Политическая самореализация личности
Курсовой проект - Юриспруденция, право, государство
Другие курсовые по предмету Юриспруденция, право, государство
ьшей, то в меньшей степени, еще давали о себе знать - хотя бы в тех случаях, когда нужно было сохранить какое-либо соотношение с внеитальянской, европейской иерархией знатности; и все же общая черта эпохи - явное смешение сословий в духе новейшего времени.
Важнейшим обстоятельством было то, что знать и горожане, по крайней мере, с XII столетия, жили вместе в городах тем самым им приходилось делить невзгоды и радости, так что созерцание мира с высоты горного замка сделалось изначально невозможным. И церковь в Италии никогда не служила в качестве апанажа для младших отпрысков знатных родов, как на севере; епископства, аббатства и приходы иногда распределялись исходя из самых недостойных соображений, но как правило без оглядки на родословную; епископы здесь были гораздо многочисленнее и беднее европейских и к тому же лишены всякого светского княжеского блеска, но зато они жили в городе, где находился их кафедральный собор, и составляли вместе с соборным капитулом часть образованного городского населения.
Затем, с появлением абсолютных монархов и тиранов, знать в большинстве городов получила и возможности, и досуг для частной жизни, которая, будучи политически безопасной и обставленной всевозможными удовольствиями, мало чем отличалась от жизни богатого горожанина. И когда новая, восходящая к Данте, поэзия и литература сделались доступны всякому 2, когда образование в античном смысле и интерес к человеку как таковому развились в полное мере, - ибо и кондотьеры стали делаться государями, и не только равенство по рождению, но и сама законнорожденность перестали быть необходимыми для достижения трона, - тогда, можно думать, и настала эпоха равенства, а понятие об аристократии вполне улетучилось.
Теория, основанная на мнениях древних, из одного только Аристотеля могла с равным успехом почерпнуть как оправдание аристократии, так и ее отрицание. Данте, например, свое суждение, согласно которому люди становятся знатными с помощью доблести, а именно, либо собственной доблестью, либо доблестью предков, еще выводит из следующего аристотелевского определения: благородство должно быть основано на превосходстве и унаследованном богатстве. Однако в других местах он не довольствуется и этим; он порицает себя за то, что сам, в разговоре со своим предком Каччагвидой в раю, не удержался от мысли о потомственном благородстве, которое, собственно говоря, - лишь плащ, постоянно укорачиваемый временем, если ежедневно не прибавлять ему нового достоинства. В Пире он почти полностью освобождает понятия nobile и nobilta от обусловленности рождением и отождествляет их с предрасположенностью ко всякому нравственному и интеллектуальному первенству; он особо подчеркивает важность высокой образованности, ибо nobilta - сестра filosofiae.
Чем больше гуманизм подчинял себе образ мыслей итальянцев, тем прочнее становилась уверенность в том, что происхождение ничего не говорит о достоинстве человека. Это убеждение уже в XV столетии было господствующей доктриной. Поджо в своем диалоге О благородстве вполне согласен со своими собеседниками - Никколо Никколи и Лоренцо Медичи, братом Козимо Великого - в том, что нет иного благородства, кроме основанного на личных заслугах. Земледелие древних гораздо благороднее, чем это бессмысленное рыскание по лесам и горам, нас самих часто превращающее в подобия зверя. Оно еще может служить приятным времяпрепровождением, но уж никак не делом жизни. После этих рассуждений очерчивается положение дворянства в различных областях Италии. В Неаполе дворянин ленив и не занимается ни собственным хозяйством, ни торговлей, почитаемой им постыдной; он проводит время либо на коне, либо дома в полном безделье. Римский дворянин также презирает торговлю, но своим хозяйством управляет сам; ведь тот, кто возделывает землю, сам собой обретает дворянство, почетное, хоть и крестьянское благородство. В Ломбардии же благородные живут доходами с наследственных земель; происхождение и удаленность от обыденных низменных занятий определяют здешнего дворянина. В Венеции нобили, хотя и являются правящим сословием, не гнушаются торговым делом, да и в Генуе знать и простолюдины вместе занимаются торговлей и мореплаванием и различаются только по рождению; иные, впрочем, промышляют разбоем, подстерегая путешественников в своих горных замках. Во Флоренции часть родовитой аристократии предалась торговле, другая же часть (несравненно меньшая) пользовалась своим положением и не занималась ничем, кроме охоты обычной и соколиной 10.
Самое же главное состояло в том, что почти во всей Италии люди, даже и имевшие основания гордиться своим происхождением, меркли со всем своим чванством перед лицом образованности и богатства, так что все их политические или придворные привилегии не развивали в них чувства повышенной значимости своего сословного положения. Венеция здесь - лишь мнимое исключение, поскольку жизнь нобилей была насквозь бюргерской, отмеченной лишь немногими почетными правами.
Конечно, иначе обстоит дело с Неаполем, изоляция которого от духовного движения Ренессанса была обусловлена в первую очередь кастовой замкнутостью и страстью к роскоши местного дворянства. К сильному воздействию лангобардского и норманнского Средневековья и позднее - французского дворянского быта здесь уже с середины XV столетия прибавилось арагонское господство; таким образом, здесь раньше всего произошло то, что лишь столетие спустя распространилось по всей Италии: час