Книги, научные публикации Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 | 4 |

СИНТАКСИС ПУБЛИЦИСТИКА КРИТИКА ПОЛЕМИКА 11 ПАРИЖ 1983 Журнал редактирует M. РОЗАНОВА The League of Supporters: Т.Венцлова, Ю. Вишневская, И. Голомшток, А. Есенин-Вольпин, Ю. Меклер, М. ...

-- [ Страница 4 ] --

Главный редактор (продолжая свою речь) : В нашей редколлегии собрались лучшие представители современной демократической мысли и литературы: князь Игорь, Ольга, Шекспир, Платон, Аристотель, Макбет, король Лир, Отел ло, Дездемона и эта... как ее...

Дюймовочка (подсказывает) : Тень отца Гамлета.

Главный редактор: Да, тень отца Гамлета, которая активно принимает участие в решении всех редакционных вопросов (с ехидцей) в отличие от моего заместителя, все время отсутствующего.

Дюймовочка: Слушайте его, люди! В нем сострадание так же остро, как и страдание! Он умеет так прикоснуться, с такой деликатностью... Он всем все прощает (плачет).

Главный редактор: Мы начали издавать журнал в трудное время. Призрак бродит по Европе, призрак комн мунизма! Все силы реакции, Президент и Канцлер, нобен левские лауреаты, профессора Сорбонны и работники ран диостанций объединились в сговоре против нашего журнан ла.

Дюймовочка (с восхищением) : Как он говорит! Он Ч баталия! Он Ч кулачный бой, он Ч бой и армия! Он Ч армия и солдат! И глаза у него Ч синие!

Главный редактор: Моими литературными учителями были Толстой, Гоголь, Достоевский, Чехов, Бунин.

Дюймовочка: Неправильно перечисляете!

Главный редактор (грозно сдвинув брови) : Я? Нен правильно?!

Дюймовочка (ничего не боясь) : Сначала Вы. Вы Ч великий, а потом уж Толстой, Достоевский, Чехов. Какое ваше отношение к Пушкину?

Главный редактор: Пушкин? Ну я великих поэтов еще не упоминал. Например, вас, Дюймовочка, и других сотрудников нашей редакции - Кривого и Горбатого. Что же касается Пушкина, то я подписал его некролог... Я всен гда его уважал как африканца, как дуэлянта... Но как явн ление литературы? Не знаю, честно говоря, не думаю...

Дюймовочка: Ах, какой он скромный! Ах, какой он широкий! Ах, какой он деликатный!

Главный редактор: Я все мечтаю выпустить идеальн ный номер журнала, чтоб в нем все было по высшему счен туЧи проза, и поэзия, и критика.

Дюймовочка (обращаясь к зрителям) : А вот здесь он не прав. Чудит старик (вздохнув)... как и все великие.

Идеальный номер журнала издать невозможно, потому что наш Главный редактор доброй души человек и жалеет авн торов. Приезжают писатели из Союза Ч растерянные, устан лые, без гроша в кармане... ничего еще не понимают, а сразу суют свои рукописи. Жалко их... Как им откажешь?

Вот и печатаем Ч из снисхождения. Поэтому и получаются сен рые номера. Нет, будь моя воля, я бы кроме Главного рен дактора, поэтов Кривого и Горбатого и, разумеется, себя самой - никогда бы никого в журнале не печатала! Какая великая была бы литература!

Главный редактор: Вихри враждебные веют над нами.

Мы окружены агентами КГБ.

Дюймовочка (всплескивает руками) : Неужели вся третья эмиграция дала подписку о сотрудничестве с КГБ?

Главный редактор (мягко) : Не стоит преувеличин вать. Конечно, профессора парижских университетов Ч все майоры. Что же касается остальных Ч то с ними просто.

Те эмигранты, которые читают наш журнал, не давали подн писки. А те, кто читают другие журналы, естественно, пон лучают переводы с Лубянки.

Дюймовочка: Гениально! Он прозорливый. Он видит насквозь. Что вы чувствуете в свои двадцать пять лет?

Главный редактор (с тяжелым вздохом) : Тоску!

Кругом верблюжьи, гиппопотамьи рыла. Народ пошел подн лый и мелкий. В морду плюнешь Ч драться лезет.

Дюймовочка: Неблагодарные! Нет для них ничего святого! А мы, например, в редакции, когда он на нас плюн ет, бережно собираем слюну и храним ее как будущий экспонат для музея. Да, нет пророка в своем отечестве...

О чем вы мечтаете?

Главный редактор: Уйти в себя. Писать. Складывать миры на бумаге. И не прерываться, не отвлекаться ни на что...

