эдгара По "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима"
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
?кая окраска сновидения, перешедшего для героя в пространство реальности и ставшего затем объяснимым с точки зрения здравого смысла: львом, оказавшимся там неизвестно откуда, в действительности был его ньюфаундленд Тигр, объективность которого порождает достоверность и реальность иррациональной части повествования. Сновидение Пима имеет непосредственно гротескную природу, преломляющую характерные черты категорий иррационального и мистического, присущих поэтике готических произведений, но у Эдгара По имеющих видоизменённую специфику в интерпретации и сюжетно-пространственном окружении, следовательно, и свои идейно-тематические задачи и художественную направленность. Главное здесь для Эдгара По создать впечатление достоверности, поскольку автор в этой повести прибегает к приёму мистификации, с установкой на подлинность описанных в ней происшествий, случившихся с Пимом, якобы ведшем дневник и отчасти написавшем эту историю по памяти совместно с Эдгаром По.
Ещё один яркий пример, относящийся к необъяснимым и даже сверхъестественным явлениям, содержит 10 глава Приключений Пима, в которой также отражается установка на достоверность описываемых событий:
Медленно, но более уверенно, чем прежде, бриг приближался к нам нет, я не могу рассказывать об этом событии спокойно. Наши сердца бились всё сильнее, и мы излили душу в отчаянных криках и благодарениях Всевышнему за полное, неожиданное, чудесное избавление, которое вот-вот должно было свершиться. И вдруг с этого таинственного корабля (он был совсем близко) потянуло каким-то запахом, зловонием, которому в целом мире не найти ни названия, ни подобия…что-то адское, удушающее, невыносимое, непостижимое. Я задыхался, мои товарищи побледнели, как мрамор. Для вопросов времени уже не оставалось: незнакомец был футах в пятидесяти и, казалось, хотел подойти вплотную к нашей корме, чтобы мы, вероятно, могли перебраться на него, не пуская лодки. Мы кинулись на корму, но в этот момент корабль внезапно отвернуло от курса на пять-шесть румбов, и он прошёл перед самым нашим носом, футах в двадцати, дав нам возможность увидеть всё, что творится на борту. До конца дней моих не изгладится из памяти невыразимейший ужас, охвативший меня при виде того зрелища. Между кармой и камбузом валялись трупы, отталкивающие, окончательно разложившиеся, 25 или 30, среди них и женские. Тогда-то мы и поняли, что на этом Богом проклятом корабле не оставалось ни единого живого существа. И всё же мы взывали к мёртвым о помощи! Да, в тот мучительный момент мы умоляли долго и громко остаться с нами не покидать нас на произвол судьбы, которая превратит нас таких же, как они, принять нас в свой смертный круг! Горестное крушение наших надежд повергло нас в форменное безумие, мы неистовствовали от страха и отчаяния. Едва мы испустили первый крик ужаса, как, словно бы в ответ, раздался звук, который человек даже с самым тонким слухом принял бы за вопль себе подобного. В эту минуту судно снова сильно отклонилось в сторону, открыв перед нами носовую часть, и мы поняли причину звука. Опираясь на фальшборт, там по-прежнему стоял тот высокий человек, и также кивал головой, хотя лица его не было видно. Руки его свесились за борт, ладони были вывернуты наружу. Колени его упирались в туго натянутый канат между шпором бушприта и крамболом. К нему на плечо, туда, где порванная рубашка обнажила шею, взгромоздилась огромная чайка; глубоко вцепившись когтями в мёртвую плоть, она жадно рвала её клювом и глотала куски. Белое оперение её было забрызгано кровью. Когда судно, медленно поворачиваясь, приблизило к нам нос, птица как бы с трудом подняла окровавленную голову, точно в опьянении посмотрела на нас и лениво оторвалась от своей жертвы, паря над нашей палубой с куском красновато-коричневой массы в клюве, который затем с глухим ударом шлёпнулся у самых ног Паркера. Да простит меня Бог, но именно в этот момент у меня впервые мелькнула мысль, впрочем, предпочту умолчать о ней, и я невольно шагнул к кровавой лужице. Подняв глаза, я встретил напряженный и многозначительный взгляд Августа, который немедленно вернул мне самообладание. Кинувшись стремительно вперёд, я с отвращением выбросил безобразный комок в море.
Итак, терзая свою жертву, хищная птица раскачивала поддерживаемое канатом тело; это движение и заставило нас подумать, что перед нами живой человек. Теперь, когда чайка взлетела в воздух, тело изогнулось и немного сползло вниз, открыв нам лицо человека. Ничего более ужасающего я не видел! На нас смотрели пустые глазницы, ото рта остались одни зубы. Так вот какая она, та улыбка, что вселила в нас радостные надежды! Так вот… впрочем, воздержусь от рассуждений…
Эдгаром По в этом отрывке воспроизводится атмосфера ужаса, достигнутая им посредством следующих художественных деталей и приёмов:
1) употребляя принцип контраста в описании эмоционального состояния героев от радостного ожидания своего спасения до глубочайшего ужаса перед лицом необъяснимого, Эдгар По усиливает психологическую составляющую завязки сюжета;
2) иррациональное изображается в подробностях, в детальном описании кровавых картин, точно воссоздающих ужасную атмосферу увиденного;
3) фантастика сочетается с мистикой, усложняя эстетику художественного эффекта, а объективность происходящего с необъяснимостью явления, порождая эффект достоверности.
Оригинальная поэтика Эдгара По придаёт готическим мотивам своей повести специфическое звучание: с