Поэтический мир Елены Шварц
Контрольная работа - Литература
Другие контрольные работы по предмету Литература
ебя, он устремляется вдогонку за сюжетом и развитием конфликта. Все перебои ритма совершенно естественны - тут побежал по лестнице, тут споткнулся и упал, а здесь застыл, задумался, но кто-то вдруг внезапно налетел из темноты - и так бесконечно.
Те события и конфликты, которые разворачиваются в стихах Елены Шварц между вещами, идеями, явлениями и образами, могут происходить и между людьми. Сюжетная канва, драматургия у Шварц психологична и правдива (в отличие, скажем, от плетения словес во многих современных стихах, где образы сопрягаются на интеллектуальной основе, а не на психологической).
Психологическая точность придаёт стихам Шварц обострённую жизненность. В них всё как в жизни, даже если действие развивается в потустороннем или сновидческом пространстве. И опять - наверху так же, как и внизу. Главные приметы жизни (в человеческом измерении) - конфликт, непредсказуемость, столкновение, внезапность. Но это же и основа спектакля, театрального действа.
Всякий предмет в стихах Шварц, вторгаясь, сразу действует (поэтому и становится на миг центром мироздания). Это - прямое влияние театра и придаёт стихам Шварц бешеную динамику.
Селедки выплюнутая глава
Пронзительно взглянула,
Хоть глаз её давно потух,
Но тротуар его присвоил
И зренье им свое удвоил.
Трамвай ко мне, багрея, подлетел
И, как просвирку, тихо съел.
Каждое слово, каждое существительное у Шварц действует, а не стоит на месте, не спит. Всё имеет свою волю - иначе её поэзия не смогла бы стать воплощением космоса и подражанием Творцу. Свобода воли осуществилась в поэтическом мире Шварц на уровне букв и междометий. Маленькое слово я у Елены Шварц умирает на протяжении стиха много раз. У неё постоянно меняется главный герой - порой несколько раз на протяжении одной строфы (об этом писал Андрей Анпилов в статье Светло-яростная точка). Тут в пору снова вспомнить помянутую Лесковым большую оду Державина о Боге, где я и умаляется (Я пред тобой - ничто), и возносится (Во мне Себя изображаешь, Как солнце в малой капле вод…), и определяет своё место в мироздании (Частица целой я вселенной, Поставлен, мнится мне, в почтенной Средине естества…). Но даже пройдя через все возможные во вселенной низины и высоты, державинское я не умирает, а лишь меняет представление о самом себе:
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь - я раб - я червь - я бог!
Нечто подобное происходит с я и в поэзии Цветаевой, какие бы метаморфозы не претерпевало лирическое сознание. Оно не умирает, но изменяется.
Традиционная поэзия в целом держится на узнаваемости, понятности, внятности я. На возможности выделить типы лирического героя. Он может быть и вовсе условен, как в ролевой лирике, но само человеческое существо не распыляется на атомы внутри стиха. У Елены Шварц происходит именно это - тело распыляется, исчезает, а сознание живо. Есть кому увидеть растворение в небытии и оплакать своё исчезновение.
На Север летит голова, а ноги помчались на Юг.
Вот так разорвали меня. Где сердца бормочущий ключ -
Там мечется куст, он красен, колюч.
И там мы размолоты, свинчены, порваны все,
Но чтоб не заметили - время дается и дом.
Слетая, взлетая в дыму кровянисто-златом,
Над бездной летим и кружим в колесе.
Но если тело распылено, а потом заново собрано силой духа и сознания, то перед нами стихи о воскрешении. То, что тема воскресения у Шварц скрепляет весь взрыв метаморфоз, неуловимо чувствуешь по телесности. Вопреки явному трагизму, один из её лейтмотивов - неуничтожимость самой телесности, плоти, материи.
Вот-вот цветы взойдут алея
на ребрах, у ключиц, на голове.
Напишут в травнике - Elenaarborea -
во льдистой водится она Гиперборее
в садах кирпичных, в каменной траве.
Из глаз полезли темные гвоздики,
я - куст из роз и незабудок сразу,
как будто мне привил садовник дикий
тяжелую цветочную проказу.
Бешенство метаморфоз, скорость, неожиданность, парадоксальность - не всегда увидишь за ними неистребимость и живучесть плоти. Но самые запредельные метафизические описания - вплоть до визионерства - всё в стихах Шварц уплотнено, доведено до телесного воплощения, а уж тем более снижена реальность очезримая и умопостигаемая.
Солнце ехало вниз, и тени понятий длиннели.
…Вчера гуляли мы на островах,
Как два фантома. Пруд был весь в экземе
И тополиным пухом запружен.
Наш разговор ловил и прятал в вату
Туман, ночным закатом опален.
Тело у неё часто уподоблено земле, а земля - телу. В качестве связующего образа выступает один из самых устойчивых у Шварц мотив еды. Все едят друг друга или оказываются съеденными. Право съесть другого - один из атрибутов божества.
Земля, земля, ты ешь людей,
Рождая им взамен
Кастальский ключ, гвоздики луч
И камень и сирень.
Земля, ты чавкаешь во тьме.
Коснеешь и растешь,
И тихо вертишь на уме,
Что всех переживешь.
…О древняя змея! Траву
Ты кормишь, куст в цвету,
А тем, кто ходит по тебе,
Втираешь тлен в пяту.
Но путь человеческого тела - быть развоплощённым на атомы и воскреснуть, - в новом качестве, в новом измерении. Оплатить свою божественн?/p>