Предметные символы в романах Ч. Диккенса
Контрольная работа - Литература
Другие контрольные работы по предмету Литература
ы своеобразна ни была каждая из них, где-то сливаются вместе и образуют, подобно произведениям других великих художников, единый завершенный мир - Мир Чарльза Диккенса.
2. "Домби и сын" - общественная панорама и первый успех автора
Роман "Домби и сын" с самого начала имел потрясающий успех; книга расходилась огромными тиражами. Это был заслуженный успех: с "Домби и сыном" искусство Диккенса неизмеримо выросло. Образом Поля Домби Диккенс начал свое беспрецедентное предметное исследование детского взгляда на жизнь, за что, среди прочего, литература всегда будет в долгу перед ним. В нем никогда до конца не умирали мучительные воспоминания о собственном детстве, однако дети его ранних произведений недалеко ушли от своих предшественников в литературе XVIII века: это марионетки, чужой волей руководимые существа.
Оливер Твист, придурковатый Смайк, медленной смертью умирающие подростки в "Оливере Твисте" и "Лавке древностей" - эти дети до крайности пассивные фигуры, мы в них не верим. Бейли-младший только тогда по-настоящему оживает, когда в почетном качестве ливрейного грума Монтегю Тигга начинает далеко не идеальную взрослую жизнь, какой живет, например, Ловкий Плут, а он вообще не знал детства. Что касается малютки Нелл, "дитяти", как ее обыкновенно называют, то это настолько своеобразное выражение чувств, владевших автором и вымогаемых у читателя, что о ребенке, как таковом, здесь просто нечего сказать.
Поль Домби открыл новые предметные горизонты. Вереницу детей, пощаженных смертью, Диккенс рисует жертвами двух взглядов на жизнь: во-первых, утилитаристского, экономического взгляда на молодежь, как только носителей памяти и сообразительности, своеобразной губки, всасывающей всевозможную информацию, в чем и видит от них пользу общество, построенное на денежных отношениях; во-вторых, кальвинистского взгляда на детей как сатанинское отродье. Обе эти точки зрения совершенно явно исходят из XVIII века, и обе никак не вяжутся с диккенсовским миром любви и воображения.
Поль Домби и молодые Грэдграйнды из "Тяжелых времен" - жертвы именно экономического взгляда на жизнь; Эстер Саммерсон, героиня "Холодного дома", Пип из "Больших надежд" и Джо, подметальщик улиц,- в русле второй традиции. Дэвиду Копперфилду доводится испытать эту концепцию в пансионе Мэрдстонов: "...Мрачная теология Мэрдстонов превращала всех детей в маленьких ехидн и внушала, что они портят друг друга".
Первая часть "Домби и сына" мастерски развенчивает взгляд на ребенка как потенциальную экономическую единицу, хотя в будущем Поля, сына мистера Домби и наследника крупнейшего торгового дома, ждет богатство и высокое положение. Рассказ о воспитании Поля сначала у миссис Пипчин, а затем в "академии" доктора Блимбера исполнен юмора, сочувствия и немногословен. Из первой четверти книги, кажется, нельзя выбросить ни единого слова. Все, кто считает правильно поставленное образование основой общественного процветания, важнейшими в творчестве Диккенса назовут первую часть "Домби и сына", ибо это самые впечатляющие картины дурного воспитания и проистекающих от него последствий.
Здесь же и верный способ сделать Поля "старообразным" ребенком, поскольку, отстаивая свою индивидуальность, он избавляется от той негативной, пассивной характеристики, которая у прежнего Диккенса была обязательным показателем детской наивности. Поль тоже наивен, но от такой наивности не поздоровится. "Ну, сэр,- сказала миссис Пипчин Полю,- как вы думаете, будете ли вы меня любить?" - "Не думаю, чтобы я хоть немножко вас полюбил,- ответил Поль,- я хочу уйти. Это не мой дом".- "Да, это мой",- ответила миссис Пипчин. - "Очень гадкий дом",- сказал Поль.
Если бы Диккенс оборвал "Домби и сына" на смерти Поля, то получился бы впечатляющий очерк того, как человек, поправший детские чувства, губит одновременно и свою душу. Диккенс ставит вопрос более предметно и шире: он показывает, как переламывает жизнь бесчувственного и непреклонного духовного урода, как она воспитывает его, учит любить. Он показывает этот процесс воспитания на широком общественном фоне, равно представив силы смерти, захватившие командные посты в обществе, и силы любви, обреченные занимать куда более скромное положение в среде смешных, незлобивых и простодушных людей.
Было бы натяжкой сказать, что Диккенсу полностью удался его Новый завет, но то, что он мыслит свою притчу в духе самоновейшего завета - непреложный факт, в чем читатель убеждается, читая подряд на одной странице, как чудаковатый, душевно щедрый капитан Катль "перед отходом ко сну всегда прочитывал для собственной пользы божественную проповедь, некогда произнесенную на горе", и что "благоговение Роба Точильщика к боговдохновенному писанию... воспитывалось посредством вечных синяков на мозгу, вызванных столкновением со всеми именами всех колен иудиных".
По сравнению с поздними шедеврами Диккенса в "Домби и сыне" еще немало промахов - здесь впервые опробовались многие средства и комплексы художественного выражения, лишь в будущем доведенные до совершенства.
Однако оторвать первую часть романа - историю Поля - от книги в целом - значит рассыпать весь роман. Его содержание - отношение мистера Домби к любящей, но не замечаемой им дочери, Флоренс, и эта глубина мельком открывается уже в превосходной IV главе, в здравице Уолтера Гэя: "Пью за Домби - и Сына - и Дочь!"
Как выясняется, пе?/p>