Основные этапы истории русского языка
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
?лово о законе и благодати" митр. Илариона и летопись, такие замечательные памятники каллиграфического искусства, как Остромирово евангелие и Изборник Святослава, говорят о высоте литературно-языкового развития древней Руси XI в.
Славяно-русский язык в феодальной Руси выполняет все важнейшие общественно-политические и культурные функции будущего национального русского литературного языка; но вместе с тем это язык не национальный, а международный и притом в основном только письменный, т. е. язык специального назначения.
"Это был ставший литературным язык церковнославянский, в основе которого лежал язык староболгарский в его обоих диалектах - восточном и западном, и с некоторой долей языка чехо-моравского, проникшего в него еще частью в самой Моравии в самом начале славянской письменности, а частью уже позднее, в X-XI вв., под пером учеников Кирилла и Мефодия, переселившихся в Болгарию после изгнания их из Моравии. На этом языке русские люди впервые услыхали книжную славянскую речь, которая, однако, была им вполне понятна... Каждый русский книжный человек усваивал этот язык, ставший для него языком литературным" (В. М. Истрин). Русская стихия с силой врывалась в этот язык.
Однако слов бытовых, обозначающих обыденные отношения повседневной жизни, в этот литературный язык проникало мало вследствие однообразного характера начальной славянской письменности, замыкавшейся в круге житий и поучений. Исторические и повествовательные сочинения, где чаще можно было встретить этого рода словарный материал, играли второстепенную роль. Например, в древнерусских памятниках встречаются такие народные слова, как окорок, улица, мясник, мошница, насад, кочан, лавица, кадь, шелк, лохань, зобати есть, насочити найти, уранитися рано встать, земець, корста гроб, мовница, наговорити (в значении наклеветать), обложити (об осаде), осада, пуща, пополошитися (ср. всполошиться) и мн. др. под.
В древней Руси не возникло отчуждения книжного языка от народного. Древнерусские переводчики и писатели свободно сочетали литературно-славянские слова с русскими. Кальки греческих фраз не ломали восточнославянской семантики, например, в летописном выражении: "утереть много пота за русскую землю" (ср. греч. idrota apomattesthai; ср. в "Александрии": утерети пота).
Но русский элемент мог ярко проявить себя только в таких статьях, в которых приходилось касаться сфер бытовой, общественной, отчасти военной. Таким образом, славяно-русский язык не мог вовлечь .в свою систему целиком разговорную общерусскую речь. С другой стороны, общерусский язык, сложившийся в Киеве, не мог резко изменить свою семантику, свой строй и образы под влиянием языка славяно-русского, так как уходил своими корнями в живую устную речь восточных славян. Взаимодействие этих двух языков не могло стереть фонетических, грамматических, лексических и семантических различий между ними. Поэтому Киевская Русь пользуется обоими этими языками в своей письменности, но в разном объеме и в разных идеологических сферах.
Унаследованная от языческих времен устная словесность и христианская литература в своем стилистическом развитии пошли разными путями. Словесность народная с ее песнями, сказками, пословицами, мифическими сказаниями, с целым рядом народных произведений, еще не оторвавшихся от мифической обрядности, находила лишь случайное и бледное отражение в славяно-русском языке, особенно с XIII в. Правда, связь древнерусского письменного языка XI-XII вв. с живой устной восточнославянской стихией была гораздо более крепкой и тесной. Она коренилась в самом характере раннего древнерусского христианского мировоззрения, еще не искаженного византийским аскетизмом, и в прочности дохристианской обрядно-бытовой и народно-поэтической традиции. В эпоху художественного расцвета Киевской Руси (XI-XII вв.) развивается светская рыцарская поэзия на общерусском языке, зафиксированная в письменной форме. Она претендует на равноправие с клерикальной церковнославянской письменностью. Даже в конце XII в. простой народ в самых коренных основах своей жизни держался дохристианской старины (Ф. И. Буслаев).
Вместе с тем обычное право, юридические нормы, государственное делопроизводство, тесно связанное с традициями живой восточнославянской речи, не могли не приспособить славянской системы письменного изображения речи для своего закрепления. И тут проявляется живая струя устной русской речи, так же как и в народно-поэтических произведениях.
Интересно, что в языке "Русской правды" (по древнейшему списку 1282 г.) наблюдается почти полное отсутствие церковнославянизмов. Очевидно, письменная передача лишь закрепила готовый, обработанный устный текст: кодификация произошла в живой речи, а не на письме (А. А. Шахматов). Писцы княжеской канцелярии в то время на Руси еще не успели выработать строго стилизованного на церковнославянский лад письменно-делового языка (хотя они и учились грамоте по церковнославянским книгам).
Язык "Русской правды" позволяет обнаружить и иноязычные примеси в составе русской письменно-деловой речи древнейшей поры.
В языке "Русской правды" в небольшом количестве встречаются скандинавизмы, например: тиун, гридь, вира, вирьник, колбяг и нек. др.
Любопытны слова, которые могут свидетельствовать о некоторой близости древнерусского языка к западнославянским языкам, например убородок (мера вместимости; ср. чеш. ouborek; впрочем есть и серб. уборак); бърть (чеш. brt) и др. (Е. Ф.