Дюймовочка (встает на колени и ревет в полный гон лос) : Не покидай нас, Благодетель! Не оставляй нас сирон тами! Если уйдешь из журнала Ч пропадет русская литеран тура, погибнет Россия! Ведь как сказал один известный нен мецкий писатель (забыла его фамилию) : "Человечество обязано всем Спасителю и нашему Главному редактору!" Потрясенный Главный редактор откидывается в крен сле, впадает в прострацию и разрешает публикацию этого интервью. Дюймовочка пользуется моментом и захлебын вается в экстазе.

Примечание:

Автор этого драматического представления решительн но заявляет, что ничего подобного в нашей свободной, горн дой и интеллектуальной эмиграции быть не могло. Все вы шенаписанное случилось за тридевять земель, за двумя окен анами, в тридесятом государстве. Если же кто-либо осмен лится увидеть в этом пародию на уважаемых знаменитых литераторов, но я, во-первых, не унижусь для ответа этому "кому-либо", а, во-вторых, обвиню его в сотрудничестве с КГБ, чилийской хунтой, агентами международного сион низма, и потребую у местных властей выслать этого "кого либо" за сто первый километр.

Ю. Вишневская.

БАЛЛАДА О РАСТЛЕНИИ ИММАНУИЛА КАНТА СО МНОЖЕСТВОМ ЭПИГРАФОВ И ИНСИНУАЦИЙ Эпиграф № Общеизвестно, что Иммануил Кант вел чрезн вычайно регулярный образ жизни, никогда не был женат и никогда не занимался сексом. Однан ко сохранилась легенда, будто однажды ученики этого одного из величайших философов всех времен и народов, крайне огорченные тем, что их любимому учителю совершенно не известна столь, как им казалось, важная сторона человен ческой жизни, уговорили его восполнить данный пробел в своем образовании. После чего студенн ты якобы спросили профессора, как ему это пон нравилось. В ответ Кант выдал свое знаменитое описание полового акта: "Куча бессмысленных, беспорядочных движений".

Исторический анекдот, почерпнутый мною лет 15 тому назад из не помню какой книги.

Эпиграф № Как-то Владимир Буковский говорил мне, что в Клайпеде, в порту, моряки расплачиваются за услуги представительниц известной профессии книжками "Континента" /.../ Очень сомневаюсь, чтобы француженка в качестве мзды за аналон гичную услугу взяла, скажем, роман Жан-Поль Сартра.

Из интервью с Владимиром Максимовым. В книге: Белла Езерская, "Мастера", книга 1, Анн Арбор (Мичиган), "Эрмитаж", 1982, стр. 98.

Эпиграф № "Интересно, Ч прошмыгнула мысль у меня, Ч откуда они идут: из клиники в бардак или из бардака в клинику?" И сам же себя обрезал:

"Стыдись. Ты в Париже, а не в Храпунове" /.../ Потом я, конечно, узнал из печати, что это были совсем не те люди, это были, оказывается, Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар, ну да какая мне теперь разница?

Венедикт Ерофеев, "Москва-Петушки", "Ами", №3,стр. 139.

Эпиграф № В городе Калининграде родился Иммануил и не ведал Христа ради, где родиться угодил.

/.../ платит флотский проститутке, вынимает "Континент".

Не предвидел старый хрен /.../ ни того, в какое сито буква умная падет, прежде чем сквозь все препоны /.../ к новым Кантам попадет.

Наталья Горбачевская, "Песенка о непредвин денном", "Континент" № 34, 1982 (на внутренн ней стороне обложки).

Эпиграф № "Взять бы этого Канта да за такие доказательн ства года на три на Соловки!" - совершенно нен ожиданно бухнул Иван Николаевич.

Михаил Булгаков, "Мастер и Маргарита ".

Не жил жизнью совсем сексуальной Русский наш любомудр Монька Кант.

И в отечестве ебли повальной Был он внутренний эмигрант.

Сартры бегали Христа ради Между клиникой и бардаком.

Только Монька в Калининграде Прожил полным холостяком.

Но однажды собрались ребята В "Континенте" на рю Лористон, Заявив: "Человечеству надо, Чтоб ты, Монька, поставил пистон!

Нам пророками было открыто:

Как гора, произведшая мышь, Сунув букву в известное сито, Ты Максимова, Монька, родишь!

Не потерпим в Калининграде Саботажа. Снимай портки!" Ч И профессор к ближайшей бляди Дунул, вспомнив про Соловки.

С той поры в эмигрантском свете Начался великий момент:

Попадают шлюхины дети Обязательно в "Кантинент".

Две вещи заполняют мой мозг всегда новым и все увеличивающимся изумлением и трепетом, чем чаще и чем серьезнее на них сосредотачиваются размышления: звездн ное небо надо мною и нравственный закон внутри меня.

