Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 |   ...   | 41 |

В этом смысле интроекция Ч это уничтожение семиотики (см. также [Руд нев 1998]). Когда пища перемалывается во рту и переваривается в желуд ке, она теряет свою знаковость, свою информативность, превращаясь в рав новероятную энтропийную массу, до тех по пока она не выйдет наружу в виде фекалий или рвоты (символа отвращения) [Перлз 2000]. Почему же когда человек говорит: УМеня тошнит от васФ и показывает это истеричес ки в виде рвоты, или УПлевать я на вас хотеФ, или УВы все говно!Ф Ч то это семиотика, а когда он говорит: УЯ во всем виноват, я полное говноФ Ч это десемиотизация Потому что мир для него теряет значение. А Утерять значениеФ это и зна чит десемиотизироваться. А при депрессии мир действительно теряет зна чение. Потеря смысла это главный признак депрессии в ее экзистенциаль ном понимании [Франкл 1990]. Но конституционально депрессивный че 6. Язык паранойи ловек это парадоксальным образом и есть синтонный человек, разновид ность циклоида в клиническо характерологическом понимании [Ганнуш кин 1998], с диатетической пропорцией настроения, по Кречмеру. А мы уже говорили о том, что синтонный циклоид не воспринимает мир семи отически. При депрессии такой человек теряет интерес к миру, при гипо мании мир для него приобретает интерес, но не своей знаковой стороной, а вещной, чувственной. Сангвиник в противоположность шизоидам скло нен воспринимать знаки как нечто естественное, вещное.

Есть ли в таком случае у депрессии язык Есть, но это язык истероподоб ный, иконический язык симптомов Ч пониженный тон речи, согбенные плечи, опущенные веки и т.д. Сообщение здесь такое же, как и при исте рии: УМне плохоФ, УПомогите мнеФ. Различие же в том, что истерический икон более проработан, театрален, а депрессивный более смазан, он боль ше похож на УреальностьФ. Депрессивный как бы говорит: УЗаметят, что мне плохо, слава богу, нет Ч так мне и надоФ.

Конечно, все, что мы здесь пишем, Ч это упрощения. Но все это полезные упрощения. Так, в сложном случае господина Мейера, который кланялся по утрам своей жене, мы видим и паранойю, и обсессию, и депрессию, и исте рию. И мы видим, как он одновременно пользуется различными семиоти ческими механизмами: его поклоны Ч это одновременно и истерическое выражение почтительности, и депрессивное выражение вины, и обсессив ное, изолированное о аффекта, навязчивое повторение, и паранойяльный символ доискивания истины. Только в данном случае эта истина носит деп рессивный характер, поскольку это случай не обычный для классической паранойи. Этот человек, в сущности, доискивается до прощения, параной яльным здесь является лишь застревание на одном аффекте. Сам Блейлер был склонен рассматривать этот случай скорее как шизофрению (с харак терной, как добавил бы М. Е. Бурно, мозаикой радикалов [Бурно 1996]).

Прежде чем идти дальше, попробуем как то суммировать сказанное о раз личии и сходстве семиозиса в различных невротических расстройствах:

УневрозФ паранойя обсессия истерия депрессия шизоидия тип знака символ индекс икон икон символ модальн. эпистемика алетика аксиология У+Ф аксиология У Ф эпистемика механизм проекция изоляция вытеснение интроекция отрицание защиты Все же представляется не вполне очевидным, что специфический параной яльный знак это символ, то есть конвенциональный знак. Ведь для того чтобы могли существовать конвенциональные знаки, во первых, надо, что бы была система знаков, а не один знак, во вторых, нужно, чтобы был не только получатель, но и отправитель. В случае шизоидного мышления все 186 Характеры и расстройства личности это так и есть. В случае паранойяльного мышления все обстоит не так про сто. Во первых, непонятно, кто является отправителем сообщения; во вто рых, непонятно, с кем и когда заключена конвенция относительно того, что такой то знак будет обозначать такое то положение вещей или ситуацию, если говорить в терминах раннего Витгенштейна. Все же не будем забы вать, что параноик ближе всех находится к шизофрении, от паранойяльно го бреда до параноидного один шаг. То есть паранойяльный символ может в любую минуту разрушиться и превратиться в архаический знак, который одновременно является и своим собственным денотатом. Поэтому вопрос о конвенции и отправителе знаков при паранойе можно решать лишь с уче том этого сильного крена в сторону взаимного растворения UmweltТа в InnenweltТе.

Но действительно, если встать на точку зрения параноика, то кто посылает ему сообщения о том, что все имеет отношение к нему В случае бреда от ношения это те люди, которые кивают, подмигивают, краснеют, делают Услишком понятныеФ жесты и т.п. В случае бреда ревности все сложнее.

