Отражение эпохи в романе Фаулза "Подруга французского лейтенанта"
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
рнулись к нему спиной. Конечно, суммы, которые они веками расходовали на его ремонт, вполне оправдывают некоторую досаду. Однако на взгляд человека, не обремененного высокими нaлoгaми, но зато более любознательного, Кобб, несомненно, самое красивое береговое укрепление на юге Англии.. Примитивный и вместе с тем замысловатый, слоноподобный, но изящный, он, как скульптура Генри Мура или Микеланджело, поражает легкостью плавных форм и объемов; это промытая и просоленная морем каменная громада - словом, если можно так выразиться, масса в чистом виде. Я преувеличиваю? Возможно, но меня легко проверить - ведь с того года, о котором я пишу, Кобб почти не изменился, а вот город Лайм изменился, и если сегодня смотреть на него с мола, проверка ничего вам не даст. Налицо здесь и прошлое, и настоящее, и авторская оценка, и, кроме того, вслед за викторианцами Фаулз здесь достаточно тяжеловесен в слове. Тяжеловесность, витиеватое многословие можно наблюдать на протяжении всего романа. Вот, в частности, описание кухни миссис Поултни: Кухня в полуподвале принадлежавшего миссис Поултни внушительного дома в стиле эпохи Регентства, который, как недвусмысленно тонкий намек на положение его хозяйки в обществе, занимал одну из крутых командных высот над Лайм-Риджисом, сегодня, без сомнения, показалась бы никуда не годной. Хотя в 1867 году у тамошней прислуги не было двух мнений насчет того, кто их тиран, в наши дни самым страшным чудовищем наверняка была бы признана колоссальная кухонная плита, занимавшая целую стену этого обширного, плохо освещенного помещения. Три ее топки надо было дважды в день загружать и дважды очищать от золы, а так как от плиты зависел ровный ход всего домашнего механизма, ей ни на минуту не давали угаснуть. Пусть в летний зной здесь можно было задохнуться, пусть при юго-западном ветре чудовище всякий раз изрыгало из пасти черные клубы удушливого дыма-ненасытная утроба всё равно требовала пищи. А стены! Они просто умоляли выкрасить их в какой-нибудь светлый, даже белый цвет! Вместо этого они были покрыты тошнотворной свинцовой зеленью, которая-что было неведомо ее обитателям (равно как, сказать по чести, и тирану на верхнем этаже) - содержала изрядную примесь мышьяка. Быть может, даже к лучшему, что в помещении было сыро, а чудовище извергало столько дыма и копоти. По крайней мере смертоносную пыль прибивало к земле[35]. Но не только тяжеловесность стиля является отражением в романе викторианской эпохи. Автор здесь достаточно точен в деталях: описывая ту или иную деталь одежды или интерьера. И в этом также проявляется специфическая английская викторианская дотошность. Достаточно обратиться к началу романа, где автор, знакомя нас с Эрнестиной и Чарльзом, достаточно детально обрисовывает каждую часть их туалета: Молодая дама была одета по последней моде - ведь около 1867 года подул и другой ветер: начался бунт против кринолинов и огромных шляп. Глаз наблюдателя мог бы рассмотреть в подзорную трубу пурпурно-красную юбку, почти вызывающе узкую и такую короткую, что из-под темно-зеленого пальто выглядывали ножки в белых чулках и черных ботинках, которые деликатно ступали по каменной кладке мола, а также дерзко торчавшую на подхваченной сеткой прическе плоскую круглую шляпку, украшенную пучком перьев белой цапли (шляпы такого фасона лаймские модницы рискнут надеть не раньше, чем через год), тогда как рослый молодой человек был одет в безупречное серое пальто и держал в руке цилиндр. Он решительно укоротил свои бакенбарды, ибо законодатели английской мужской моды уже двумя годами раньше объявили длинные бакенбарды несколько вульгарными, то есть смешными на взгляд иностранца. Цвета одежды молодой дамы сегодня показались бы нам просто кричащими, но в те дни весь мир еще захлебывался от восторга по поводу изобретения анилиновых красителей. И в виде компенсации за предписанное ему благонравие прекрасный пол требовал от красок не скромности, а яркости и блеска [23].
Данная сцена не только помогает читателю рассмотреть героев Фаулза при помощи подзорной трубы [22], но и отметить еще одну важную черту: оба они отдавали дань моде, причем это стало для них не столько желанием выглядеть привлекательно, сколько старанием быть как все. Действительно, по меркам описываемой эпохи нельзя было вместе со всеми не захлебываться от восторга по поводу изобретения анилиновых красителей и не согласиться с законодателями английской мужской моды относительно длины бакенбард. Однако, прислушавшись к их разговору, мы можем отметить следующее: несмотря на внешнее стремление быть как все, внутренние их убеждения далеко не одинаковы. И если Эрнестина приходит в ужас, что ее избранник, увлекшись наукой, может предположить и высказывать вслух что-то такое, что не принято в современном им обществе и, в частности, отвергается ее отцом, то Чарльз, напротив, ничуть не смущен: Ваш батюшка взял на себя смелость утверждать, что мистера Дарвина следует выставить на всеобщее обозрение в зверинце. В клетке для обезьян. Я пытался разъяснить ему некоторые научные положения, лежащие в основе дарвинизма. Мне это не удалось. Et voila tout.
Но как вы могли? Вы же знаете папины взгляды!
Я вел себя в высшей степени почтительно.
То есть в высшей степени отвратительно!
Он сказал, что не позволит своей дочери выйти замуж за человека, который считает, что его дед был обезьяной. Но мне кажется, по здравом размышлении он примет в расчет, что в моем случае обезьян?/p>