Иммануил Кант, "Критика практического разума".

К сведению лиц, которые журнал "Синтаксис" реценн зируют: русское слово "пародия" происходит от греческон го (т. е. "перепев") и означает жанр критико-сати рической литературы, основанный на комическом воспрон изведении, утрировке и высмеивании стиля, манеры, прин емов или идей какого-либо литературного произведения (или целого ряда литературных произведений Ч так, наприн мер, "Дон Кихот" Сервантеса был задуман как пародия на рыцарские романы, Рабле пародирует схоластов в "Гарган тюа и Пантагрюэле" и т. д.). Поскольку этому жанру свойн ственно гипертрофированное подчеркивание недостатков оригинала, то в некоторых случаях пародисту приходится пользоваться ненормативной лексикой, даже если подобн ных неприличных слов не было в пародируемом тексте. Гон воря проще (чтобы лицам, пишущим критики в эмигрантн ской печати, было понятно) Ч как они непристойно пишут, так мы их непристойно и пародируем! (Прим. ред.) ПОЧТА ПИСЬМО А. Д. СИНЯВСКОМУ Уважаемый Андрей Донатович, Не откажите в любезности опубликовать в следуюн щем номере Вашего журнала этот мой ответ на Вашу крин тику моей статьи. Простите неудачную игру слов, но у этой комической ситуации серьезная подоплека, что и заставлян ет меня обратиться с открытым письмом. В самом деле, я с большим удивлением прочитал Вашу речь в 10-ом номере "Синтаксиса" (произнесенную два года назад, но опублин кованную только теперь и не утратившую своей актуальнон сти), речь, почти вся первая часть которой построена на пон лемике с моей статьей ("Континент" N 25), прочитал, гон ворю, с удивлением, потому что увидел, что большинство Ваших стрел прошло по касательной, а я знаю Вас как чен ловека, который обычно очень метко попадает прямо в цель. Вы странным образом прошли мимо некоторых асн пектов затронутой проблемы, и как раз тех, которые сон ставляют самую суть моей позиции, а раз так, значит сама тема содержит в себе еще много неуясненного, и это пон буждает к продолжению разговора.

Вы говорите: полнота правды, предлагаемая Ю. Мальн цевым в виде пробного камня, не является единственным критерием художественного достоинства книги. Без сомн нения это так, в большинстве даже случаев. Но о каком случае я говорю? Позволю себе процитировать себя: "Са ми эти писатели считают себя продолжателями реалистин ческих традиций русской классической литературы, следон вательно, здесь и следует искать верный критерий оценки.

Не в творческой оригинальности, не в тонкости и изысканн ности мастерства, не в "красоте непостижимой" (по Фету).

В самом деле, если мы оглянемся назад, то увидим, что по сравнению с достижениями русской литературы начала вен ка эта нынешняя промежуточная литература представляет собой шаг назад. Во всем, что касается техники письма, культуры выражения, эстетического кругозора и творчесн кой фантазии Ч явный регресс. Следовательно, остается критерий реализма, то есть правды. Но этого-то испытания промежуточная литература и не выдерживает".

То есть я сконцентрировал свое внимание на вполне определенном сорте литературы, являющимся сегодня госн подствующим и едва ли не единственным во всей подценн зурной печати (ведь Битов, Искандер, Аксенов и Попов уже вышли из ее затхлых казематов на простор вольного слова). Хотя вообще-то говоря с вопросом о "правде" все обстоит не так уж просто. Меня поразило Ваше утвержден ние о том, что политика, мораль, философия, и даже релин гия, и даже "правда" есть нечто постороннее искусству.

Помилуйте, но если все это исключить, то что же останетн ся? Голое жонглирование словесами? Не есть ли это Ваше утверждение лишь плод полемической запальчивости? Ведь Ваши собственные книги, как и всякое большое искусн ство, несут в себе сплав всего этого. Что же касается "правн ды", то я думаю, если мы углубимся в психологию восн приятия искусства, то обнаружим, что ощущение правды является неотъемлемым компонентом любого эстетичесн кого суждения, наше принятие или отталкивание в конечн ном счете диктуется нашим чувством правды и подлиннон сти: мы говорим о правде художественного образа, о правн де чувства, о правде выражения и т.д. Но это ведет нас в теоретические дебри и отвлекает в сторону. Вернусь к тен ме, то есть к современной подцензурной литературе.