Ведь если реконструировать паранойяльную логику, то если при бреде от ношения люди стремятся подчеркнуть, показать свое отношение, то при бреде ревности подозреваемая жена и ее любовник, в принципе, должны скрывать УистинноеФ положение вещей. Жена не посылает никаких сооб щений ревнивцу, наоборот, она должна стараться не посылать ему никаких сообщений или посылать ложные, сбивающие с толку сообщения. Можно сказать, что бред ревности это в каком то смысле истерия наоборот. При истерии сам субъект позиционирует свое тело как некую вывеску, на кото рой висит картина. При паранойе ревности или, наоборот, эротомании тело объекта наделяется свойствами быть носителем знаков. То есть в со знании параноика объект выступает как истерик, желающий скрыть свою истерическую сущность, что ему не удается. Или же можно сказать, что па раноик это антипсихиатрический психотерапевт, который производит деи конизацию в духе [Szasz 1974], конвенционализацию, считывая с тела сво ей жены знаки ее измены. Но по каким правилам происходит эта конвен ционализация Ведь как ни поведет себя жена, все это будет расценено как доказательство измены. Эта семиотическая презумпция виновности, апри орный приговор, который выносит параноик, в какой то мере обессмысли вает его поиски. По видимому, можно сказать, что, подобно сыщику, напав шему на след преступника, параноик убежден в виновности объекта, но для доказательства Ув суде присяжныхФ ему нужны улики. В этом случае стратегия у параноика примерно такая же, как у сыщика, у которого уже есть убедительная версия преступления и который только ищет ее под тверждения, и в этом смысле он поневоле будет замечать одни улики и не замечать другие или все улики стремиться интерпретировать в смысле сформированной им версии.

6. Язык паранойи Правила же для конвенционализации предоставляет сам язык. В языке зало жена возможность одну и ту же вещь называть по разному, приписывать од ному денотату множество значений, одному предмету множество имен и дескрипций. На этом построен эффект универсальности метафоры и мето нимии. Одного и того же человека можно назвать по имени, фамилии, про звищу, дать ему множество новых прозвищ и кличек, он может быть описан как сын, отец, брат, зять, шурин и т.д., как УмилыйФ, УнегодяйФ, Убезответ ственное треплоФ, Уистинный джентльменФ, УхамФ, Усамо совершенствоФ, Увылитый дядя Коля в юностиФ, Угениальный шахматистФ, Уполное ничтоже ствоФ, Тартюф, Дон Жуан и т.д. В сущности, любой объект может быть назван любым именем. На этом построена поэзия. Ср. стихотворение Ахматовой о том, что такое стихи. Она говорит, что стихи Ч это все что угодно:

Это Ч выжимки бессонниц, Это Ч свеч кривых нагар, Это сотен белых звонниц Первый утренний удар...

Это теплый подоконник Под черниговской луной, Это Ч пчелы, это Ч донник, Это Ч пыль, и мрак, и зной.

Именно этой особенностью языка, его невротической перенасыщенностью значениями пользуется параноик. В случае паранойи ревности в качестве предмета, который должен быть поименован или описан, выступает измена жены, которую, опять таки, можно выразить при помощи неограниченного количества имен и дескрипций, различного рода жестов и мимических дви жений, красивой одежды, следов на теле, ухода и прихода в любое время.

Как любому денотату, в принципе, может быть приписано любое имя и дес крипция, так и конкретному денотату Уизмена женыФ может быть поставлен в соответствие любой признак и любое действие. Конвенция здесь заключа ется между языком и самим параноиком. Язык позволяет это делать.

Возвращаясь к началу статьи, к цитате из Фрейда, можно сказать, что идея соотнесенности истерии и искусства (иконичность плюс аксиологичность), так же как обсессии и религии (повторение и мистика), понятна. Все же слишком сильным кажется соотнесение паранойи и философии. Более привычным кажется представление, что философ это шизоид. Но во время написания книги УТотем и табуФ такого понятия, как шизоид, не было. Его гораздо позже ввел Кречмер в книге УСтроение тела и характерФ. Слово же УпаранойяФ, как оно употребляется Фрейдом в работе о случае Шребера [Freud 1981с], по экстенсионалу скорее соответствует тому, что в нынеш ней терминологии называют параноидной шизофренией. Во всяком случае, хотя бредовая система Шребера носила связный и внутренне логичный ха 188 Характеры и расстройства личности рактер, но она вся основана не на бытовой семиотике, как классическая крепелиновская паранойя, а на галлюцинациях Ч общении с божествен ными лучами, разговорах с Богом и т.д. То есть, в сущности, говоря о род стве паранойи и философии, Фрейд, видимо, имел в виду паранойяльнопо добное стремление философа строить систему знаков, мало считающуюся с реальным положением вещей, в угоду заранее сформулированной концеп ции. Сам Фрейд с гордостью считал себя не философом, а ученым, занима ющимся концептуализацией конкретных вещей, то есть, по нашему, шизо идной семиотизацией УреальностиФ.

Но на самом деле не существует принципиальной разницы между гумани тарной наукой и философией. И если рассматривать такие жесткие фило софские системы, как, например, систему витгенштейновского УТрактатаФ, то там действительно есть элементы паранойяльности: имеется одна глав ная мысль=посылка, что Увсе, что может быть сказано, должно быть сказа но ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчатьФ. И вокруг этой мысли, которая сама по себе, конечно, спорна (и впоследствии была опровергнута самим поздним Витгенштейном), закручивается дальнейшая Убредовая фабулаФ: учение о взаимном соответствии предметов, положе ний вещей и фактов, с одной стороны, и имен, элементарных пропозиций и пропозиций Ч с другой; толкование логических пропозиций как тавтоло гий; выведение общей формы предложения из тотального отрицания всех предложений; отказ в существовании этике, которая УневыразимаФ, и т.д.

Конечно, УТрактатФ полностью не укладывается в паранойяльную парадиг му. Мистические его идеи Ч обсессивны, а наиболее шокировавшая логи ков мысль, что не надо ничего говорить, надо молчать, Ч интроективна, депрессивна, то есть антисемиотична (что не удивительно, так как во вре мя написания УТрактатаФ Витгенштейн страдал тяжелейшей суицидальной депрессией [McGuinnes 1989]). Но характерно также и то, что попытка Рассела шизоидизировать УТрактатФ в своем предисловии к его английско му изданию, придать ему стандартную форму нормальной Уматематической философииФ встретила у Витгенштейна протест, так как вместе с водой Рассел выкидывал из ванны ребенка. УТрактатФ был интересен именно сво ей нестандартностью, паранойяльностью. Но тогда за эту паранойяльность зацепились Шлик и его друзья из Венского кружка и сделали из этой моно идеи целое философское направление, которое носило подлинно параной яльный характер: есть только предложения опыта, Упротокольные предло женияФ, цель философии Ч верификация, постоянная проверка того, ис тинно это предложение или ложно, а если не то и не другое, то оно бес смысленно [Шлик 1993]. Такая жандармская суперпаранояйльная филосо фия продержалась недолго. В ее недрах зародилась антипаранойяльное на правление, которое говорило, что не истинность правильного является 6. Язык паранойи критерием хорошей теории, а ложность неправильного (фальсификацио низм Поппера). Позднее и эта версия показалась слишком жесткой. После дним жестким паранойяльноподобным течением в философии, взыскую щим истины, был структурализм, особенно в его отечественном, Уостзейс комФ изводе.

Пол Фейерабенд в книге УПротив методаФ смешал все карты, провозгласив, что самая лучшая теория Ч эклектическая, анархистски не подчиняющаяся никаким жестким правилам. Так в философию пришел постмодернизм, мяг кий вариант шизофренической постсемиотической идеологии. Это был дей ствительно конец традиционной семиотики и философской паранойи, так как истину стало искать немодным, основные задачи стали заключаться в проблеме письма, в сущности, рефлексии над невозможностью семиотики.

Можно сказать в этом смысле, что первым философом постмодернистом был Шребер с его УМемуарами нервнобольногоФ. Слово УшизоанализФ у Де леза и Гваттари появилось, конечно, неслучайно. Принципиальная не толь ко неверифицируемость, но просто нечитабельность, непонятность, запу танность мысли и терминологии, постулирование принципиальной невоз можности разграничить знаки и вещи, кризис самого понятия реальности (понятие УРеальногоФ у Лакана совершенно не соответствует традиционно му структуралистскому понятию семиотической реальности, последнему скорее соответствует понятие УВоображаемогоФ) Ч все это говорит о том, что моделью философии стала не паранойя, а шизофрения.

Появление антипсихиатрического направления в психотерапии 1960 х го дов, основным пафосом которого стала мысль, что шизофреники не просто тоже люди и к ним надо относиться как к людям, но что шизофреники в ка ком то смысле гораздо лучше нешизофреников, окончательно реабилити ровало шизофреническое мышление, узаконило его как некую конструк тивную альтернативу УустаревшемуФ паранойяльному философствованию, ищущему Укакую то там истинуФ.

Поворот к Уздоровой паранойяльностиФ наметился в последнее десятиле тие в связи с кризисом шизофренической постмодернистской идеологии.

Этот возврат к традиционным ценностям Ч понятию истины, разграниче нию знака и денотата, реабилитации понятия реальности Ч позволяет на конец упокоиться духу Фрейда и Витгенштейна, всегда ратовавших за яс ность и внятность научно философского дискурса.

190 Характеры и расстройства личности Глава VII ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЙ Тот, факт что галлюцинации выполняют функцию механизма защиты, то есть прежде всего функцию понижения тревоги, разумеется, не новость.

(Ср., например: У... прежде всего, существование стремится избежать экзи стенциальной тревоги. Галлюцинации Ч это тоже форма попытки избе жать этой тревогиФ [Бинсвангер 1999]). Наша цель состоит в том, чтобы, встроив этот феномен в систему учения о механизмах защиты, постараться лучше понять его феноменологию и попытаться построить метапсихологи ческую теорию его функционирования.

Pages:     | 1 |   ...   | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 |   ...   | 41 |    Книги по разным темам