Так вот, если принять во внимание, что существует такая литература, которая ставит своей целью запечатле ние, во всей их специфике, наших условий существования (а только по отношению к такой литературе, и лишь к ней одной, я позволил себе выдвинуть критерием оценки правн ду), и если предположить, что такая литература вообще имеет право на существование, что она есть нечто серьезное и достойное внимания, тут-то и возникает главный вопрос Ч о задаче этой литературы сегодня. И я думаю, что выскан жу нечто само собой разумеющееся, если скажу, что задан чей ее является запечатление неслыханной уникальности нан шей ситуации, запечатление ошеломляющей новизны ни на что не похожих условий существования советского человен ка, небывалой деформации его психики и всего его внун треннего мира и, конечно же, проникновение в смысл этого нового вида жизни. Наша вольная, неподцензурная литеран тура с трудом, постепенно и очень медленно, приближается к выполнению этой задачи, вернее, к самому лишь началу такого выполнения, давая первые скромные опыты, что же касается подцензурной литературы, то она просто-напросто занимается подлогом. Когда я читаю в западной прессе (да что там западной! даже в наших эмигрантских журнан лах, и в Вашем в том числе) дифирамбы Трифонову, дерен венщикам и прочим псевдореалистам, я испытываю страдан ние. Страдание от глубочайшей несправедливости и оттого, что все шире распространяется и узаконивается обман.

Чтобы пояснить мою мысль, приведу конкретный пример: попробуйте сравнить недавно переизданную, но нан писанную еще 30 лет назад книгу Чеслава Милоша "Пленн ный ум" с книгами Трифонова, попробуйте сравнить тот уровень отображения психологии человека тоталитарного общества и уровень проникновения в нее с трифоновщи ной. Трифонов, несомненно, представляет собой огромный интерес для анализа, но только лишь как образец именно пленного ума. Какое захватывающее исследование можно было бы написать о психологии творчества советского тан лантливого коллаборациониста, о попытках примирить голос собственной совести с собственным инстинктом сан мосохранения и самоцензуры, о попытках обмануть самон го себя и читателя, представляя дело так, будто он описын вает именно то, что его интересует больше всего, и вовсе не обходит стороной то, что ему на самом деле хотелось бы больше всего написать (история старого большевика без истории краха его мировоззрения) Ч психоанализ еще не сталкивался с таким комплексом загнанных внутрь желан ний и помыслов. Но такой анализ, видимо, не по силам нан шим критикам, они предпочитают петь дифирамбы.

И дело, конечно, не в том, чтобы сводить литературу к политике. Хотя грани тут очерчивать становится уже пон чти невозможно, ведь сама жизнь наша, сам образ ее стал политикой, и это тоже одно из насилий, совершенных над нашей жизнью. И конечно нелепо, как Вы говорите, требон вать, чтобы писатель непременно открыто противостоял государству Ч это безнравственно. Несомненно. Каждый "выбирает себе крест по размеру". Но каждый же должен быть назван его собственным именем. Этого требует спран ведливость. И если безнравственно требовать героизма, то еще безнравственнее закрывать глаза на подлог, выдан вать титул "реалиста" псевдореалисту, уравнивать в "смен лости изображения" коллаборанта, со всеми его комплекн сами неполноценности, и того, кто решается принять риск свободы со всеми ее страшными (для подсоветского челон века) последствиями.

Я понимаю, что эти мои слова вызывают отвращение у Вас, при Вашей тяге к совершенно иным проблемам и к иного рода литературе, но коль скоро в сегодняшней русн ской литературе все эти вещи имеют такой вес, никуда и нам от этого не уйти. Да и сами эти вещи кажутся убогими и неэстетическими (далекими от подлинного искусства) именно потому, что даются они на таком низком уровне в советской литературе и в большей части литературы нен подцензурной, поднятые же на большую духовную высон ту они могут и должны стать предметом великого искусн ства нашего времени, если только Россия еще способна породить такое искусство, а не обречена остановиться на нашем нынешнем ничтожестве.

При сем остаюсь с глубочайшим почтением Ваш Юрий Мальцев СОДЕРЖАНИЕ СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ Аноним. Семь вопросов и ответов о русской плавославной церкви Михаило Михайлов. Безответственность и недомыслие ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО Борис Хазанов. Величие советской литературы Ирина Белова. Поколение, утратившее своих прозаиков Феликс Светов. Чистый продукт для товарища Елизавета Мнацаканова. Хлебников:

предел и беспредельная музыка слова Борис Гройс. О русской философии ДРУГИЕ БЕРЕГА Зиновий Зиник. Эмиграция как литературный прием Виктория Швейцер. Возвращение домой ПЯТЫЙ УГОЛ Анатолий Гладилин. Опять двадцать пять Ю. Вишневская. Баллада о растлении Иммануила Канта ПОЧТА Ю. Мальцев. Письмо А.Д. Синявскому Цена номера 40 фр. франков.

Подписка в редакции на 4 номера Ч 150 фр. франков.

Пересылка за счет подписчика.

Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 | 4 |    Книги, научные публикации